— Наслышана о твоём бесстыдстве, Бартуэ. Бегать с незнакомцем, совершенно не похожим на сиятельного господина, скрываться в безлюдном переулке и пытаться запугать меня — это не только проявление дерзости, но и порочности. Все только и судачат об этом. Поэтому я приняла решение. На правах опекуна… — Губы Орельи дрогнули и изогнулись в мстительной ухмылке. — Ты выйдешь замуж.
— Я не дам согласия, — сдержанно ответила я, хотя в душе́ царила буря эмоций, а по спине прошёлся холодок.
— Дашь, — она стукнула тростью. Как по команде одна из дам вышла и вернулась, неся на руках светлое свадебное платье, подол которого небрежно волочился по полу. — Или будешь сидеть здесь взаперти столько, пока не проявишь послушание. Ведь я… — она обнажила свои плохие зубы, — желаю тебе добра.
— Чтобы на вас такое добро обрушилось.
— Я уже немолода. К тому же я свободна, а ты нет. Поэтому надевай платье. Как только наденешь, получишь чай и печенье. Завтра утром состоится брачная церемония.
— Разве спешка не покажется странной? — попыталась я ухватиться хоть за какую-то отговорку.
— Какая разница, — отмахнулась директриса, только что твердившая о приличиях. Она развернулась, приняла из рук классной дамы платье и швырнула мне.
Я не ловила его, поэтому оно упало на пол, осев многослойными юбками пышной пеной у моих замёрзших ног.
— Ты будешь мне благодарна, — ухмыльнулась Орельи и покинула гардеробную в сопровождении молчавших дам.
Глава 8
Столько бед — и всё из-за избалованного Дракона, решившего потешиться надо мной.
Волна негодования поднялась в груди, разлилась жаром по телу. Ох, как я зла на него. Удумал зажимать в переулке сироту и приставать с поцелуями! Знает, что за меня некому заступиться!
Вспомнила, как грубо оттолкнула его, и пожалела, что ему мало досталось.
Ух, надо было тогда его хорошенько пнуть, чтобы не повадно было лезть к честным девушкам с поцелуями!
Однако перед глазами встал миг, когда он смотрел на меня с нежностью. Как я, заколдованная его взглядом, с замиранием сердца задержала дыхание и застыла, любуясь Шаллерэном. Вспомнила касание его мягких, дерзких, наглых губ — и лицо залила краска.
Вот же негодяй! Дурит глупышкам головы, пользуясь своим очарованием, а мне потом разгребай беды. А ведь таких, как я, у него много…
Стоило представить, как он целует других… Да хотя бы Олеану, в душе́ поднялась волна гнева, негодования и саднящей боли, от которой перехватило дыхание.
Увы, для Сиятельного Дракона я лишь игрушка. Глупо верить, что он хоть что-то делает для блага сирот. Он просто сделал красивый жест. А я не сдержалась — и вот… в ловушке.
Если бы только я могла выбраться отсюда и сбежать!
С тоской покосилась на окно. Увы, оно высоко, узкое, и вряд ли я через него пролезу.
Но если не хочу, чтобы меня выдали замуж или уморили голодом, надо постараться.
От негодования из-за жестокости Орлице зачесались кулаки. Но нельзя распускать руки, иначе слух о моём склочном нраве разнесётся по Лардуму, и я не найду работу. А мне она очень-очень нужна, чтобы выжить зимой на улице!
В крайнем случае я могу добраться до родителей Амелины и там найти временный приют. Но опять же, мне надо сначала сбежать. Что Орлица утром выдаст меня замуж, я даже не сомневалась. Ведь это и есть её месть.
Всё из-за Дракона! Синие, красивые глаза встали перед взором, и я горестно вздохнула. Да, я для него прихоть, провинциальная глупышка, но он для меня останется самым красивым мужчиной, которого я только видела. Я буду помнить его всегда. А он меня уже забыл, ведь у него полно́ красавиц, как Олиана.
Порывы стенаний, истерики и укоров я пресекла на корню.
Что сделано, то сделано. Сейчас надо думать о бегстве.
Ненавистное платье, новое и достаточно красивое, я готова была изорвать в клочья. Уже схватила его и с ненавистью потянула за рукав, однако на меня снизошло озарение.
Пусть думают, что я испугалась и сдалась. Потеряют бдительность. Быть может, я получу воды и печенье… А потом… Потом я сделаю всё, чтобы выбраться через окно. В конце концов, оно старое и хлипкое. Или нет?
Не уверена, что получится, но это мой единственный шанс.
Я надела ненавистное платье с мелкими пуговицами, от которого зачесались кожа, и стала расхаживать по гардеробной, громко топая.
Подол задел одну из напольных вешалок. Она с грохотом упала. Зато подозрительный шум привлёк внимание моих надзирательниц.
Ключ повернулся в замке, с надсадным скрипом открылась дверь, и вошла, конечно же, Орлица.
— Надо же. С чего такая покладистость? — нахмурилась она, разглядывая меня. Так и не поверив в мою сговорчивость, сложила руки на груди и встала в проходе, чтобы не дать мне сбежать. — Подозрительно. А как же гневные обличения, обещание небесного возмездия?
— Платье, мадам. Оно такое красивое. О таком я даже не смела мечтать, — чтобы скрыть истинные чувства, кротко потупила взгляд. — К тому же замужество — это не так плохо. Разве не к этому стремятся все девушки? Я даже выйду раньше, чем Нилья. — Я горделиво расправила плечи.
У Орлицы глаза округлились, едва не вылезли из орбит.
— Вы же желаете мне, мадам, добра. А месье Суси хоть и немолод, однако не беден. У него своя лавка. Голодать мы не будем.
У Орельи от моих слов спёрло дыхание. Она застыла с открытым ртом. Ей даже понадобилось несколько раз вдохнуть — выдохнуть, чтобы прийти в себя и отмереть.
— Если укротишь свой нрав, Бартуэ, то будет тебе счастье.
Всеми силами я пыталась изобразить послушание, но, чтобы не переиграть, подняла на директрису глаза и укоризненно попеняла:
— Но вы могли бы рассказать о планах раньше. Мне же требуется время, чтобы свыкнуться с мыслью о замужестве. Ведь ещё вчера и не думала о нём.
— Ты вообще плохо думаешь головой.
Директриса повернулась, чтобы уйти. Чтобы не остаться без воды, я намеренно покачнулась и оперлась рукой о шляпницу. Несколько шляпок упали на пол.
Орельи оглянулась, однако ничего не сказала. Разве что недовольно скривила губы.
Вскоре мадам Унина принесла мне большую чашку чая и печенье.
— Додерзилась, Эллария, — покачала она головой с туго уложенной косой на макушке. — Жаль, но ничего не изменить.
«Почему?» — едва не спросила. Хорошо, что вовремя прикусила язык и не выдала себя.
— Зачем менять что-то? — равнодушно пожала плечом. — Так я буду в тепле, при муже. Он позаботится обо мне.
По глазам классной дамы прочитала, что она думает иначе. Тоже наслышана о жестоком нраве семейки Суси.
Мадам Унина поджала бледные губы, нервно покрутила пуговицу на синем форменном платье, за которое классных дам зовут не иначе как кляксы, вздохнула и согласилась, не очень-то уверенно:
— Пожалуй, да. Так будет лучше.
После её натянутой, неискренней улыбки мне стало грустно. Растаяли последние иллюзии, что я могу получить хоть какую-то помощь, передать записочку или ещё как-то спастись.
Я опустила голову и попросила:
— Прошу, передайте девочкам, чтобы они за меня не волновались.
— Передам. Даже приглашу их на церемонию. Она пройдёт утром в зале пансиона.
— Почему не в храме? — насупилась я. Даже играть не пришлось, настолько ошарашила новость.
— Светоч приедет к нам. Так будет лучше.
«И вызовет меньше пересудов, если я скажу нет», — прочитала я между строк.
— До завтра ты, Эллария, будешь находиться здесь.
— Но… — не успела возразить, она выглянула за дверь. Там переговорила с одной из дам, дежуривших в коридоре, на случай попытки моего бегства, и скоро передо мной стоял ночной горшок. — Даже не думай глупить. Тогда завтра ты станешь самостоятельной. И счастливой.
Ложь так и сквозила в словах классной дамы. Мне хотелось подойти к ней, заглянуть в глаза, спросить: что с вами случилось? Но если выдам себя хотя бы взглядом, с меня не спустят глаз.
Заставила себя через силу улыбнуться.
