Слегка обалдевшие журналисты с удивлением сообщали москвичам, что преступные элементы один за другим покидают город. Каждый час приносил сведения о новых беглецах.
Утром следующего дня на экранах телевизоров появился генерал Утин.
Бодрым, но очень неуверенным голосом он сообщил москвичам, что ФСБ и МВД полностью контролируют ситуацию в городе, что слухи о массовых убийствах и изнасилованиях лишены всякого основания (про изнасилования у него случайно сорвалось с языка, просто как речевой штамп – «убийства и изнасилования» – на самом деле никаких слухов ни о каких изнасилованиях, тем более массовых, и в помине не было, но слово – не воробей, пришлось опровергать и этот слух). Закончил Утин свою речь заверениями, что никому не позволено вершить самосуд, что в каждом случае необходимо руководствоваться требованиями закона, потом, видно, представил, как эти его слова воспринимает московское народонаселение, прекрасно понимающее, что в данном случае он защищает как раз преступников, окончательно смутился и исчез с экрана, пообещав держать москвичей в курсе дальнейших событий.
* * *
Тузов так и не дождался, когда неизвестные борцы с преступностью примутся за ликвидацию Ходжи Довлатова. Возможно, и дошла бы до него очередь, если бы происшествие в ресторане на Селезневской не переполнило чашу страха и не спровоцировало массового бегства из Москвы.
Это фактически означало, что программа минимум, которую обозначил в своем выступлении по телевидению человек в маске, выполнена. Следовало ожидать, что теперь деятельность группы борцов с преступностью будет перенесена из столицы в другие города.
Именно так оно и случилось. За два дня до истечения назначенного генералом Утиным Тузову срока пришло сообщение из Калуги о том, что расстрелян главный калужский авторитет Федор Сусанин, о котором никто, даже местная калужская милиция, не знал, настоящая фамилия «Сусанин» или это его кличка? Но теперь уж и узнавать не имело смысла.
Смерть его произвела переполох в Калуге. И не только среди местных бандитов, но и среди милиционеров. Дело в том, что обычно, если в бандитских разборках оказывались убитые, калужская милиция не обращала на них особого внимания, никаких дел по поводу расследования подобных убийств практически не велось. Можно даже сказать, что этим руководство калужской милиции как бы поощряло местных бандитов истреблять друг друга, но они не слишком активно бросались это делать. Непосредственно перед убийством Сусанина по приказу Утина по всем региональным ФСБ и управлениям МВД были разосланы циркулярные письма с инструкциями, содержащими подробные указания, как квалифицировать случаи совершения самосуда одним бандитом над другим и особенно приказывалось обратить внимание на группу, именующую себя истребителями преступности. На самом деле эта группа состоит из таких же преступников-убийц, как и те, кого они убивают. В случае ее обнаружения на территории области немедленно сообщить об этом в Москву и принять все возможные меры к задержанию.
Письмо сунули сначала под сукно, как и предыдущие приказы и распоряжения из Москвы, но после того, как был убит Сусанин и на спине у него нашли приколотый булавкой лист бумаги с надписью «Остальным – приготовиться!», московский циркуляр вновь был извлечен на свет божий и тщательно изучен.
Но это была, собственно, единственная мера, которую могло предпринять местное руководство. Кроме изучения этого документа, оно ничего сделать было не в силах – легко сказать принять все меры к задержанию! А как их принять, когда для того, чтобы задержать, необходимо сначала обнаружить…
В Москву было сообщено сразу же, что информацию приняли к сведению. И принялись ждать дальнейших указаний.
Едва пришло сообщение из Калуги, Тузов немедленно вылетел туда, не дожидаясь вызова генерала Утина и очередной головомойки.
Хрен его теперь достанешь – он выполняет ответственное задание, он вылетел в командировку, и вообще он выполняет свой профессиональный и гражданский долг. А Утин пусть сам с Президентом разгребается. И если ему фитиль вставят в одно место, то до Тузова он все равно не скоро доберется, чтобы сорвать на нем свое зло.
А в Калуге Тузова ждал сюрприз. Можно даже сказать, нежданный подарок от этих самых борцов с преступностью. Он уже и сам предполагал, что они вот-вот должны проколоться. И они прокололись.
Не даром утверждает народно-криминальная мудрость, что умный и талантливый преступник никогда не повторяет свои приемы и способы убийства. Любое повторение дает в руки следствия информацию о нем и, мало того, провоцирует преступника и на другие ошибки. Так и случилось.
Стоило только Тузову появиться в калужском «сером доме», как его тут же пригласили к начальнику регионального управления ФСБ, и тот, несколько волнуясь, предложил ему отсмотреть кассету, которую его бдительные подчиненные изъяли на местном телевидении, не дав ей дойти до эфира. Что ни говори, а регионы, до сих пор живущие по старинке и игнорирующие указания из центра о свободе печати и информации, работают гораздо эффективнее.
Раньше, когда этим гадам-журналистам продохнуть не давали, гораздо легче было работать. В Калуге, сохранившей многие из прежних традиций, после получения циркуляра из Москвы изучили всю московскую эпопею и приняли совершенно правильное решение – установили жесткий контроль за местной студией телевидения.
Сколько бы там ни говорили о четвертой власти, может быть, в столице она и в самом деле имеет какой-то вес, а на местах вся власть принадлежит губернатору. В том числе и в Калуге.
Так вот и случилось, что одним из первых зрителей очередного «клипа», снятого Макеевым, стал не кто иной, а майор Тузов, который проявлял внимание не столько к содержанию, актерской работе или мастерству оператора, сколько к декорациям, в которых проходила эта съемка.
Тузов, не знавший местных реалий, окружил себя группой калужских экспертов и заставил их внимательно изучать рисунок обоев на стене, на фоне которой выступал Панфилов. Само выступление было именно таким, как Тузов и предполагал. Борец с преступностью констатировал, что Москва практически очищена от преступных элементов (хотя это и было большим преувеличением, но деятельность их и в самом деле была значительно свернута), и объявлял, что они переносят свои акции на другие города России.
В ожидании результата работы организованной им аналитической группы Тузов курил сигареты одну за другой и заставлял себя не думать о коньяке, хотя это и давалось ему с огромным трудом.
Он уже почти сдался и решил отлучиться всего на несколько минут из управления в ближайший ресторан, когда с воплем «Эврика!» к нему в кабинет ворвался один из молодых сотрудников, изучавший запись на пленке. Сбиваясь и сильно смущаясь, он заявил, что узнал рисунок на обоях, на фоне которых была произведена запись.
Тузов посмотрел на него вопросительно. Молодой лейтенант совсем смутился, густо покраснел и признался, наконец, что эти обои он запомнил, когда трахал совсем недавно проститутку, снятую им на углу улицы…
Тузов закрыл ему рот рукой и задал единственный вопрос, который его интересовал.
– Меня не интересует, где ты ее снял, – сказал он. – Скажи мне, где ты ее трахал?
– Гостиница «Островская», номер… номер двенадцать… – пробормотал лейтенант.
– Что значит «номер номер»? – не понял Тузов. – Двойной, что ли, номер?
– Никак нет, – ответил лейтенант. – Я хотел сказать, комната двенадцать.
– Молодец! – похвалил Тузов. – Солдат – всегда солдат!
И оставив вконец смущенного лейтенанта размышлять над своей последней фразой, отправился к гостинице, прихватив с собой свою спецгруппу и еще группу захвата из калужского управления. Всего, наверное, человек сорок. Но если тех свихнувшихся оболтусов, по грубым подсчетам, человек восемь, то приходится всего по пять человек на каждого – не так уж и много.
К гостинице подходили по всем правилам. Сначала оцепили квартал, расставив посты на углах соседних с гостиницей улиц. Потом Тузов с передовой группой выдвинулся в фойе гостиницы и принялся потрошить администратора. Прежде всего нужно было определить номер, в котором жили интересующие его люди.
Как ни странно, двенадцатый номер оказался вообще свободным. Тузов несколько секунд в растерянности соображал, что бы это могло означать, пока не догадался спросить, какие обои в комнатах.
Администратор напрягся, вызвал горничную, и та, пожав плечами, ответила, что во всех номерах обои одинакового рисунка – мелкие цветочки на желтом фоне.
Тузов вздохнул и потребовал регистрационную книгу. Его внимание сразу же привлекла компания, расселившаяся в двух четырехместных номерах.
Они записались, как команда гребцов из Самары, но Тузова трудно было провести на мякине. Это были именно они: поскольку ни в одном из остальных номеров не проживало больше трех человек.
