Когда пошли гулять по нашим кабинетам разговоры, что офицер Сергей Грачев вместе с женой (дочерью начальника Главного управления международного военного сотрудничества МО генерал-полковника Дмитрия Харченко) якобы оказался за границей, — Холодов упорно звонил в нашу пресс-службу и просил сказать ему правду.
— Опять помои выискиваешь, — говорил ему дежурный офицер.
— Не помои, а правду, — отбивался Дима.
И в тот раз нужной информации от нас он так и не получил. Но вскоре в «МК» появлялся его очередной материал, и мы снова удивлялись необычайной информированности корреспондента…
Тот, кто регулярно читал материалы Холодова, не мог не задаться резонным вопросом: откуда гражданский журналист, постоянно критикующий положение дел в Вооруженных Силах и явно не привечаемый их руководством, черпал столь обильную и часто очень специфическую информацию, которая к тому же нередко была недоступна другим представителям центральных газет?
По характеру Диминых материалов нетрудно было догадаться, что у него среди военных было много источников. Если, например, Дима печатал материал о глупом подходе к проблеме шумности подводных лодок, то ясно, что информация поступила либо из Главкомата ВМФ, либо из соответствующего НИИ или КБ.
Позже, когда мы с Димой познакомились поближе и мне стало известно о тайнах его умения «проходить сквозь стены», я убедился, что на Холодова работает целая индустрия военных информаторов, рассеянных по всем этажам и закоулкам военного ведомства.
Сеть его «агентов» составляли военнослужащие самых различных рангов — от генералов и адмиралов до рядовых солдат. В его потрепанных записных книжках значились фамилии сотен людей, с которыми он поддерживал связь.
Это был в некотором роде феномен. И на него можно смотреть совершенно по-разному. Те, кого Дима постоянно щипал и бил, были убеждены, что он «развел стукачей» и «лазает по армейским помойкам». Те, кто боролся с военной нечистью, были однополчанами Димы в его сражении за чистоту армии.
Дима часто выступал в роли «морального эколога» армии. И все, кому было противно от разведения «помойки» в стенах военного ведомства, кто хотел большей чистоты в нашем доме, — все были его коллегами.
Дюжие мужики с генеральскими и полковничьими погонами на плечах, многие из которых прошли Афган и другие «горячие точки», не рисковали, не имели храбрости поставить собственную фамилию под разоблачительным материалом для газеты. Ибо тогда — в самом лучшем случае — гражданка. В худшем — легкий хлопок в подъезде, черная рамка на последней странице «Красной звезды», венки от МО, звонкий стук комьев свежей глины по крышке гроба и автоматный салют по команде «Пли!»…
Бессмысленный риск — хуже глупости.
Надо было делать выбор: или пускать службу наперекосяк, или продолжать подпольно бороться с грязью, глупостью и военной мафией с помощью газеты. И тот, кто сегодня утверждает, что некоторые минобороновские и генштабовские «борцы за справедливость» делали это порой руками Димы Холодова, наверное, правы. Порода людей, стремящихся, не поднимая забрала, сводить счеты с неугодными, неистребима. Риск минимальный. Но страшно рискуют те, кто принимается таскать каштаны из огня с чьей-то подачи…
Я знаю некоторых Героев России, которые не боялись ходить под вражеские, пули на войне. Но сказать в газете правду о преступлениях в армии или на Арбате они трусили. Пацан с тонкой ребячьей шеей и честными девичьими глазами не трусил. Его часто предупреждали, что это может плохо кончиться, и даже грозили. Он не обращал на это внимания.
Чего было больше в нем — журналистского азарта? Привычки ходить по проволоке над смертельной пропастью? Неистребимой ненависти ко всему, что наносило уродские краски на военную и всю нашу жизнь? Мальчишеского стремления прославиться дерзким умением «избивать генералов»? Мужской отваги, порой граничащей с безумием? Мне кажется, в нем уживалось все это вместе…
ЗНАКОМСТВО
В 1993–1994 годах российская пресса все чаще начинала бить тревогу по поводу нарастающего финансового кризиса в армии. При этом главным виновником такого положения сплошь и рядом называлось правительство, которое несвоевременно и не в полном объеме выделяло деньги Вооруженным Силам. Но то была лишь половина правды.
Имея доступ к конфиденциальным документам МО и ГШ, я стал замечать, что в них идет речь и о другом: армейские и флотские финансовые начальники стали обращать внимание руководства нашего ведомства на то, что по пути из Москвы в войска деньги начинают «пропадать». Естественно, при таком положении уже нельзя было обвинять ни правительство, ни Центробанк. Это было уже сугубо ведомственной проблемой. А из войск на Арбат продолжали идти все новые шифровки, в которых командиры били тревогу…
Однажды я подготовил для публикации материал, в котором шла речь о существовании в Минобороны некоей финансово-военной мафии, о том, что многие десятки миллионов рублей, предназначенных для войск, исчезали из поля зрения войсковых и флотских финансистов на срок от шести месяцев до полутора лет. Где они гуляли? Кто именно был тем стрелочником, который умело направлял гигантские потоки «военных» денег мимо частей и гарнизонов Российской армии в коммерческие банки? В своем материале я называл конкретные миллионные суммы, сроки их отправки из Москвы и сроки получения в военных округах и группах войск.
Когда материал был готов, предложил его своему надежному другу — полковнику Виктору Бадуркину, который в то время работал военным обозревателем «Труда». Главный редактор этой газеты печатать статью не решился. Слишком взрывоопасный был материал. Чтобы он не пропал зря, Бадуркин посоветовал мне показать его Холодову, с которым был знаком.
Я согласился.
В назначенный день мы с Холодовым встретились в условленном месте и представились друг другу. Прочитав материал, он посмотрел на меня пристальным взглядом и спросил:
— Здесь все правда?
— Не веришь — не бери. Я все-таки полковник.
— До публикации, — сострил он.
Материал он взял. По дороге из редакции «Труда» к метро мы шли вместе, и он жадно выпытывал меня о житье-бытье в Минобороны. Мне поначалу показалось, что Холодов действительно «собирает грязь», как иногда говорили у нас в арбатских кабинетах. Его, в частности, интересовало местонахождение строительной организации Минобороны, которая под видом возведения важных военных объектов и ремонта учебно-материальной базы частей МВО строила дачи для высшего генералитета.
