Когда обед уже заканчивался, один из коммерсантов, помоложе, сказал: "Синьор Де Пальма, если позволите, я пойду на эту встречу". Капитан кивнул. Коммерсант вышел не простившись.
Больше у Джулиани не было никаких сомнений. Он подошел к столу и представился:
- Я инспектор полиции из отдела Мобиле...Капитан то закрывал глаза, то вдруг открывал, как под действием яркого и резкого света. Голос у него был спокойный, он, казалось, совсем не удивился вызову в квестуру для беседы с комиссаром, который занимался делом бедняги Датури.
- Итак, что вас интересует, господин комиссар? Кстати, разрешите закурить? - Де Пальма достал сигару, рассеянно покрутил ее в пальцах.
Амброзио эта сигара напомнила Массагранде, командира Мобиле, когда сам он был еще довольно молодым его заместителем.
- С некоторых пор мне поручено заниматься тем, что репортеры называют микропреступностью. Вы ведь знаете, насколько выросли мелкие кражи, вымогательства, не говоря о покушениях, вооруженных грабежах, кражах автомобилей и пожарах с жертвами.
- А убийства? - спросил Капитан. - Насколько я понимаю, вы занимаетесь и убийствами.
- Более чем на сорок процентов.
Капитан пустил вверх струйку дыма от сигары.
- И что вы собираетесь делать? Васильковые глаза его стали стеклянными, почти прозрачными.
- Глава полиции говорит о профилактике, усилении "видимого" присутствия государства и сил охраны порядка в центре, на окраинах, в пригородах...
Амброзио, вздохнув, подумал: "Сейчас он взорвется". Но Де Пальма подвинул кресло к столу и оперся локтями о стекло.
- Государство? А оно существует? Существует еще? Или уже давно рухнуло?
- А вы как думаете?
- Я думаю, что Италия - не государство. Италия - конгломерат семей, а государство - это нация. Была попытка превратить это сообщество в нацию, но она позорно провалилась. Вам это говорит один из тех, кто пытался что-то сделать.
- Вы воевали? Де Пальма аккуратно стряхнула пепел в пепельницу.
- Какие курите сигары?
- "Клатмастер".
- Я так и знал.
- Как вы сказали?
- Их курил мой командир.
- Знаете, сколько лет мне было, когда я решил помочь в создании новой родины? Восемнадцать. Тогда как раз началась война. Я был в пустыне, с противотанковой пушечкой 47/32. Ее звали "Слоненок".
- Что вам запомнилось из тех дней?
- Запах порохового дыма, трудно было дышать.
- А потом?
- Я нашел это в книге, но это случилось и со мной.
Красный кориандр на лбу моего лучшего друга.
- Долго шел бой?
- Неделю, со второго по седьмое декабря. Знаете, что запомнилось? Снаряды, касаясь песка, издавали странные звуки, казалось, слышишь щебетание птиц.
- Английские снаряды?
- Чьи же еще? Против нас стоял восьмой танковый, потом эскадрон броневиков, королевские драгуны и Бог знает кто еще. Мы держали высоту 174... Он замолчал, во взгляде пронеслась тень грусти.
- Не понимаю, зачем я вам об этом рассказываю?! Вот уж верно: ветераны всегда невыносимы.
- А после войны, вернувшись домой, вы учились?
- Получил диплом инженера-электронщика. Занимался даже по воскресеньям, жил как бирюк, растерял всех друзей.
- А девушки?
Впервые улыбка осветила лицо Капитана.
- Встретил одну, стриженную под мальчишку, так тогда было модно. Худенькая, белобрысая, носила длинные юбки. Я спрашивал, хочет ли она мороженого, сока или вермута, она всегда предпочитала рисовую кашу с бульоном. Всегда хотела есть. Отец ее был репрессирован. Два года они ели одну картошку.
- Любили ее?
- Да. Но нужно было получить диплом, для нее у меня не было времени, я просто не мог. Математический анализ, аналитическая геометрия... Господи, на какую чепуху ушла моя жизнь!..
- Вы расстались?
- Она вышла за другого.
- Вы сказали, что Италия кажется вам не нацией, а конгломератом семей.
- Когда я вернулся домой из плена.., ничего я не нашел, абсолютно ничего, только равнодушие. Все изменилось: ценности, в которые я верил, были выброшены на свалку. Имена новых лидеров мне казались смешными:
Скоччимарро, Меуччио Руини, Тромбадори... Они были плохо одеты, не умели говорить. Отец повторял мне: парень, поверь, в конце концов ничего не меняется, эта страна - ненадежная телега, не садись в нее, иди своей дорогой. Бедняга, он понимал, что все мои мечты, как и его, рухнули навсегда.
- Вы женаты?
- Прожили двадцать лет, потом разошлись. Детей не имели. Что говорить, характер у меня... А Антония дни напролет болтала как сорока, и голос у нее противный, сорочий... Минуты не могла помолчать. Мне хотелось посидеть в тишине с книжкой, подумать о жизни, а она... Однажды у меня просто лопнуло терпение.
- Вы хорошо знали синьора Датури?
- Я всегда обедал в его траттории, в полдень. Хороший был человек, из тех, знаете, что целиком отдаются работе, стараются все сделать как можно лучше. Превосходный кулинар и кондитер, работал за границей...
- Он увлекался новой историей. Я видел в его доме книги о войне.
- Некоторые посоветовал ему прочесть я. Некоторые подарил. Его интересовали морские сражения, особенно гибель "Бисмарка", броненосца "Граф фон Шпее".
- Он был не очень-то здоров...
- Ничего страшного. Если бы не встреча с этими подонками, он и сейчас был бы с нами, я уверен.
- Один из этих двоих убит, второй, предупрежденный по телефону, живет под страхом смерти.
- Поэтому вы и решили со мной познакомиться?
- И да, и нет, Капитан. У меня на плечах уже четвертое убийство, и единственное пока свидетельство - это калибр пули, всегда один и тот же.
- Любопытная деталь, - пожал плечами Капитан.
- Где вы живете, синьор Де Пальма?"
- На площади Бернини, я всегда там жил. Это квартира моих родителей.
- Ваша бывшая жена вышла снова замуж?
- Живет с одним художником, недалеко от меня, на улице Гуеррини. Иногда встречаемся.
- У вас есть домработница?
- Приходящая. Куда вы клоните, комиссар?
- Никуда. Пытаюсь понять, что происходит вокруг убийства. В данном случае - вокруг четырех убийств.
- А я тут при чем? Вам нужно мое алиби? Хотите знать, где я был, когда подстрелили грабителя?
- Разве я спрашивал об этом?
- Спросите, наверное. Что еще вы хотите знать? Есть ли у меня любовница? Да, есть.
- У меня тоже есть женщина, кстати, значительно моложе меня. Я еще не женился на ней, хотя тоже разведен.
Амброзио не первый раз пользовался своими неудачами, чтобы вызвать сочувствие, понимание ближнего. Если бы это услышала Эмануэла!
- Моя приятельница ко мне в дом не приходит. Мы встречаемся в городе или в ее квартире. Она тоже была замужем. У нее два сына, еще подростки. Я для них как дедушка. Они зовут меня Капитаном.
- Синьора работает вместе с вами?
- Откуда вам это известно? Амброзио промолчал.
- У вас есть разрешение на оружие?
- Разумеется. И старенькая "беретта".
- Приходилось пользоваться?
- Только в тире.
- Пару недель назад был убит наркоман, некто Антонио Армадио, двадцати семи лет. Вы читали об этом в газетах?
- Я не поклонник полицейской хроники. Кто его убил?
- Мы еще не нашли. Было что-то странное в этом преступлении. Калибр пуль, идентичный тем, которыми убили грабителя на улице Де Костилья на Острове.
- Они выпущены из одного оружия?
- Да.
- Это интересно.
Де Пальма положил недокуренную сигару в пепельницу. Струйка дыма поднималась к потолку. Он следил за нею, прищурив глаза.
- И что из этого следует? О каких новых преступлениях вы мне хотите рассказать?
- Например, о двух убийствах в ночь карнавала. Два молодых человека, возможно, автомобильные воры, были застрелены в скверике в нескольких шагах от Мемориального кладбища.
- Все из того же оружия?
- Из того же армейского оружия.
- Вот почему вы меня вызвали?! - протянул Капитан сквозь зубы. - Но нас ведь тысячи, кто имеет "беретту" девятого калибра.
- Я не ищу "беретту". Ищу мотивы преступления.
- Могу я помочь?
- Возможно.
Де Пальма, казалось, избавился от напряжения, откинулся в кресле, вздохнул, погладил рукой затылок.
- Ваш друг Датури...
- Он не был моим другом. Просто хороший знакомый, порядочный человек. Друзей я давно растерял. В Мармарике, в Тунисе, в Италии... Они мне и сейчас снятся, я и сейчас порой вижу их лица среди диких пиний, на красной земле эль-Фандии. Мы спали на маскировочных полотнах, а в черном небе было столько звезд...
- Они погибли?
- Все и ни за что.
Сумел ли он победить в нем недоверие? Комиссар не был уверен.
- Вы говорили, что после возвращения вас больше всего поразило безразличие общества.
- Не только. Но все хотели учить тебя, никто не признавал, что сам слепец или просто никудышный учитель. А я хотел, чтобы ко мне относились с уважением. Если бы они сказали: "Слушай, парень, жизнь не такая, какой ты ее себе представлял, тебя обманывали, мы все были охвачены нездоровым энтузиазмом, потом проснулись и вот мы здесь, еще живые. Возьмемся вместе за работу". Вместо этого...
