«Эконом-жильё»
В 1829 году в Циммербуде проживало 388 человек. В 1858-м – 634 человека. В 1894 году началось строительство канала Кёнигсберг – Пиллау, завершившееся в 1901 году. И Циммербуде буквально расцвёл. В 1905 году здесь было уже 797 жителей. Объединившись с Пайзе и Неплекеном, Циммербуде основал свою церковную общину. Здесь активно строилось так называемое «эконом-жильё»: одноэтажные домики, рассчитанные на две квартиры.
В каждой квартире – две-три комнаты, большая кухня, помещение для стирки, погреб. За домом – участок с садом, огородом и кирпичным сараем для скота.
В сараях – это ещё успели унаследовать первые советские переселенцы – цилиндрической формы цементная кормушка для скота, куда с помощью ручного водяного насоса можно было подать дождевую воду; здесь же – приспособление, благодаря которому навоз смывался прямо в огород.
Крыши дома и сарая оборудованы водостоками: дождевая вода стекала в подобие металлической ванны, куда и был опущен шланг водяного насоса. Всё грамотно, чисто и эффективно. В саду – вишни, сливы, яблони… Аккуратные скамеечки из некрашеного дерева (хозяйки регулярно мыли их тёплой водой и скоблили ножом). «Эконом-жильё» предназначалось в первую очередь для квалифицированных рабочих, занятых на обустройстве канала.
Акушерка из Светлого
В 30-е годы XX века Циммербуде был небольшим, но оживлённым населённым пунктом. Здесь продавались изделия мануфактуры, были трактир, пекарня, гостиница «Вальдпшосхен» («Лесной замковый домик»), жандармерия… Роды у местных жительниц принимала акушерка. Дети ходили в школу…
В Пайзе было три небольшие гостиницы, универмаг, булочная, мясная лавка и… спортивное общество (тамошние мужчины особенно предпочитали футбол). Среди «достижений цивилизации» можно отметить электростанцию, железную дорогу с вокзалом, причалы, комбикормовый завод…
Общий вид посёлка Пайзе. Слева – школа, справа – гостиница Эдуарда Хердера, 1905 год
Когда началась Вторая мировая, в «рабочие городки» – упоминавшиеся выше одноэтажные домики – въехали офицеры-эсэсовцы.
Надо сказать, «элитных» эсэсовских дивизий (вроде снискавшей особо печальную славу «Мёртвой головы») на территории Восточной Пруссии практически не было – так, вспомогательные части. Так что в Циммербуде эсэсовцы не «стояли насмерть» – может, поэтому война и не оставила здесь сильных следов разрушения. Да и вообще, в этом населённом пункте масштабные боевые действия практически не велись (хотя в Пайзе и высадился наш морской десант). Но жертвы, конечно, были: 1 080 советских военнослужащих похоронено на территории экс-Циммербуде.
В 1947 году эта точка на карте завоёванной Восточной Пруссии получила название «населённый пункт Светлый». Первые переселенцы жили здесь бок о бок с немцами – и довольно-таки неплохо с ними ладили.
Старший брат моей знакомой, родившийся в 1946 году, обязан своим появлением на свет немке-акушерке. Роды были сложными: он шёл вперёд ножками, и мать его, в короткие минуты между очередными схватками, уже прощалась с жизнью. Но акушерка сумела принять младенца так, что уцелели оба: и мать и дитя.
Мальчика назвали Иваном
Мальчика назвали Иваном. И только его мать и эта самая акушерка знали, что «для Бога» его зовут Иоганн – в честь сына немки, погибшего на Восточном фронте.
А Валерий Игарский, известный в Сети литератор, чьё детство прошло в Циммербуде, вспоминает, что его мать очень любила, когда он гулял с немецкими ребятишками. Потому что они вели себя осмотрительно – в то время как наши подбирали, где ни попадя, патроны и неразорвавшиеся снаряды и швыряли их в огонь, рискуя убиться или покалечиться.
Капелла в Пайзе. Акварель И. Автухова
Он же, Игарский, с теплотой говорит о жившей по соседству фрау Эмме, которую все называли «эсэсовкой». Однажды она принесла ему котёнка: чёрненького, с аккуратной беленькой «салфеточкой» на груди. Видимо, чтобы спасти – сама она уже была прозрачной от голода.
С депортацией немцев было связано много историй – как, впрочем, и везде по Калининградской области. Мне рассказывали сюжет, достойный Шекспира: молодая жена офицера приехала к мужу вместе с маленьким ребёнком. Соседка-немка (её ровесница) набилась к ней в услужение: есть-то было нечего. Присматривала за младенцем – за хлеб и чашку супа. Через недели две жена офицера возвращалась из Кёнигсберга, куда ездила за продуктами (на рынке пыталась выменять на что-нибудь каракулевую шубку, найденную в немецком доме). В кузов грузовика набилось человек двадцать, ехали стоя. На повороте шофёр не справился с управлением и врезался в «солдата вермахта» – дерево на обочине.
От удара все попадали, кто куда, – а жену офицера выбросило на землю. Она ударилась головой и спиной, её парализовало.
Сохранила родину и обрела семью
Никаких надежд на выздоровление не было. Женщина понимала, что умирает. А тут началась депортация.
Видя, как любовно немка относится к малышу, умирающая предложила… взять её документы. И прикинуться, что после аварии (о которой все знали) утрачена речь. (Внешне женщины были немного похожи.) Вскоре офицер похоронил жену – как немку, уволился из армии, нашёл домик на другом конце Циммербуде, а немка Ангелика, ставшая Валей, обрела семью и сохранила родину…
Потом она перебралась в Калининград, к дочери. В Германию она так и не ездила – остерегалась оформлять загранпаспорт. Воспитывала правнуков – и ни о чём не жалела.
В 1949 году Светлый был назван «рабочим посёлком», а в 1955-м получил статус города – самого молодого города в Янтарном крае.
В советское время Светлый очень удачно сочетал в себе патриархально-провинциальную неторопливость и размеренность быта – с «продвинутостью» портового города. Здесь на ремонте стояли латвийские, литовские суда, заходили красавцы-траулеры из Ленинграда. К причальной стенке в Пайзе не раз швартовался знаменитый парусник «Крузенштерн» и его не менее знаменитый «товарищ» – «Седов»… Так что светловолосая Ассоль вполне могла дождаться своего капитана Грея – пусть даже на горизонте вспыхивал не алый шёлк парусов, а белая парусина… Наверное, это было «звёздное время» Светлого.
Янтарный рай Пальмникен
Добытчикам «солнечного камня» больше не грозит виселица
Пальмникен (ныне пос. Янтарный) обязан своим существованием янтарному промыслу. «Солнечный камень» на берегу Балтийского моря начали собирать ещё в седой древности. На протяжении столетий способы менялись: «старатели» то ловили треугольными сачками морские водоросли, которые во время осенних и весенних штормов вместе с кусочками янтаря выбрасывало в прибрежную зону… то рыхлили дно специальными баграми… то извлекали янтарь из глины с помощью «царапок» (приспособлений, на манер тех, что и поныне применяются при уборке картофеля).
«Старатели» даже умудрялись привлекать «ясновидящих», то есть людей, способных сквозь небольшую толщу воды различать крупные куски янтаря. А иногда добывали янтарь ночью, при свете горящей смолы в бочках, привязанных к деревьям! Существовало поверье, что украшения из такого вот «ночного» янтаря оберегают владельцев от дорожных неприятностей и уличных воришек.
Во времена правления в Пруссии Тевтонского ордена вся янтарная добыча была объявлена его монополией. За незаконный промысел полагалось одно наказание – смерть. Но отчаянных «старателей» мало пугала перспектива завершить жизненный путь на виселице. Помянув очередного беднягу, который «образцово-показательно» раскачивался с высунутым языком, искатели янтаря облачались в высокие сапоги и специальные костюмы, туго зашнурованные у горла, – и отправлялись на свой опасный и преступный промысел.
Судовладелец и купец
И Балтийское море кормило «старателей». А иногда – самым счастливым – удавалось сорвать крупный куш. Так, однажды после сильного шторма на берег в районе Пальмникена вместе с водорослями было выброшено 2 000 килограммов янтаря! Надо думать, хватило всем – и законным и незаконным добытчикам.
Впрочем, Пальмникен не был центром «контрабандной» добычи «солнечного камня». По-настоящему, история этой деревушки началась в 70-х годах XIX века, и была она (история!) вполне добропорядочна. И где-то даже «высоко технологична»: именно здесь янтарь начали добывать «продвинутым» способом: то есть промышленно, «шахтно и карьерно».
Некто Штантиен и Беккер (судовладелец и купец), основав фирму имени самих себя, в 1873 году заложили в окрестностях Пальмникена шахту, получившую женское имя «Анна». Кстати, там трудилось немало российских подданных. Приезжая на заработки в Восточную Пруссию, они нанимались рудокопами.
