лежали на тумбочке. Уже одетый, сидя на подоконнике, он оглядел медицинский бокс, проверил не забыл ли чего и аккуратно, чтобы не повредить больную ногу, вылез на улицу.
Территория лагеря была не очень велика и прикидывая где ему спрятаться, Максим выбирал между старыми пионерскими корпусами на главной аллее и клубом. И клуб, и старые корпуса были закрыты, но до клуба было ближе, а нога так болела, что выбора на самом деле не было. Правда, чтобы попасть внутрь нужно было залезть на стену и втиснуться в щель между стеной и крышей. Но Максим это уже один раз проделывал и был уверен, что сможет этот трюк повторить. Спать он решил на крыше проекторной будки.
Как уж ему удалось уснуть? Может дело было в усталости, может в том что по крышей клуба он почувствовал в безопасности, но Максим отключился, как только его голова коснулась щекой плеча. И ни ночной холод, ни боль в ноге, ни короткий вскрик медсестры Любы не смогли его разбудить. Кошмары ночью тоже не потревожили его. А снился ему бесконечный космос, свет голубой планеты под ногами и одинокий человек, к коротким ежиком седых волос. Максим всё уговаривал его обернуться, но тот только улыбался и смотрел, то на землю, а то на далёкие холодные звёзды, и только смеялся удивлённо качая головой.
– Странно, – приговаривал он, запрокидывая голову наверх. – Что всё закончилось именно так. Здесь есть о чём подумать.
И снова улыбался. А космос пах травой и солёным ветром.
Глава седьмая
– Максим! – кто-то тряс его за плечо, заставляя проснуться. – Пора!
И не дожидаясь пока он откроет глаза его подняли на руки и стали осторожно спускать вниз. Окончательно Максим пришёл в себя, когда Аркадий Матвеевич посадил его на скамейку около будки и застегивал его сандалик.
– Сейчас мы пойдем с тобой назад к медпункту. Там нас ждёт синий рафик и водитель Володя. Идти сможешь?
Максим попробовал ступить на больную ногу и утвердительно кивнул головой.
– Выходить будем через двери клуба, я открыл их, и пойдем не налево к медпункту, а прямо по дороге к пятому и шестому корпусу. Ты меня понял?
И получив ещё один согласный кивок, начальник лагеря отряхнул Максиму футболку и крепко взял его за руку.
– Так вот, когда выйдем из дверей, смотри на меня. Слышишь? Только на меня.
– Как вы меня нашли?
– Запомни, каждый человек оставляет след. Увидеть его можно., если тебя с этим человеком, что-то связывает.
– Вы заходили во время? – спросил Максим с испугом.
Он остановился и, не смотря на боль в колене, изо всех сил упёрся обеими ногами в песок и попытался выдернуть свою ладонь.
– Вы же мне запретили! Сами же сказали, что нельзя, и сами же пошли смотреть! – кричал он так яростно, как не мог закричать вчера. – Я же из-за вас … Вы же сами велели…
Вспоминая потом эту сцену, Максим так и не смог понять и из-за чего он так разозлился или расстроился. Смысла в этом крике не было никакого, кроме того, что он был так сердит на Аркадия Матвеевича, что в ярости, всё-таки вырвал свою руку из его ладони и побежал от него в сторону медпункта. Начальник лагеря его бы конечно догнал, а может быть он даже сам одумался бы и повернул назад, но ничего этого не произошло, потому что, сделав буквально пять-шесть шагов Максиму пришлось остановиться: в кустах лежала медсестра Люба. Она казалась совсем маленькой, со смешным каштановым хвостиком и обиженным выражением на лице. Её шлёпки валялись здесь же неподалёку, а голова была неестественным образом повернута набок. Это было так странно и так понятно, в её лежащем в кустах теле было столько нелепого и ненормального, что сомневаться в том что он видел, Максим не мог. Он не испугался, мёртвое тело не вызывало в нём ни страха ни отвращения. Мысль о том что Люба погибла из-за него, тоже не посетила его. Он просто понимал, что чудная молодая женщина, лежащая на траве, больше не та милая медсестра, которая вчера осматривала его ногу, но принять этого не хотел. Он нагнулся и попытался её поднять.
–Люба, вставай. Хватит же лежать, ты же простудишься. Вставай, не надо.
– Прекрати! Пусть она лежит – мы ей помочь не можем.
Аркадий Матвеевич поднял его одной рукой и понёс плачущего Максима к пятому корпусу.
– Соберись пожалуйста – нам необходимо выиграть время. Мы поедем в травмпункт и по дороге я буду рассказывать. Мне надо научить тебя всему что тебе понадобится чтобы выжить. С этого дня твоя жизнь станет постоянной борьбой за существование и все свои силы ты будешь тратить только на это. Мне жаль, что приходиться говорить это тебе сейчас, но ты больше не восьмилетний ребёнок. Тот, кого ты видел в своей карте времени, это теперь уже ты сегодняшний. Потом ты поймёшь, а сейчас просто слушай и запоминай.
Начальник лагеря опустил его ногами на дорожку и повел к машине.
– Постарайся не хромать: чтобы ни показал рентген, в лагерь тебе возвращаться нельзя. В рафике сядем сзади и всю дорогу я буду говорить. Надеюсь, что успею рассказать всё что знаю.
– Ой, а кто это такой большой и такой плакса? – шофер Володя встречал их у синего микроавтобуса. – Поехали кататься? – предложил он и улыбнулся Максиму как равному. – Аркадий Матвеевич мы в совхоз поедем в травмпункт? Я у Любы хотел спросить, но её не было. Я, в принципе, знаю где это. Вы со мной сядете или раненого на переднее сидение посадим?
Володя трещал без умолку, пока машина не тронулась, и продолжил разговаривать сам собой, когда они поехали. Он оценивал дорогу, погоду, лес и грибы в нём. Ругал или хвалил других водителей и их машины. А Максим с начальником лагеря сидели на заднем ряду сидений и шофер не мог отвлечь их от урока.
– Первое и самое важное, что ты должен понять: всякий раз, когда ты входишь во время, тебя могут заметить, так же как это произошло вчера. – тихо объяснял Аркадий Матвеевич. – Те с кем ты столкнулся, не хотят, чтобы кто-то видел карту времени. Вчера ты смотрел не только на своё будущее, но и на будущее всего человечества, всей земли. При чём не только на то, что произойдёт, но и на то, что могло бы произойти, пойди история в другом направлении.
– Но я не видел своего будущего, я видел только себя. Я был старым.
