каким доверием дочь глядела на молодого человека, как пожимала ему руку, Ольга поняла: Генина тревога небеспочвенна.
Потом Лена подняла глаза к их окну и увидела мать. Что-то сказав своему спутнику, она быстро вошла в подъезд, влетела в квартиру и, бросив сумку, схватила фотоальбом.
— Мамочка, привет! — Она чмокнула Ольгу и выскочила обратно, крикнув: — Я на минутку! Только фотокарточку отдам.
Ольга увидела, как она отдала парню свою любимую фотографию и вернулась.
— Лена, что происходит? — сдержанно спросила она.
— Мамочка, ты только не волнуйся. Я так счастлива! Он очень хороший! Я тебе сейчас все расскажу.
И она рассказала. Но не все.
— А ты знаешь, что у него было с Мариной? — Ольге не хотелось ее расстраивать. Но надо же открыть дочери глаза, пока она не увлеклась окончательно.
— Гена наябедничал? Да, знаю. Он мне сам все рассказал. Он думал, что любит ее. А теперь понял, что не любит. Разве так не бывает?
— Почему же не бывает — бывает. Хорошо, что он не стал этого скрывать. Но я представляю, каково сейчас Марине. Да и Гене.
— Мама, мне тоже их очень жаль. Но я Гену не люблю. Я старалась полюбить его — ты же знаешь. Но не смогла. Ничего не поделаешь. И мне тоже… хочется быть счастливой. Разве я не имею на это право?
— Дочка, ты же совсем не знаешь этого человека. Тебе не кажется он чересчур легкомысленным? Вчера объяснялся в любви одной, а сегодня скоропостижно влюбился в другую.
— Мама, ты меня не считаешь глупой?
— Ну что ты! Конечно, нет.
— Так вот. Он замечательный! Он лучше всех! Когда ты его узнаешь, поговоришь с ним, ты меня поймешь. У него такое родное лицо! Как будто мы с ним искали друг друга давным-давно. А сегодня встретились и сразу узнали.
— А как же Марина? Что ты ей скажешь? Вы ведь подруги. Как ты будешь ей в глаза смотреть после этого?
— Мама, ну что тут можно сказать? Он же не виноват, что встретил меня позже всех тех девушек, с которыми гулял прежде. Если бы мы с ним увиделись раньше, все было бы иначе. Они с Мариной были бы знакомы по клубу — и все. Да, ему Марина нравилась. Он думал, что любит ее и говорил ей об этом. Но увидел меня и понял, что ошибался. И я ему верю.
— Хорошо, хорошо, дочка, не горячись. Лишь бы ты не ошиблась в нем. Вот только Гену я опасаюсь. Как бы он чего не вытворил.
— Я сама его боюсь. Дима-то с ним справится. Но Гена может исподтишка чего-нибудь выкинуть. Я, конечно, с ним поговорю. Только не знаю, поможет ли. Во всяком случае, что, только им можно влюбляться? А мне нельзя?
— А ты уже влюбилась? Так быстро?
— А ты как влюбилась в папу, вспомни. Сама мне рассказывала — с первого взгляда. Знаешь, мамочка — кажется, да. У него такое лицо… милое! Если б ты видела, как он на меня смотрел! Говорящими глазами! Я хочу быть с ним, несмотря ни на что.
— Ну что ж. Раз так, то я рада за тебя. Вы завтра встречаетесь?
— Наверно. Он сейчас должен позвонить.
— Тогда пригласи его к нам. Я хоть посмотрю на твоего избранника. Значит, его зовут Дима?
— Да, Дима Рокотов. Ты его, наверно, видела. Он на кафедре информатики часто бывает. Он тебя знает. Сказал, что тебя студенты любят.
— Возможно. Там сейчас много старшеклассников крутится. Они специально молодежь заманивают — компьютерные таланты разыскивают. Говоришь, он победитель олимпиады? Помню, был среди награжденных высокий парень со светлым чубом. Такой… лобастый.
— Это он, точно он! Ну и как он тебе?
— Да я его не очень тогда разглядела. Но раз победитель, значит умный.
— Очень, очень умный! С ним так легко! У него такие глаза — необыкновенные! Все время вижу, как он на меня смотрит. Так ласково… и преданно. Мамочка, я, наверно, сегодня не усну — буду все время думать о нем.
Тут она кинулась к залившемуся телефону.
— Да, Дима, это я. Хорошо. Может, лучше у меня? Хорошо. До встречи!
Мамочка, он завтра придет к нам в семь вечера. Давай сделаем торт "рыжик"? Мед есть, и грецкие орехи я еще не все съела.
— Обязательно сделаем.
И Лена кинулась доставать муку. Но тут опять зазвонил телефон. Теперь это был Гена.
— Мне надо с тобой поговорить. Срочно!
— Гена, — сказала Лена, прикрыв трубку ладонью, — сейчас начнется.
— Но ты должна его выслушать, дочка. Ты же не можешь сказать ему, что не хочешь с ним разговаривать? Это не по-человечески. Да и несправедливо.
— Гена, а может, завтра? — просительно протянула Лена. — Мы с мамой сейчас заняты. Поговорим завтра перед уроками, ладно? По дороге в школу. Зайди за мной.
— Хорошо.
Но назавтра он не зашел. Для нее это было таким облегчением! Может, передумал и не будет ее доставать своими упреками. Ведь умный — сам должен все понять.
Когда она вошла в класс, он сидел на своем обычном месте за их столом. Взглянув на него, Лена поняла, что разговор неизбежен. И тягостный. Но зачем, зачем? Лучше ведь не будет — будет только хуже.
Буду молчать, — решила она, — или отвечать односложно. Может, отстанет? Скажу, что, если будет доставать, отсяду.
Она села на свое место рядом с ним. Он молчал.
— Ну, — не выдержала она первой, — приступай.
— Марина не пришла.
— Вижу.
— Скажи себе спасибо. Твоя заслуга! Теперь ей ничего не нужно. Ни школы, ни института — ничего.
— Мне очень жаль.
— Значит, ты все знаешь? Про нее и про него.
— Знаю.
— Понятно. Купил он тебя, значит, с потрохами. Интересно, чем? Компьютером или папиной иномаркой?
— Еще одно слово, и я отсяду.
— Отсаживайся. Слов будет много.
— Мария Петровна, можно я пересяду? — Лена подняла руку.
— А что случилось? — спросила дотошная Мария Петровна. — Поссорились?
— Ей доска отсвечивает, — ответил Гена.
— Раньше не отсвечивала, а теперь отсвечивает? Ну пересаживайся. Кто знает, почему Башкатовой нет?
— У нее болит сердце, — опять ответил Гена при полном молчании класса, — почти разрыв.
— Так врача надо срочно.
— Врач не поможет. Есть только одно лекарство, которое ее спасет. Но владелица его не дает, говорит, самой нужно. Жадная.
— Гнилицкий, хватит мне голову морочить! — рассердилась учительница. — Сердечные дела не должны мешать учебе.
— Не должны, — согласился Саша Оленин. — Но здорово мешают! Хорошо было бы, если б не было у нас сердец, да, Мария Петровна? Никаких посторонних мыслей, никаких вредных эмоций. В голове одна учеба.
