Обратный путь к морю мало чем отличался от нашего плавания вверх по течению речки Южной – кругом была вся та же тишина, воздух был по-прежнему неподвижен, а медленное течение почти не вносило каких-то ощутимых изменений в скорость лодки. Я опять сидел на краю рубки (Наташа дремала на своем месте), рассматривал скалистые склоны или вглядывался в прозрачную воду – теперь мне удалось увидеть целые стайки мелких рыбешек, направляющихся к озеру… Через пару часов, когда пришлось доливать в бачок мотора топливную смесь, я сменил Володю (он довольно охотно уступил мне место – его тянуло в сон, в ущерб которому, он много времени просидел с удочками) и сам сел за маленький румпель. Через некоторое время на берегах стало заметно прибавляться растительности, а воздухе стало больше насекомых и появились мелкие птеродактили – наблюдалась обратная картина, чем во время нашего пути сюда. Скоро на левом берегу стали появляться первые некрупные ящеры, все также торопливо прячущиеся при нашем приближении, и мне подумалось в эти минуты, что правый берег целиком принадлежит опаснейшим местным обитателям – гигантским муравьям.
К исходу четвертого часа пути, когда мы миновали столовую возвышенность и каменистые склоны речной долины стали сменяться песчаными, я сделал остановку, выбрался на берег, а выглянувшему из рубки Володе велел снять маленький моторчик, тщательно протереть его, сложить в футляр и убрать в носовой отсек. Обогнув лодку, я вытянул из окна рядом с водительским креслом помповое ружье и взял из бортовой ниши футляр с биноклем. Адмирал, сразу поняв по этим действиям, что я собираюсь немного пройтись, рванулся наружу, отпихнув по пути склонившегося в рецесс нашего юнгу, который тут же обозвал его «чертовой псиной».
– Вы надолго, Николай Александрович? – как-то даже чуть взволновано спросила меня Наташа, кажется, впервые за четыре часа приподняв голову.
– Немного осмотрюсь, – отозвался я, на мгновение задерживаясь у открытого окна правого борта. – Если обстановка окажется спокойной, то можете через несколько минут присоединиться ко мне.
Меня окликнул Володя – у него не хватало сил открутить единственную струбцину мотора, поэтому мне пришлось подойти и сделать это за него, а заодно и сразу установить «Вихрь» по центру транца, чтобы в случае необходимости немедленно воспользоваться им… В сопровождении Адмирала я обошел пару ближайших рощиц, состоящих почти целиком из саговых пальм и одной из разновидностей древовидных папоротников, внимательно поглядывая по сторонам и рассматривая следы на песке. Вспугнув пару метровых ящериц и одну маленькую змею, которая поспешно уползла в густую очень жесткую траву, мы с моим верным псом остановились в тени невысокой пальмы и подождали несколько минут Наташу, а потом уже втроем поднялись по песчаному склону долины. Осмотр окрестности занял, впрочем, немного времени – на западе виднелись лишь песчаные красноватые холмы, тянувшиеся, если верить карте прошлой экспедиции, более чем на двадцать пять – тридцать километров, а на востоке, за речной долиной можно было наблюдать сначала довольно редкий, но дальше переходящий во всю более густую чащу лес древовидных хвощей, папоротников и пальм всевозможных видов. Сделав несколько снимков долины реки и еще раз глянув (в бинокль) на густой лес, мы отправились назад к нашему суденышку.
– Кажется, я еще плохо подготовленная путешественница, – сказала Наташа, когда я поинтересовался ее самочувствием. – Чуть-чуть прошлась по жаре и полдня мучилась от головной боли!
– Ничего страшного! – отозвался я, привычно-настороженно поглядывая по сторонам. – По возвращении в цивилизованный мир приобретете себе хорошую виллу у воды, где-нибудь в умеренном климате, наймете толковую прислугу и, занятые другими делами, будете лишь изредка с улыбкой вспоминать наши с вами иногда даже очень забавные, случалось и совершенно необыкновенные, а порой и весьма опасные приключения.
– Сейчас у меня пока еще нет сил возражать вам, Николай Александрович! – покачала головой моя помощница, а потом вдруг улыбнулась. – Вот съем несколько пирожков, выпью кофе и буду готова высказать свою точку зрения!
Против чашки – другой кофе я не возражал, тем более что собирался сидеть сегодня за штурвалом еще не менее двух часов. Едва вернувшись к лодке, мы собрали сухие дрова – здесь их еще было немного, но на маленький костер, конечно, хватило, сварили кофе, вытащили из рубки котелок с пирожками и неторопливо закусили на носовой палубе, опять превратив ее в стол. На этот раз нам не помешали никакие непрошеные визитеры – мы спокойно управились с пирожками (моя молодежь проявила особое усердие), вымыли посуду, убрали все в багажник и рубку, после чего Наташа и Володя заняли свои места. Легко оттолкнув лодку от берега (чтобы она не уткнулась кормой в противоположный), я вскочил на нос, прошел на корму и занялся мотором. «Вихрь» на этот раз завелся не сразу – с десятой попытки, и я решил теперь ежедневно промывать свечи, карбюратор и осматривать систему зажигания – работа двигателя на старом топливе все же была довольно напряженной, а ведь вполне могло статься (это уже случалось однажды), что от его исправности будут зависеть и наши жизни…
Глубина на стрежне речушки была около полутора метров (все приборы на «доске» теперь работали), и я решился на полный ход – около двадцати пяти километров в час. Менее чем в полчаса мы миновали оставшуюся до устья часть реки и вышли в море, где я, отдалившись от берега на двести-триста метров, взял прежнее направление на запад. Уровень моря в наши дни был заметно выше, чем во времена экспедиции Ольховского, и поэтому мы не наблюдали такого количества отмелей, как наши предшественники во время своего плавания вдоль этого берега. Тем не менее, прямо по курсу уже отчетливо виднелась (на расстоянии около сорока километров) ярко-зеленая полоса, протянувшаяся от северного до южного берега – обширная система островов, разделяющая оба моря этого мира (как знать – не имелись ли здесь и другие моря?).
Через час с небольшим характер южного берега, представлявшего здесь на значительном протяжении высокие красноватые бесплодные дюны, начал меняться – пески стали уступать место сначала зеленым островкам местной жесткой травы – особому виду плауна, потом хвощам и тростникам, а скоро за узкой полосой пляжа поднялась уже знакомая нам, почти непроходимая чаща местного леса, состоящая из десятков (возможно и сотен) видов растений юрского периода. Глубина моря здесь не превышала нескольких метров, и повсюду появились целые островки плавучих водорослей, которые очень не любил наш подвесной мотор.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
