по компьютерам, ноутбукам и тому подобной технике.
— Сисадмин?
— Да. А работал он в фирме «Север плюс».
— Не слышал про такую.
— Я тоже. Участковый отозвался о Николае, как о человеке умном. То есть он не только в железках и программах шарил, но и по жизни был с мозгами.
— Да, такой мог что-нибудь затеять. Но вот мотив… — опер пожал плечами. — Напрашивается самый банальный.
— Как всегда, — развел руками Гуров. — Основной мотив большинства преступлений и темных дел — деньги.
— Бывает, что еще и власть.
— Ты прав, но в нашем случае, мне кажется, все-таки деньги. Были бы эти Залевский и Закутько где-нибудь какими-нибудь начальниками или влиятельными людьми, тогда да. А тут охранник и сисадмин. Нет, Стас, здесь исключительно финансовый мотив.
— Интересно, что же они могли затеять?
— Да что угодно. Хотя бы какую-нибудь мошенническую схему. Опробовали разок, дело пошло. А потом нарвались на того, на кого не следовало.
— Да, вполне вероятно. Могло, конечно, что-нибудь еще быть. Но точно мы пока не знаем.
— Узнаем. Надо, Лева, навестить квартирку Закутько и этого, как ты сказал, его фамилия?
— Залевский.
— Да, Залевского. Может, они и не вели подробные дневники с описанием всех своих делишек, но какие-нибудь зацепки, думаю, можно найти.
— Мне кажется, в квартиру Николая идти бесполезно.
— Почему?
— Семен приходил туда после его смерти. Не один, конечно, а с родителями покойного друга, но он мог все нужное забрать.
— Да, это тоже возможно. Но посмотреть стоит. Сам знаешь, лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и потом жалеть.
— Ладно, тогда позвоню его родителям. Надо только какой-нибудь предлог благовидный выдумать. Пока не хочу вываливать на них подозрения, что их сынок не сам помер, а с чужой помощью. Только перенесу это на денек, потому как я на дежурство завтра заступаю. Не факт, что будет возможность поговорить или съездить. А ты давай тряси Дашу. Или, если она не в состоянии идти домой к любимому, просто попроси у нее ключики. Тем более что адрес известен, а посторонних там не будет. Если, конечно, Даша еще не позвонила этому двоюродному или троюродному брату.
— Вариант. Тогда завтра сгоняю к Царькову, а потом уже и на квартиру к Закутько. Сегодня вечером тогда и звякну Даше.
Лев Иванович посмотрел на часы.
— Так уже вечер, — улыбнулся он.
— Да? — Опер тоже глянул на время. — И правда, восьмой час уже. Что-то мы, Лева, засиделись. Пора и честь знать.
— Согласен. У нас еще завтра рабочий день.
4
Встречу с Дашей Крячко чуть не прошляпил. Разумеется, не специально, а потому, что долго проторчал в больнице, где лечился после рабочих травм Михаил Царьков. Накануне опер накопал на него гору информации. Из которой следовало, что всякими политическими идеями Миша увлекся еще в далекой юности (а сейчас ему чуть за тридцать) и даже сейчас не расставался с ними, хотя возраст и жизненный опыт уже не делали из него наивного и фанатичного юнца. Некогда молоденький парнишка Мишка, или, как его раньше называли, Михась, постоянно ходил на митинги, шествия, политические акции и тому подобные мероприятия. Как личность он был довольно умелым и вдохновенным оратором, превосходным собеседником, мог поддержать любой разговор на любую тему, даже не связанную с политикой, так как был человеком начитанным и неглупым. Со Стасом Царьков общался довольно спокойно и охотно и даже сделал пару умелых попыток перевести разговор в русло равенств, прав и свобод. Впрочем, Крячко тоже был не лыком шит и быстренько вывел Михаила на нужную дорожку.
Про грешки своего начальника потерпевший, разумеется, знал. И пустился в подробные объяснения.
— Я просто хотел, чтобы эту гниду убрали от нас, — сказал он, имея в виду Гаврюхина. — Ладно бы он просто воровал, но так он еще и редкостный самодур. Премии лишал по поводу и без, сверхурочные за вечера и выходные нам не оплачивал, а тем, кто принципиально не выходил, то выговоры лепил, то зарплату резал. И жаловаться-то без толку, у него везде прихват, а если какая проверка, то он тут же менял пластинку и становился показушно доброжелательным и заботливым, понимаете?
— Еще бы, — усмехнулся Станислав. — Встречал таких, и не раз. Даже у нас, в органах.
— Вот, — Миша поднял палец. — Поэтому я говорю, что с такими людьми надо бороться любыми доступными методами. У нас недавно на заводе перестановки начались в начальственных верхах. Я и стал ребят в цеху подбивать, мол, давайте скинем эту гниду. Сначала уломал коллег на забастовку, когда Гаврюхин в очередной раз сверхурочные зажал. Этот… — он употребил матерный эпитет, — простите за выражение, там орал, как пожарная сирена, но все-таки выплатил людям то, что причитается. А потом бац — и всех забастовщиков премии лишил. Каково, а?
— Да ясен пень, — пожал плечами опер. — Самодур, как ты и сказал. Тут я с тобой согласен. Но ты мне, Миша, лучше вот что скажи: про кражу металла наверняка слышал?
— Да это все слышали. Чай, в одном цеху все работаем.
— А про то, что Гаврюхин взятки берет?
— Ну, так, — Михаил неожиданно замялся и отвел взгляд. — Догадывался.
Юлит, понял Крячко. Ушлый парень этот Царьков.
— Миша, вопрос неофициальный. — Стас посмотрел в глаза парню. — Скажи честно, ты ведь не только добивался того, чтобы Гаврюхина от вас убрали. Ты ведь с него самого хотел что-то поиметь, так?
— Да ничего мне от него не надо! — возмутился Миша, но слишком уж делано. — Мне надо нормальное отношение к рабочим людям.
— Это все понятно. Но у тебя же тоже есть нужные знакомства и связи, это я знаю точно, можешь не отрицать. Но я тебе повторяю: это вопрос неофициальный. То, что ты хотел что-то с этого жулика слупить, — дело твое. Вот только Гаврюхин тебе платить не захотел, а подстроил эту аварию. И не переживай, в деле это не всплывет — то, что ты требовал с него денег. А если и всплывет, то не от меня.
Царьков помолчал. Потом вздохнул.
— Да, вы правы, — сказал он. — Я и сам по-идиотски сделал. Не продумал все до конца, когда пошел к нему. Понимаете, мы с ребятами задумали выпуск нашей газеты, а на это деньги нужны. Ну не все же из нас богатые или спонсоров имеют, понимаете?
— Понимаю, — кивнул Стас, сильно сомневаясь в благородных целях Михаила. Наверняка если бы он и получил деньги с Гаврюхина, то большую часть обязательно бы себе прикарманил. — Он тебя послал?
— Не совсем. Сказал, мол, иди, завтра поговорим. И
