У каждого квартала – своя гильдия прях, обязательно – банк. Последний – крупная громада серого камня, сотканная из цельного куска скалы. Как по мне, так напоминает гротескный, увенчанный нелепыми декоративными башенками, бункер.
Банки считаются неприступными. Хотя находятся умельцы, которые проникают за тяжёлые, окованные бронзой двери.
В цитадели коммерции прохладно. Забираю из камеры вещи. У выхода жду Данила. Расслабленно курю, щурясь на столб пламени, растущий прямо из брусчатки площади. Иногда оттуда выныривают «посмертники» – ребята, пережившие собственную гибель. Возрождаются голышом.
Возле живого огня – каменные скамьи. На них лежит аккуратно сложенная одежда. Рубаха, брюки. За это спасибо трудолюбивой администрации. И нам, честным налогоплательщикам. Хочешь совершить покупку в магазине? Предъяви торговцу цветной код. Получить его можно в администрации, оплатив полугодовую прописку.
Всё просто. По этому же, индивидуальному, коду, получаешь доступ к банку.
Данил, жутко довольный, ступает на мрамор парадного входа. Щелчком отправляю окурок в урну.
Идём к лавкам портных. Здесь наскоро выбираем обмундирование. Я остаюсь верен стилю: куртка с капюшоном, без лишних изысков, брюки, высокие берцы, на шнуровке. Прежде чем оплатить покупку, набираю возле стойки, отведённой под кассу, цветовой код.
Высоченная арфа, вместо струн – видимые только мне нити. Честно говоря, не знаю, откуда они – из утка или из основы. Пряхи не раскрывают секретов.
Один за другим дёргаю разноцветные, не похожие по толщине нити.
Чёрный стандартный, рыжий тонкий, чёрный толстый, фиолетовый стандартный, чёрный тонкий. Так семь раз. Вот и весь мой код. Арфа отзывается мелодичным перезвоном, подтверждая пароль.
Кассир улыбается, принимает из рук серебряный карандашик. Внимательно изучает пробу, взвешивает на весах. После чего отсчитывает пяток бронзовых монет с оттиском в виде прыгающего через костёр человечка. Гербом столицы.
Ту же операцию проводим у бронника: Данил раскошелился на жилет из медных чешуек. Не Бог весть какая защита, но спасти от костяного наконечника сумеет. Я, под уговорами друга, сдаюсь, приобретаю себе такой же.
Следующая на очереди – оружейная лавка. Здесь я себя сдерживаю, хотя очень хочется отдаться шопингу. По сути, все эти орудия смертоубийства мне совсем ни к чему. Есть рогатка. Не простая, пропитанная Чудом. С ней, как показал опыт, не страшно даже возле камнееда. Снаряды для неё у меня всегда есть про запас. Глупо закупаться ими у оружейника, который продаёт их втридорога, когда можно по знакомству приобретать камушки чуть ли не мешками. За копейки.
Плюс, без толковой пряхи под боком никогда не знаешь, что всучивает тебе незнакомый купец.
Я скромно выбираю себе нож, с антрацитово-чёрным обсидиановым лезвием. Не для боя. Какой из меня боец? Так, хлеб нарезать, палки для шалаша настрогать.
Данил закупается основательно. К холодному оружию у него страсть. Выбирает под себя бронзовый топор, долго рассматривает лезвие, примеряется к длине обуха. Оружейник это терпит, а вот мне подобное занудство выматывает нервы.
Следом идёт мучительно-долгий выбор кинжала, камушка для заточки…
– Копуша, – бурчу я, толкая дверь лавки. Над головой приятно звенит колокольчик.
– Просто в тебе нет романтики воина. Это искусство, не то что из рогатки пулять…
Иронично хмыкаю:
– Что? Да я мастер рубки дров твоими топорами. Знаешь, как после этого духом воинства пропитываюсь? Аж за версту прёт…
– Нашёл, чем гордиться, мастер-хренастер.
Наша столица немноголюдна. Улицы чаще пустуют – удивляться здесь нечему. Жизнь, работа, кипит за городом. Здесь же, скорее, место для отдыха.
У меня тоже есть дом. Ну… не совсем дом, конечно, так, небольшая комнатушка. Там я отсыпаюсь, когда нет заказов. Другие иллюзорщики ведут похожий образ жизни. В городе спят, за ним – бодрствуют.
Молча идём вдоль торговой улицы, шаги эхом разносятся мимо чёрных, в предрассветной мгле, домов. Только в окнах лавок горит свет, роняет рыжие полосы на брусчатку.
У рукодельников совсем другой ритм. Можно с уверенностью сказать, что столица – их родной дом, их стихия. Они редко живут в одиночестве. Образуют небольшие подряды – дружные семьи. Всё ради того, чтобы дело не останавливалось ни на минуту. Так и живут здесь, посменно. Вышел один – заходит другой.
Столица – исполинский молл, торговый центр. Царство мастеров, товаров, ярких вывесок. Здесь можно отвлечься, посидеть в одном из баров, послушать музыку. Или отдохнуть по-настоящему, накрыться с головой одеялом, заперев дверь изнутри. Но ты, не будучи мастеровым человеком, так и останешься здесь гостем. Вечным покупателем.
Безумный мир навязывает безумные правила.
– Как меня всё это достало, – вздыхает Данил.
– Что «это»? – спрашиваю, перепрыгивая через огромную, подёрнутую корочкой льда, лужу. Ночь на исходе, самое время для холода.
Даже в полумраке вижу, как друг корчит недовольную мину.
– Вся жизнь эта, – говорит, – бессмысленная.
– Почему бессмысленная? Мы деньги зарабатываем. Хорошие. В этом смысл нашего захода в Канву.
– И что? Неужели жизнь сводится к заколачиванию денег, Фокс? Почему даже в новом мире нет великих идей, свершений? Мы как стадо баранов, ей-Богу.
Усмехаюсь. Домашняя философия до добра не доводит.
– А чего ты хочешь? Ну чего, скажи? – спрашиваю. – Каких идей? Хочешь, чтобы появился местный генерал, объявил священную войну фрикам? Или наоборот, чтобы абсолютники устроили охоту на нас? Или давай, будем строить коммунизм. А что, новый мир, чистый лист, можно всё заново начать.
– Почему бы не построить?
– Потому бы, – бурчу. – Кому это нужно? Горстке людей на краю обжитой земли? Ты знаешь, я ведь не в шутку это сказал. Там действительно есть общины с яркими политическими идеями. Эти ребята готовы мир покорить, устроить идеальное общество, строят утопию за высокими заборами. Только знаешь, что?
– Гм?
– Они бы, может и построили. Установили бы твёрдую власть. Но этого не будет. Потому что вся Канва для нас – ненастоящая. Идеи – ненастоящие, войны – такие же. Выбор не станет фатальным, иллюзорщик всё равно вернётся к жизни. Мы не можем умереть, стало быть, не можем и поверить в реальность.
Данил отмахивается, как от назойливой мухи:
– Ерунду городишь. Канва реальна.
– Для абсолютников, Дан. Это мы с тобой, можно сказать, развлеклись. Играли в приключенцев, зашли в чужой дом, унесли золото… почти унесли. Для них это самая настоящая трагедия. Им некуда отступать. Им в затылок дышит смерть.
– Что ж ты предлагаешь? – справедливо вопрошает Данил. – Никуда больше не ходить?
– Не я завёл разговор. Я пойду красть чужое Чудо. Потому что мне хочется жить, причём сыто. И мне дела нет до абсолютников. С предателями, перебежчиками, не может быть диалога. Так думаю не я один. Потому фрики не идут на мир.
Данил молча кивает.
Вообще, здесь я не совсем прав. Чтобы идти на мировую, нужно, для начала, объявить войну. А её, как таковой, нет. Всё очень просто: племя занимает землю подле источника силы, живёт на ней. И убивает всякого, кто пересекает границу. Не смотрят на то, иллюзорщик ты или нет. Общаться с фриками по-настоящему, «за жизнь», мне ещё не доводилось. Но, думается, что для них мы не более чем враждебная среда.
В любом случае, за всю историю пребывания человека в Канве, не было ни одного штурма столицы.
Не знаю, что творится в уродливых головах абсолютников. Но для нас они больше чем окружение. Это – символ позора.
Абсолютники не строят городов. Абсолютникам наплевать на Землю. Они живут, подобно зверям, диким, опасным. Придумывают собственный язык, строят жалкое подобие культуры. А потом спокойно убивают нас, бывших братьев.
Конечно, не все иллюзорщики – агнцы Божьи. Но, в целом, мы дружный народ.
Может быть, наше мини-общество и смогло бы принять отступников. Но они сами не хотят принимать нас. Не знаю, почему. Наверное, никто не знает. Это незнание порождает страх, а он, в свою очередь, ненависть.
Мы называем их предателями. Не совсем справедливо. Не все попадают к фрикам по доброй воле. Но… остаются. И перестают называть себя людьми. Это, наверное, самое страшное в абсолютнике. Человек, переставший им быть.
Мы останавливаемся возле приоткрытых створок северных ворот. Наверху, облокотившись на перила, скучают ополченцы. Вот уж у кого работа – хуже не придумаешь. Три дня проводить на одном и том же месте. С перерывами на выходные, конечно.
Так уж заведено, что стражей порядка не любит никто. Хотя делом, вроде, занимаются. Ловят воров, секут их плетьми на площади – опять же, развлечение для городских. Или помогают тушить пожары, которые здесь не редкость. Принимают наводки на «беспредельщиков», чтобы, при случае, не пустить в город.
И только за одну обязанность, сбор проходного налога – они заслужили общую ненависть.
