— Почему же уехал? Не позднее как сегодня, по дороге в бакалею, я встретила его у рынка. И не поверите, лично поинтересовалась, что же нам купить на пожертвования? Так вот он утверждал, что денег хватит и на нашу прохудившуюся крышу, и на штукатурку облезлых стен, и на многое другое. В том числе на одежду! По его мнению, мы плохо одеты!
— Ложь! — зашипела она. — Этого быть не может. Врёшь, мерзавка!
Ученицы, что разувались в гардеробной, убежали, чтобы не попасть под горячую руку.
Орлица настолько разъярилась, что перестала сдерживать себя. На стук её трости и громкий голос стали собираться классные дамы. Даже повариха пришла. И если раньше они всегда вставали на сторону директрисы, то сейчас не спешили поддерживать и, осмелившись тихо перешёптываться, обсуждали происходящее.
Осознав, что я пошатнула её авторитет, Орельи закричала:
— Неблагодарная дрянь! Дурное отродье!
— А вы безжалостная скряга! — не осталась я в долгу.
Орлица замахнулась тяжёлой тростью. Чтобы избежать удара тяжёлым набалдашником, который пришёлся бы на голову, я отступила.
— Вот и подумай над своим поведением! — прорычала она и с оглушительным грохотом захлопнула дверь. В замке провернулся ключ.
Я бросилась следом, схватилась за латунную ручку, потянула на себя. Однако как ни пыталась, дверь не поддавалась.
— Хватит с меня, Бартуэ. Твоё обучение в стенах моего заведения завершено! Досрочно!
— Вы не сможете всех вечно дурить! — забарабанила я кулаками. Даже от души попинала ногой.
— Посмотрим, как запоёшь, когда посидишь взаперти. Через пустой желудок живо дойдёт до дурной головы кто здесь главный.
Ничего нового. Снова испытание голодом и жаждой. Однако в этот раз я чувствовала, что ситуация хуже, чем обычно.
«Она выгонит меня… Уже давно грозилась», — вздохнула я и в волнении стала расхаживать по гардеробной. Как бы то ни было, жизнь продолжается и надо думать, как быть дальше.
Диплома мне не видать, однако так ли мои дела безнадёжны?
Взяла себя в руки, успокоилась и приняла решение: буду делать то же самое, что запланировала. Просто мои планы начнут воплощаться раньше. Но в этом нет ничего страшного. Работу найду, угол сниму и буду жить лучше прежнего.
Я ведь ожидала от Орельи подобной подлости. Готовилась к такому повороту: заранее договорилась с мадам Вуше, что сниму у неё крохотную комнатку и буду подрабатывать в доме аптекаря. Месье Журин и его супруга знают меня с детства. Их верная служанка Далва уже не справляется с обязанностями и нуждается в помощнице. А я в опытной наставнице…
Что ж, это станет началом моей самостоятельной жизни, в которой всё сложится удачно. Я уверена в этом. И если Орлица ждёт, что я буду рыдать, бить кулаками в дверь и умолять простить меня, не дождётся!
Воспрянув духом, я расстелила куртку на полу и села на неё.
Внизу особенно сквозило. Чтобы не замёрзнуть, взяла куртки Амелии и Роделии, накинула на себя. Когда девочки придут, извинюсь перед ними, они поймут…
Настроение поднялось, я успокоилась и готовилась к визиту Орлицы.
Только до вечера так никто и не пришёл.
Неужели девочки не выходи́ли на улицу? Неужто Орельи в бешенстве?
Пусть бесится. Мне без разницы. Вот только очень хочется пить.
Чтобы немного утолить жажду, приоткрыла небольшое окошко у самого потолка, свет которого скудно освещал гардеробную, сжамкала влажный снег и положила получившийся кусочек в рот.
Буду упрямо терпеть испытания и не стану просить снисхождения. Всё равно не получу его, только доставлю радость Орлице.
На улице стемнело, гардеробная погрузилась в густые сумерки, а я так и сидела запертая, в одиночестве.
Засыпая на полу, на куртках, укрытая ими же, я надеялась, что утром меня выпустят, однако ни на рассвете, ни перед началом занятий, ни перед завтраком и даже в обед ко мне так никто и не пришёл.
«Неужели девочек держат в пансионе, не выпуская на улицу! — удивлялась я. — Быть не может! Уж не сошла ли Орельи от жадности и злости с ума?»
За годы пребывания в пансионате, я хорошо изучила её, но в этот раз она меня неприятно удивила.
Гадая, что происходит, я ожидала её прихода и, прижимаясь ухом к двери, прислушивалась к шагам, что изредка раздавались в коридоре.
До последнего надеялась, что кто-нибудь из девочек сможет добраться до меня. И когда кто-то на цыпочках подкрался и застыл с той стороны двери, прошептала:
— Кто там?
Раздался ехидный, писклявый смешок.
— Вот теперь ты получишь по заслугам, — голос Нильи так и сочился ядом.
В недобром предчувствии ёкнуло сердце, на мгновения я поддалась панике. Но перед этой гадиной постаралась держаться и не показывать истинных чувств.
— И что? — ответила равнодушно, хотя сердце билось громко, часто, будто хотело пробить рёбра и выпрыгнуть из груди.
— Это ты ещё не знаешь того, что знаю я.
— Так Орельи с тобой и поделились планами.
— Я слышала, что она говорила.
Я не видела Нилью, но живо представила её гаденькую улыбочку, блестевшие мстительные глазки, смотревшие из-под жидкой чёлки.
— Так я и передам Орельи, что ты слышала и проболталась, — ехидно парировала я.
— Только попробуй!
— А то что? Что ты можешь мне сделать?
— Я… я пожалуюсь, что это ложь, и ты хотела сбежать! Да, именно так! Даже покажу стекло с трещиной! Скажу, что ты его разбила.
Я расхохоталась, вспомнив, о каком окошке идёт речь.
Небольшое, высоко под потолком, скудно освещающее гардеробную. Этой зимой из-за морозов оно треснуло. Чтобы Орлица не ругалась, мы с девочками припорошили его немного снегом… — повернулась к нему и с грустью отметила, что оно маленькое даже для меня. Не пролезу в него при всём желании.
— Орлица тебе не поверит.
— О, она в такой ярости, что поверит чему угодно. Кроме того, твои дни в пансионе сочтены.
— Вот напугала! — хмыкнула я.
— Ты не знаешь главного! — голос Нильи зазвучал громче, злораднее. Не иначе как она приникла всем телом к двери. Жаждет выложить новость, что подслушала, но медлит, чтобы помучить меня неизвестностью.
А мне лучше бы вызнать, какую гадость приготовила Орлица, и подготовиться, чтобы потом не выдать своего волнения и страха.
— Врёшь. Ничего ты не знаешь, — я нарочно передразнила её. — Только и можешь, что трепать языком бла-бла-бла!
— Знаю!
Я притихла, сделав вид, что отошла от двери и больше не слушаю. Нилья помолчала, а потом злобно зашипела:
— Хорошо, я скажу! Скажу, чтобы ты знала и помнила меня. Ту, кто принёс тебе благую весть!
«Выкладывай уже!» — едва не рявкнула я, но сдержалась. И Нилья торжествующе выпалила:
— Мадам Орельи, по праву опекуна во время твоего обучения в пансионе, выдаст тебя замуж. За месье Суси!
Хорошо, что меня от злых глазок гадины Нильи отгораживала дверь, иначе бы она осталась довольна тем, в какой шок ввергла меня; как напугала!
Я схватилась за сердце, задрожала. Ноги подогнулись, и я опустилась на колени.
— Что, Бартуэ, впечатлена местью? «Красавец» месье Суси в самый раз подойдёт тебе. Такой же мерзкий, гадкий, как и ты! Будете жить несчастливо и недолго.
О нет! Лучше умереть, что выйти за этого желчного, противного, мелочного вдовца с его склочной матерью. Он двух жён уже свёл в могилу. В здравом уме никто в Лардуме и округе за него замуж не пойдёт. И я не дам согласия! Ни за что!
— Ну, радуйся, дурочка Бартуэ. А я пойду на уроки. Кстати, сегодня в обед знаешь, какой был вкусный омлет с грибами и сладким чаем! М-м! Пальчики оближешь!
Гадина знала, что я голодая, и намеренно дразнила.
— Если бы не я, ничего бы не изменилось в пансионе. Так бы и кормили плохо из-за жадности Орельи.
— Молодец, Бартуэ. Продолжай стараться. Вечером буду ужинать, но о тебе даже не вспомню. Пока-пока, будущая мадам Суси! — она гаденько захихикала и убежала.
Я не верила, что сказанное Нильей — правда. Однако после ужина, когда ученицы разошлись по классам, щёлкнул замок. Дверь отворилась, гардеробную в сопровождении двух классных дам вошла Орлица. В тёмном глухом платье она выглядела как ворона. И её взгляд из-под сведённых бровей не обещал ничего хорошего.
