испуганных спутников, а рядом самоуверенных, упивающихся своим высоким положением и не догадывающихся о близкой гибели казначея Фуникова и печатника Висковатого.
Я спросил краеведа, не пытались ли выяснить, кто были спутники Веттермана.
– Высказывалось предположение, что Томас Шреффер – это Христиан Шрафер, советник принца Магнуса, Даниэль Браккель – писатель Тиман Бракель. Оба в то время – люди известные, но насколько убедительно это предположение – трудно сказать. Выдвигалась еще одна версия. В московском Даниловом монастыре сохранилась плита над могилой некоего Тидемана Шрове. Предполагают, что он был одним из ливонцев, который остался в Москве для работы в царской книгохранительнице, что именно он перевел на русский язык Светониевую историю.
Окладин промолчал, и Пташников добавил к сказанному:
– Сообщение Веттермана дает веское основание предполагать, что когда он видел библиотеку московских государей, она находилась в Александровой слободе.
– Каким образом вы пришли к столь смелому выводу?
Краевед ответил Окладину незамедлительно:
– Иоганн Веттерман был в плену пять лет. Значит, показ библиотеки состоялся в 1570 году. В это время Грозный работал над Царственной книгой, искал свидетельства своего родства с римскими цезарями и жил в Александровой слободе, куда и перевез библиотеку из Москвы.
– Достаточно только одного замечания, чтобы ваша версия рухнула как карточный домик. Вспомните показания Всттермана – царь велел взломать каменные склепы с книгами, не открывавшиеся в течение ста лет. Прошло всего пять лет, как царь переехал в Слободу. О каком столетии может идти речь?
Пташников не сразу нашелся, как возразить Окладину, и его ответ прозвучал неубедительно:
– Вероятно, пастор был человеком тщеславным и несколько приукрасил эту историю.
– Еще более вероятней, что из тщеславия он всю эту историю с показом библиотеки выдумал от начала до конца.
– Не забывайте – это был ливонский пастор. Такие, как он, чаще старались доказать обратное – что у русских вообще нет книг, а здесь целая библиотека античных авторов! Даже из тщеславия не стал бы Веттерман придумывать царскую книгохранительницу. Ему от этой выдумки не было никакой пользы.
– Но и Грозный не стал бы ссыльному протестанту показывать свою библиотеку только для того, чтобы о ней узнали в Европе. Это не в характере Грозного – заботиться о том, что о нем будут говорить за границей.
– Боюсь, вы неправильно поняли характер Грозного, – парировал Пташников. – Кстати, одновременно с книгохраиительницей московских государей существовала еще одна библиотека, о которой тоже знали в Европе. В августе 1579 года войска польского короля Стефана Батория взяли Полоцк. В городе осталось очень много сокровищ, в том числе и богатейшее книжное собрание, хранившееся в Софийской церкви – владычном храме Полоцка. Об этом имеется свидетельство польского дипломата и историка Рейнгольда Гейденштейна, который во время Ливонской войны был секретарем Стефана Батория. В 1584 году в Кракове вышла его книга «Записки о московской войне», где, описывая взятие Полоцка, он сообщил: «В глазах образованных людей почти не меньшую ценность, чем вся остальная добыча, имела найденная там библиотека». Это еще одно конкретное доказательство наличия в то время на русской земле огромных книжных богатств.
– А не мог ваш свидетель несколько преувеличить богатство Полоцкой библиотеки? – сделал я осторожное замечание, не дождавшись возражений Окладина.
– Всё, что известно о Рейнгольде Гейденштейне, говорит о нем, как о добросовестном и образованном человеке, которому не было нужды приукрашивать исторические факты домыслами. Закончил Кенигсбергский университет, учился на юридическом факультете Падуанского университета, как секретарь Стефана Батория совершил несколько дипломатических миссий, был среди ближайших друзей канцлера Яна Замойского. О составе Полоцкой библиотеки он сообщил, что в ней было много сочинений греческих отцов церкви, в том числе в переводах создателей славянской азбуки Мефодия и Кирилла, произведения Дионисия Ареапага о небесной и церковной иерархии, – «все на славянском языке». Ясно, что Гейденштейн сам держал в руках эти книги. Кроме того, он постоянно ссылается на псковские и московские летописи, которыми пользовался при работе над своей книгой, но многих приведенных им исторических сведений в сохранившихся летописях нет. Значит, эти летописи были в той самой Полоцкой библиотеке, куда он смог проникнуть.
Я спросил краеведа, какова судьба этой книгохранительницы.
– Высказывалось предположение, что ее уничтожили иезуиты. Но из Полоцкой библиотеки сохранилась так называемая Псковская Первая летопись – сейчас она хранится в Национальной библиотеке в Варшаве. Значит, этот вариант отпадает. Предположение, что ее перевезли в Краков, тоже не подтвердилось, поскольку при этом ссылались на Гейденштейна, а у него такого сообщения не было. Следы библиотеки затерялись.
– Вероятно, просто разошлась по рукам, по другим библиотекам, – рассудил я. – Псковская летопись, которая находится в Варшаве, тому свидетельство.
– Есть еще одно предположение. Заметили, что рядом с собщениями о Полоцкой библиотеке постоянно упоминаются иезуиты. А между тем известно свидетельство львовского архиепископа Суликовского, что Стефан Баторий после взятия Полоцка, «чтобы воздать благодарение Богу за одержанную победу», передал иезуитам «для воспитания благочестия» многие здания и земельные участки в городе. Не подарил ли он им и библиотеку Софийского собора? Тогда иезуиты вполне могли переправить книги в Ватикан, который не оставлял надежд обратить русских в католичество. Летописи давали папским миссионерам прекрасный материал для изучения истории Московского государства, его законов и обычаев.
– Вполне убедительная версия, – сказал я.
– Однако есть свидетельство, которое рушит ее до основания, – сохранился королевский указ, по которому Стефан Баторий оставил Софийскую церковь Полоцка, где находилась библиотека, в распоряжении православных священников.
– А не могла она там и остаться?
– Это исключено. Через семьдесят пять лет после штурма Полоцка в фонде Софийской библиотеки было всего четыре десятка книг, не представлявших большой ценности.
– Что же тогда с ней случилось?
– Можно сделать предположение, что Полоцкая библиотека и сейчас находится на русской земле, все в той же в библиотеке московских государей. Иван Грозный, как человек образованный и знающий цену книгам, вполне мог приказать при первой же возможности вывезти библиотеку из Софийской церкви и присоединить ее к своим книжным сокровищам.
– Пора бы уже привыкнуть к вашим версиям, но каждый раз они слишком неожиданны, – поморщился Окладин, опять вступив в разговор. – Пожалуй, вы готовы связать с судьбой библиотеки московских государей всю русскую и мировую историю. Послушать вас, так в ней до сих пор лежат глиняные дощечки из библиотеки Ашшурбанапала.
– Я этого не говорил, это ваша собственная версия, – спокойно отозвался Пташников и поправил очки на переносице. – А вот Полоцкая библиотека вполне могла там оказаться. В пользу этого предположения то обстоятельство, что Софийская церковь, где она хранилась, осталась в распоряжении православных священников. Там ее и видел Гейденштейн, поспешивший объявить ее добычей победителей.
