– Да, очень! – чуть искоса быстро глянула на меня девушка, улыбнулась и потянулась за очередным кусочком.
– Я имел в виду рыбу, Наташа! – покачав головой, довольно строго уточнил я. – А не что-нибудь другое!
– Рыба просто замечательная, Николай Александрович! – легко рассмеялась моя помощница. – А про «что-нибудь другое» я уже ответила…
Оставив Наташу приглядывать за сковородками, я подошел к лодке и набрал из стоящих в рубке ведер огурцов и помидор – салат, похоже, готовить было уже поздно (кое-кто успел приступить к завтраку), и я решил просто разрезать овощи пополам, а потом слегка посолить их. Из палатки выбрался слегка взъерошенный Володя – спал мало, а сейчас мы помешали ему разговорами и громким шипением масла на сковородках. Пока наш юнга умывался, мы с Наташей разложили пищевой полиэтилен, служащий нам скатертью, расставили посуду, а я успел поставить на плиту (тесто для лепешек закончилось) маленький котелок с водой для чая.
– Не хочешь вызвать нашего доктора на поединок? – с улыбкой спросил я парнишку, когда он присоединился к нам. – Мне кажется, что у тебя большие шансы на победу!
– Между прочим, трех рыб поймала я! – заявила Наташа, добавляя соли (я по старой привычке солил очень умеренно) на половинку большого помидора. – Правда, Вова цеплял мне наживку…
– И вытаскивал за тебя рыбин подсачком! – хмуро добавил наш юнга, присаживаясь на надувное сиденье.
– Пока я не вытянула тебя из дома, ты и слова-то такого не знал! – засмеялась моя помощница, подкладывая брату на тарелку золотистых ломтиков рыбы.
– Ты бы лучше вспомнила, кто из нас резко повернул под ветер и опрокинул яхту! – пробурчал паренек в ответ.
С невольной улыбкой прислушиваясь к этой милой семейной перебранке, я глубоко задумался о собственных детях, с которыми очень любил отправляться вот в такие же непродолжительные походы (на точно такой же мотолодке). Мои сын и дочь, как и Наташа с Володей, также несли в себе черты особой внутренней культуры и порядочности, что дано очень немногим людям. Правда эти прекрасные человеческие качества в немалой степени усложняют жизнь их обладателям, зачастую приводя к серьезным проблемам и даже настоящим трагедиям, но мне очень хотелось верить, что это не коснется ни моих собственных детей, ни моих молоденьких подчиненных, волей случая оказавшихся рядом со мной… В котелке на печке закипела вода, и моя помощница, быстро глянув на меня, приподнялась и сама заварила чай. Через несколько минут, вернувшись к действительности, я открыл банку со сгущенным молоком, а потом и пару герметичных упаковок с печеньем, затем разлил по кружкам уже успевший хорошо настояться крепкий черный чай.
– Здесь как-то спокойно, хорошо и даже немного прохладно, – заметила Наташа. – А ведь наверху, в Черной пустыне, наверное, очень жарко?
– Я думаю… – несколько рассеяно отозвался я, а потом, внимательно посмотрев на свою молоденькую помощницу, добавил. – Пожалуй, на эту прогулку мне следует идти одному!
– Все будет нормально, Николай Александрович! – поспешила заверить меня девчонка. – Я выдержу!
Разлив по кружкам оставшийся чай, я сполоснул котелок, налил в него немного воды, поставил на печку и, положив пару таблеток сухого горючего, снова разжег огонь. В быстро закипающую воду я осторожно, мелкими порциями, добавил две ложки муки, постоянно размешивая содержимое котелка.
– Мне кажется, что у вас получился «клейстер»… – следя за моими действиями, заметила Наташа и добавила в ответ на недоуменный взгляд брата. – Клей для бумаги! Зачем он вам, Николай Александрович?
– Скоро узнаете… – не стал вдаваться в излишние подробности я.
Сняв котелок с огня и оставив клейстер остывать, я сходил в палатку и захватил из своей вещевой сумки упаковку с бумажными салфетками, взятыми мной «на всякий случай». Вскрыв упаковку, я аккуратно разложил на нашем «столе» дюжину салфеток, с помощью столовой ложки смазал их края клейстером и соединил все в один большой лист. Дав клею просохнуть (это заняло несколько минут, в течение которых мы допивали чай с печеньем и «сгущенкой»), я несколько раз особым способом сложил полученный лист и соорудил из него бумажное кепи весьма оригинального фасона. Осторожно надев его на голову своей помощницы и сразу же чуть поправив этот импровизированный головной убор, я внимательно осмотрел результаты своих трудов.
– Теперь можете идти со мной! – наконец сказал я. – Только предварительно оденьтесь.
– А тебе идет! – усмехнулся Володя. – Жаль, что бумага слишком мягкая – хватит на один раз…
– С нами пойдешь? – спросила его сестра.
– Если Николай Александрович не возражает – я останусь здесь и почищу оставшуюся рыбу, – отозвался наш юнга, оглянувшись на полупустое ведро со своим уловом.
– Оставайся! – разрешил я и, чуть улыбнувшись, добавил. – Адмирал присмотрит за тобой…
Володя хмыкнул, но не стал вдаваться в детали, кому за кем лучше присматривать… Пока Наташа одевалась в палатке, я набрал в стальной литровый термос (все из того же сувенирного набора) холодной воды прямо из источника под скалой, а потом начал собираться сам. Надел брюки и рубашку бежевого цвета, светло-коричневые сапоги, нацепил обе кобуры с пистолетами и захватил два ножа, но ружье решил не брать – наверху, в раскаленной безводной пустыне, даже теоретически не могло встретиться ничего живого. Набросив на плечо узкий кожаный ремешок термоса и приказав Адмиралу оставаться на месте, я вышел из-под тени нашей уютной рощицы и внимательно осмотрел местами почти отвесные, а местами довольно пологие склоны, выбирая дорогу наверх. Ко мне подошла Наташа, одетая в бежевую юбку (почти одного цвета с моим костюмом), белую рубашку в легкомысленную бледно-желтую клетку и обутая в свои высокие сапожки, сшитые совместными усилиями всего нашего коллектива. Последнее я нашел очень разумным – подъем представлял собой каменистую осыпь, состоящую из обломков всевозможных размеров, и уберечь ноги от царапин и ссадин в кроссовках было бы непросто. Сделав обычное внушение – быть предельно внимательной и вести себя очень осторожно, я неторопливо пошел вперед, часто оглядываясь и подавая своей молоденькой спутнице руку в трудных местах. Нам предстояло подняться примерно на высоту тридцатиэтажного дома – что-то около сотни метров, но учитывая, что я выбирал наиболее легкий и пологий путь, подъем мог растянуться на целый километр, если не больше. Уже с первых десятков метров начался ощутимый рост температуры, которая у нашего холодного источника в тени рощицы составляла не более двадцати пяти градусов, что лежало почти в «зоне комфорта» (диапазон от девятнадцати до двадцати четырех градусов тепла по шкале Цельсия).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
