class="p1">Корнилов кивнул.
— Вот–вот. Вы имели честь… Несколько месяцев назад я дал Барабанщикову на реставрацию три редких экземпляра. — Он подумал немного и добавил: — Нет, прошло уже больше времени. Больше года.
Игорь Васильевич пометил на листке бумаги: «3 иконы?»
— Вчера вы приходите ко мне и показываете фотографию Олега Анатольевича. Так сказать, мертвого… — Он свел морщины на лбу. Откашлялся. — Понимаю ваше недоумение, но на фото Барабанщикова я сразу не узнал. Потом, когда вы ушли, меня вдруг осенило… Я решил проверить — это так естественно. Не правда ли?
— Продолжайте, продолжайте, — кивнул Игорь Васильевич. «Не прост, Аристарх Антонович, не прост! — подумал он. — Логично излагает».
— Телефона у Барабанщикова нет. Я поехал на машине. Ключ от дома Олег мне дал давно. Иногда я приезжал в его отсутствие отдохнуть. Увидев, что дом пустой, — понял, случилось несчастье. Я не обознался — на фото Олег мертв? Вы понимаете, товарищ…
— Корнилов.
— Товарищ Корнилов. Когда начинаешь волноваться, всегда делаешь ошибки. Олег умер, подумал я. Приедут родственники. Они живут у него в Пензе. Имущество разделят. Иконы выбросят или продадут. Как я докажу, что это мои иконы? Как? — Он развел руками. — Ну вот! Я решил их забрать. Мои иконы. В это время приехали ваши товарищи.
— Иконы отреставрированы?
— Что? Ах да! Иконы. Уже отреставрированы. Я могу заплатить родственникам за работу Олега Анатольевича.
— Аристарх Антонович, у вас с Барабанщиковым есть общие знакомые?
— Кого вы имеете в виду?
— Общих знакомых. Людей, которые бы знали и вас и Барабанщикова.
— Есть, конечно.
— Кому–то из них можно сейчас позвонить?
— Сейчас? — Платонов посмотрел на часы. — Можно. Только я…
Корнилов протянул ему записную книжку, изъятую во время задержания. Аристарх Антонович начал листать.
— Вот, хотя бы Рассказов Петр Горемирович… Доктор наук. Коллекционер. Вас соединить с ним?
Платонов потянулся к телефону. Корнилов остановил его.
— Звонить не надо.
— Тогда зачем же… — удивился Аристарх Антонович.
— Почему же вы вчера не позвонили Рассказову? Но поинтересовались у него, не случилось ли чего плохого с Барабанщиковым, а поехали сразу к нему домой.
— Понимаете ли… — Аристарх Антонович опять выпятил губу, и Корнилов подумал, сдерживая улыбку: «За хороший крючок ты зацепился своей толстой губой, милый».
— Все–таки иконы мои! — выдохнул Платонов энергично.
— Ну и хорошо. Ваши так ваши, — согласился Игорь Васильевич. — Вам хотелось потихоньку забрать свои иконы, — он нажал на слово «свои», — без лишней огласки.
Платонов кивнул.
— Но вот фотографии, которые сделали сегодня утром наши сотрудники в доме Барабанщикова, — он положил перед Платоновым несколько больших фотографий коллекции икон, развешанных на стене. Среди икон явно выделялось шесть пустых мест. В самом центре стены. «А, кстати, почему пустых мест шесть? — подумал подполковник. — Ведь в «дипломате» их было три?»
— Видите, Аристарх Антонович, не хватает шести икон. Там, где они висели, даже обои потемнее. Не выгорели. А по размеру как раз подходят те, что изъяли у вас. Неужели Барабанщиков развесил бы чужие иконы? И потом… Вы не знаете, куда делись еще три иконы? Может быть, не только вы приходили за своим имуществом?
— Он был бесчестным человеком, — упрямо сказал Платонов. — Он присвоил три моих иконы. Три я и взял!
— Аристарх Антонович, не нужно ухудшать свое положение. Чем дальше в лес… А вдруг отыщутся люди, которые видели эти иконы у Барабанщикова? Я не исключаю, что найдем мы и людей, у кого он их купил. Вот с этим ключом тоже… — Игорь Васильевич взял в руку длинный ключ со сложной бородкой. — Вы говорите, что Барабанщиков дал вам его в пользование. Приезжай отдыхай… А ключ от калитки он почему вам не дал? Через забор–то неприлично старшему инженеру лазить.
Платонов опустил голову на ладони, с силой провел ими по лицу. Глаза у него сделались затравленные. Но Корнилов увидел и другое — напускное величие, многозначительность ушли с лица, оно разгладилось, стало как–то мягче, проще. Человечнее. Только четыре глубокие морщины так и остались на лбу. «Вот так–то лучше», — подумал Игорь Васильевич.
— Дело дойдет до суда? — спросил Аристарх Антонович.
Корнилов пожал плечами:
— Будущее покажет.
— Все пропало. Столько лет труда… А если чистосердечное признание? — с надеждой спросил Платонов. — Я дам подписку, что это никогда не повторится. Вы должны понять — я же старший инженер, ученый, интеллигентный человек.
— У вас семья?
— Да. То есть практически нет. Я в разводе. Жена с сыном живет у матери, в деревне.
Чувство жалости, шевельнувшееся было в душе подполковника, угасло.
— Не знаю, как решит следователь, но даже в том случае, если вы докажете, что иконы принадлежали вам, вы, Аристарх Антонович, совершили преступление — проникли в чужой дом, — сказал он. — Конечно, будут учтены и обстоятельства преступления, и личность подсудимого… — Он хотел добавить: «и уровень его интеллигентности», но сдержался. — Если вы хотите помочь следствию, напишите подробно обо всем. Только честно. Неудобно человека, считающего себя интеллигентным, уличать во лжи…
— Да, да. Я напишу, — кивнул Платонов.
— Перечислите людей, которые знали Барабанщикова. Подробно опишите, что вы делали в ночь с третьего на четвертое сентября.
— А это зачем? — насторожился Аристарх Антонович.
— Это важно для нас обоих. И обязательно напишите, как попал к вам ключ от дома погибшего.
Платонов согласно кивал.
— Теперь можете ехать домой. Завтра в десять я жду вас с подробными объяснениями.
— Я могу уйти? — на лице Платонова мелькнула надежда.
— Да. Следователь, который будет вести дело, избрал мерой пресечения для вас подписку о невыезде. Пока идет следствие, вы не должны покидать город. — Корнилов подвинул Платонову лист бумаги, тот внимательно, слегка шевеля губами, прочел и расписался красиво, с кудрявыми завитушками.
Когда Аристарх Антонович подходил к двери, подполковник окликнул его. Платонов вздрогнул и обернулся.
— Вы никогда не видели у Барабанщикова оружие?
— Оружие?
— Да. Пистолет, например?
— Нет, не видел.
«Спокойней было бы оставить его «погостить» у нас, — подумал Игорь Васильевич, когда за Платоновым закрылась дверь, — но раз уж следователь так решил… Может быть, на доверие Платонов ответит откровенностью?»
Правда, не очень–то верил подполковник в откровенность людей
