я так и не смог дозвониться до Марка и сообщить ему о предмете нашего нового расследования, пока он сам не заехал ко мне проездом из Костромы. Не знаю, как это объяснить, но я был уверен, что его неожиданное появление каким-то образом связано с тем, о чем я хотел ему поведать. Так оно и оказалось, в данном случае интуиция меня не подвела.
Наученный опытом, что до появления историка и краеведа Марк ничего мне не расскажет, я сам поделился с ним накопленной «информацией к размышлению»: о начавшемся за праздничным столом разговоре о библиотеке Ивана Грозного, о моей поездке в Ростов и Петровское, о «Коломине» на фотографии гостей Пташникова, об украденной фотографии, на которой был запечатлен сундук с книгами, и, наконец, еще об одной фотографии – Марины и Варгазина, находящегося сейчас в колонии.
На недостаток внимания к своему рассказу я не мог пожаловаться, однако, выслушав меня до конца, Марк все-таки заметил с иронией, что в моем изложении эту историю можно назвать «фотографическим детективом», в котором, по какой-то странной моей способности, я опять очутился в центре событий.
На мой вопрос, сохранилась ли у Марка сделанная сестрой фотография, он ответил неуверенно, пятерней взъерошив волосы на голове:
– У меня ее нет, но, кажется, я видел эту фотографию у Тони. Однако не помню, можно ли на ней разглядеть человека, приехавшего с водителем. Скорее всего, у нее тот же самый снимок, что был и у тебя. Про «Коломина» и Варгазина ты никому не рассказывал?… Вот и хорошо. Впрочем, о «Коломине» теперь можно и сообщить.
Последняя фраза Марка насторожила меня…
Пташников и Окладин появились в моей квартире почти одновременно, видимо, тоже почувствовав, что из-за пустяка их не стали бы приглашать на эту незапланированную встречу.
Марк ввел нас в курс дела сразу, как только мы уселись за стол:
– Я еду из Костромы. При довольно-таки странных обстоятельствах, вроде бы без всякой причины, в своей квартире покончил жизнь самоубийством Виктор Степанович Веретилин. Как мне сообщили сотрудники костромской милиции, это произошло на другой день после его возвращения из Ярославля, где он был на юбилее Ивана Алексеевича. Вот почему я решил встретиться с вами…
Нам потребовалось время, чтобы осмыслить это сообщение, до того оно было неожиданным. Тяжело облокотившись на стол, Пташников попросил Марка рассказать все толком и по порядку.
– Если по порядку, придется начать с событий прошлогодней давности. Они вам известны. Тогда, как вы помните, в Костроме был убит некий Золин, отправившийся туда на поиски Самойлина, который завладел коллекцией Мусина-Пушкина. Как выяснила экспертиза, Золин был убит из револьвера, принадлежавшего сотруднику НКВД Сырцову, убитому Самойлиным в Иловне, во время изъятия им и Угаровым сокровищ из тайника. До этого Золин шантажировал Угарова, что о его невольном участии в убийстве Сырцова сообщит в соответствующие органы. Замешанный в эту уголовную историю случайно, Угаров, чтобы отвязаться от Золина, видимо, назвал ему какие-то приметы, по которым можно было найти Самойлина. Золин отыскал его, но это стоило ему жизни. Тогда, пытаясь вычислить Самойлина, ставшего обладателем богатой книжной коллекции, я подумал, что он вполне мог предложить доставшиеся ему книги какому-нибудь костромскому библиофилу. Выяснив, что одно из самых крупных книжных собраний находится у Виктора Степановича Веретилина, я встретился с ним. Предварительно узнал, что он – участник Великой Отечественной войны, на фронте был тяжело ранен, попал в костромской госпиталь да так в Костроме и остался, до самой пенсии преподавал в одном из институтов, активно участвовал в краеведческой работе. Все это убедило меня, что этому человеку можно доверять, – и я попросил его помочь в поисках исчезнувшей коллекции. Однако он не смог дать мне никаких сведений, которые помогли бы выйти на ее след. На том наше знакомство и закончилось. Когда обнаружили труп Веретилина и костромские сотрудники милиций начали следствие, они вспомнили о моей встрече с ним и вызвали меня в Кострому. На месте я узнал обстоятельства гибели Веретилина. Соседи заметили, что из Ярославля он вернулся в тяжелом, подавленном состоянии, сразу заперся в своей квартире и никуда не выходил. Через два дня соседи стали беспокоиться, колотили ему в дверь, но он не отзывался. В конце концов вызвали милицию, дверь сломали – и обнаружили труп Веретилина. Старик сидел в кресле за письменным столом, под правой рукой лежал револьвер, из которого и был произведен выстрел. Полной неожиданностью оказалось то, что это был тот самый револьвер убитого Самойлиным оперуполномоченного НКВД Сырцова, из которого позднее был застрелен в Костроме Золин! На этом основании возникло предположение, что Веретилин – и есть бывший уголовник Самойлин. Однако в архиве МВД сохранилась его фотография, благодаря которой установили, что Самойлин и Веретилин – совершенно разные люди. Следствие зашло в тупик: почему Веретилин покончил жизнь самоубийством и как у него оказался револьвер, попавший в руки Самойлина? Возникла версия – что-то случилось в Ярославле, откуда он вернулся в таком подавленном состоянии. Во сколько началось и закончилось ваше торжество? – обратился Марк к Пташникову.
– В двенадцать все приглашенные были за столом, в пять вечера разошлись. Примерно в то же время ушел и Веретилин.
– В карманах его пиджака нашли билет в Ярославль и обратно. Первый – на половину десятого утра, второй – на шесть вечера. Получается, что, кроме как на вашем юбилее, он нигде не мог побывать, просто не успел бы. Вы ничего особого в его поведении не заметили? Может, он с кем-то повздорил, услышал что-то неприятное, встретил человека, которого никак не ожидал увидеть у вас?
– Если что-то такое и произошло, явно это не проявилось, – сказал Пташников. – Но настроение у него действительно испортилось. Когда именно и по какой причине – хоть убейте, не знаю.
– Мне показалось, обстановка за столом изменилась после рассказа о найденном в Петровском тайнике с книгами, – откинувшись на спинку стула, повторил Окладин свое предположение, которое он выложил мне сразу после юбилея. – Однако непонятно, какое отношение эта история может иметь к самоубийству Веретилина.
Я ожидал, что именно сейчас Марк перескажет Окладину и Пташникову то, что услышал от меня о «Коломине», но он промолчал, а я не стал брать на себя инициативу. Видимо, догадался я, у него был какой-то свой план, и мое вмешательство могло помешать его исполнению.
На вопрос Марка, кто были соседями Веретилина по столу, ответил краевед:
– Слева от него сидел Тучков из Переславля, справа – журналист Мамаев. О чем они разговаривали, я, к сожалению, не слышал.
– Я сидел напротив
