– Это глупость, – сказала Катринка.
– Я-то знаю, но ты попробуй убеди шестнадцатилетнего парня.
– Томаш такой талантливый, – старалась подбодрить ее Катринка. – Он обязательно скоро найдет работу.
– Я тоже так думала. А теперь не знаю.
– Ему нужен новый агент?
– Он пытался найти агента, но никто им не интересуется. Катринка, ты бы посмотрела, каким он стал. Ты бы с трудом узнала его. Он мрачный и грубый со всеми. Просто чудовище.
– Он пьет?
– Нет, в том смысле, в котором ты думаешь, не как настоящий алкоголик. Но у него есть женщины. Когда он приходит домой, я чувствую запах их духов. – Глаза Жужки наполнились слезами, она открыла сумочку и стала искать платок. – Я не знаю, что делать.
– Жужка, золотце, это ничего не значит, – сказала Катринка, она подошла и села рядом с Жужкой на банкетку. – Задето его самолюбие, вот и все. А когда он проводит время с молоденькой, хорошенькой девушкой, это на какое-то время помогает ему думать, что он не такой уж неудачник.
– Иногда мне кажется, что я ненавижу его.
– Золотко мое, он образумится, – ласково сказала Катринка, не потому, что она верила в это, а потому, что это было единственное, что она могла сказать в этой ситуации. Она обняла Жужку. – Он перестанет валять дурака. Он же любит тебя и Мартина. И он талантливый. Рано или поздно кто-нибудь это оценит.
Жужка немного поплакала на плече у Катринки, а затем вдруг откинула голову и смущенно рассмеялась:
– Это платье стоит целое состояние, а я его порчу.
– Вовсе нет, – сказала Катринка. – Во всяком случае, это не имеет значения.
– Готовы? – спросил Адам, входя к ним. Он выглядел бодрым, красивым, и ничего не говорило о его усталости после целого дня интенсивных переговоров. Он заметил покрасневшие глаза Жужки, сочувственно улыбнулся и сказал:
– Хотите, чтобы я ушел и вернулся минут через десять?
Жужка рассмеялась:
– Нет-нет. Я уже наплакалась. Теперь я хочу есть. Катринка встала, подошла к Адаму, обняла его за талию и поцеловала, едва коснувшись его губ.
– Ты сегодня такой красивый, – сказала она. – Новый костюм?
– Нет. А у тебя новое платье? – В его голосе послышались неодобрительные нотки.
– Нет, – сказала она, стараясь не хмуриться, и опустила руки, разжав объятия. – Это платье от Каролины Гереры, которое ты купил на мой день рождения два года тому назад. Помнишь? – Последнее время ей стало казаться, что Адам, к которому она так привыкла обращаться за сочувствием и поддержкой, использовал теперь любую зацепку, чтобы покритиковать ее, иногда незаметно, как сейчас, а иногда и более откровенно, причем как наедине, так и в обществе. Он, например, начал повторять слова Нины Грэхем, которая постоянно утверждала, что Катринка слишком много тратит на свои наряды. Да, действительно, она тратила много, но это были ее деньги. Она их заработала. И разве она пыталась помешать ему тратить баснословные суммы на новые парусные яхты? Или устраивала скандалы, когда он отправлялся на них в рискованное плавание?
– Ах, да, – сказал Адам, явно кривя душой, – оно показалось мне незнакомым. Ну что? Пора отправляться. Где мы ужинаем сегодня? – спросил он на ходу. Затем помог им надеть пальто, и компания пошла к лифту.
– В «Мортимере», – ответила Катринка. Адам нахмурился. «Он недоволен тем, что мы идем в «Мортимер», – подумала Катринка и только из чувства противоречия, прежде чем он что-то сказал, она быстро добавила: – Халид очень хотел пойти туда.
Адам пожал плечами.
– Ничего не поделаешь. – Он полагал, что они слишком часто ужинают вне дома, но большинство этих ужинов были деловыми встречами, причем касались его бизнеса. Вот и сегодня целью ужина была не встреча Катринки и Натали, а намерение Адама уговорить Халида заказать еще одну яхту.
– Было бы очень неудобно отказаться, – согласилась Катринка, стараясь избежать даже малейших трений в их отношениях.
В «Мортимере» Глен Бернбаум встретил их и проводил к отведенному столику в первом зале. Ужинали впятером – Натали с Халидом, Катринка, Жужка и Адам. Вечер явно доставлял всем удовольствие. Халид в европейском костюме был великолепен, радушен, необыкновенно внимателен и обаятелен. Натали выглядела роскошно в своем парчовом платье от Шерер, а ее изумрудное ожерелье и серьги затмевали блеск броши с двадцатикаратным бриллиантом, приколотой к платью Катринки. Искусственный жемчуг Жужки на этом фоне выглядел просто ничтожным, хотя сама она не придавала этому значения. Жужке и в голову не приходило конкурировать нарядами со своими подругами.
Беседа была непринужденной. Говорили о лошадях, горных лыжах, яхтах, о том, кто кого случайно встретил, об Ага Хане и его похищенном скакуне Алане Бонде и Кубке Америки. Катринка смеялась, шутила, обязательно вставляла словцо, когда обсуждали последние сплетни, но не могла понять, почему она не получает удовольствия от вечера. И только когда Натали и Халид начали разыгрывать гордых родителей и восторгаться Азизом, единственным сыном Халида, Катринка увидела, как потух взгляд Адама, и она все поняла.
Тот мир, который Катринка и Адам заключили с жизненными обстоятельствами, смирившись с тем, что у них не будет детей, оказался только перемирием, периодически нарушаемым неконтролируемыми вспышками тоски; и если раньше Катринка отчаянно хотела ребенка, то теперь они как бы поменялись желаниями, и сейчас Адам горько сожалел о том, что их брак бездетен. Но он скорее всего не отдавал себе в этом отчета. Ощущение того, что он чего-то лишен, было смутным и неопределенным и находило свое выражение в общей раздражительности, постоянной неудовлетворенности, которая вдруг концентрировалась на каких-то несущественных мелочах и заставляла его, например, бурно реагировать на какую-нибудь опечатку в письме, подготовленном секретаршей, на недостаточно хорошо прожаренный бифштекс или на множество других столь же несущественных вещей. Но больше всех от его вспышек недовольства доставалось Катринке. Как будто не сумев произвести на свет ребенка, она проявила свою несостоятельность во всем остальном. По его мнению, она ничего не могла сделать как следует: она говорила, когда ему хотелось тишины, молчала, когда он хотел поговорить с ней; всегда готова была сопровождать его в поездках, когда ее присутствие могло создать неудобства, и никогда не была готова ехать с ним, когда ему хотелось этого; она принимала приглашения на различные мероприятия, когда он хотел побыть дома, и отказывалась от них, когда он считал, что в интересах дела было бы хорошо посетить их; когда ее наряды привлекали внимание прессы, он обвинял ее в экстравагантности, а когда на ее платье не обращали внимания, говорил, что она превращается в старую каргу. В результате оба стали чувствовать себя несчастными.
