Вспомнив серенького, словно пылью присыпанного, тщедушного человечка, девушка невольно улыбнулась. Еще пару седмиц назад, когда Ханна опрометчиво сказала, что с «заветниками» может связаться только полный и законченный дурак, матушка в очередной раз указала ей на ошибку и привела в пример виданного однажды владельца трех лучших в Собране школ — секретарской, наемных телохранителей, и той, о которой не полагалось многое знать посторонним.
— А он-то тут при чем?
— В молодости он увлекся этой ересью, вполне искренне. Потом был арестован, прошел очищение и отказался от заблуждений. Однако, он никогда не считал, что это всего лишь, как ты сказала, дурь. «Заветники» довольно многое умеют… Что именно они умеют, Ханна предпочла не выяснять — вдруг стало страшновато. Вот прокрадется такой чудом уцелевший в Собре еретик в дом, и натворит чего-нибудь. Просто назло матушке и остальным. А господин герцог Алларэ? Им же нужны для обрядов не только простые люди, но и — особо — члены Золотой династии. Впрочем, регента Собраны надежно охраняют, так что тут можно не беспокоиться.
— Я их не раз видела, — Фелида тогда ненадолго отвлеклась от составления букета. — Не знаю насчет умений, но что-то жуткое в них точно есть.
— Твой родич с ними много якшался, да?
— Он и их обманул, — равнодушно улыбнулась скорийка. — Но владетель Эйк знает о «заветниках» больше. Он посвященный, адепт… как это? Постигающий истину. Это чуть ниже, чем тот, убитый.
— Ничего себе! Я думала, они все такие… нищие и фанатики.
— Эйк никогда не был таким. Аскезу соблюдают только пастыри истины, которым позволено проповедовать. А герцог Скоринг, — Фелида никогда не называла бывшего регента иначе, — был только ищущим истину, не очень высокий ранг.
— Ты много о них знаешь, — вздохнула Ханна.
— Не так уж много. Не знаю, что они действительно могут сделать, а чем только пугают.
— Ты сказала, Скоринг умеет заставлять.
— Это не от еретиков, это его собственное, — передернулась девушка. — Весь в отца, только хуже. С тем хоть понятно было, что ему надо. А с герцогом…
— Милая, расскажи подробнее, — попросила Кларисса. Выслушав довольно длинный, хоть скупой и сдержанный, рассказ Фелиды, Ханна всерьез и надолго задумалась о том, почему кого в столице не потряси, обязательно обнаружатся стилеты в рукавах и призраки прошлого, стоящие над душой. Герцог Гоэллон в одночасье лишился половины семьи, герцогу Алларэ досталось от мачехи и отца, Араону — от них же, да и бывшему регенту тоже не повезло. Покойный казначей, глава семьи, пытался подчинить себе всех — сына, младших братьев, двоюродную родню. Досталось и родителям Фелиды, но родному сыну и наследнику титула — больше всех. Покойный казначей Скоринг, пересидевший правление двух королей — Эниала и Ивеллиона — всю жизнь бредил будущим величием своего рода, хотя о каком еще величии можно было мечтать одному из длинного ряда герцогов Скорингов, правивших землями к востоку от Междуречья еще до короля Аллиона?!
Фелида не сказала об этом прямо, может быть, она и сама не понимала, но из ее слов госпожа Эйма сделала вывод, что покойный герцог Скоринг, казначей, член королевского совета устроил заговор прямо под боком у короля Ивеллиона. Втянул он в это всех, кого смог — и членов рода, начиная с сына, и многих других. Уж не за это ли он поплатился, закончив жизнь в «давке» на площади, которая была самой обычной резней, устроенной гвардейцами, подчинявшимися его сыну?
— При нем никогда нельзя было ни шуметь, ни шутить, ни смеяться. Только сидеть, сложа руки, — Фелида застыла, опустив переплетенные пальцы на колени и неестественно выпрямив спину. — Веселиться вульгарно, плакать недостойно, даже краснеть, когда отчитывает — и то неприлично!
— Он, может, хотел, чтобы все умерли?
— Он хотел, чтобы мы так жили! — скорийка поднялась со стула, золотисто-рыжие «королевские» астры посыпались с колен. Девушка успела поймать только последний цветок. — Простите, я вас покину.
Фелида сделала реверанс и быстро вышла; слышно было, что ушла в свою комнату, плотно притворив дверь. Кларисса, сидевшая в кресле-качалке у окна, отложила на столик старый пергаментный свиток, досадливо вздохнула.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Удивительно, сколько зла может причинить один человек, имеющий власть над близкими. Я нередко благодарила Сотворивших за то, что не знаю своей семьи. Моя жизнь не была легкой, но куда проще понять чужого, который мучает тебя, чем близкого родича.
— Я вообще не понимаю, — призналась Ханна. — Отец никогда ничего подобного не делал. Ему бы и в голову не пришло запрещать мне… смеяться!
— Наверное, не хотел, чтобы ты выросла такой же, как Фелида, — то ли в шутку, то ли всерьез ответила Кларисса. Сейчас Ханна вспоминала этот разговор, сидя в садике и глядя в сторону калитки, за которую вышел герцог Алларэ. Наверное, отвергнутой девице надлежало оскорбиться, обидеться, и уж точно — поплакать, но бывшей старшей фрейлине такое и в голову не пришло. Синеглазый королевский сын, кажется, головой ударился и уж точно — помрачился разумом. Нужно было понять, в чем дело, какие-такие ужасные опасности он нес в себе и что вдруг его заставило явиться спозаранку в дом госпожи Эйма и вывалить на Ханну подобный несуразный бред. Для начала стоило посоветоваться с Фелидой.
— Не знаю, в чем тут может быть дело, — пожала плечами подруга. — Герцог Алларэ мне всегда казался очень благоразумным и рассудительным господином.
Значит, со времени поездки в Тиаринскую обитель он узнал нечто важное. А если ты не преувеличиваешь, и он действительно был слегка не в себе, то узнал совсем недавно. Вчера или утром.
— Что же это такое? Фелида лежала на постели, положив небольшой томик стихов перед собой на подушку. Подобной манерой она обзавелась только пару дней назад, до этого предпочитала чинно сидеть в креслах или на стульях, да и вообще держалась так, словно за ней постоянно наблюдали три строгие воспитательницы. Растрепанная пушистая коса, слегка сползшая с плеча косынка — да, пребывание в гостях у семейства Эйма определенно шло подружке на пользу.
— Чем дружба отличается от брака? Да не хихикай, я всерьез спрашиваю! — чуть нахмурилась рыжая. — Одно, по его мнению, ничем не грозит, а другое опасно.
— Детьми?
— Может быть. Не знаю… Тебе нужно поговорить с тем, кто знает его лучше. «С кем? — задумалась Ханна. — С герцогом Гоэллоном? Я его не знаю, да и он меня не знает. С его племянником? Милый юноша не кажется таким уж всеведущим. Реми Алларэ? Может, матушка права, и он не такой уж пустослов, но после давешнего разговора не хочется. Араон? Может быть, он хоть чем-то поможет…» Для бывшей старшей фрейлины не составило особенного труда попасть во дворец на аудиенцию к его высочеству принцу Араону. Более того, ее любезнейшим образом проводили прямо по знакомому пути — и обе провожавшие тоже были знакомы, недавние подруги по несчастью, как-то удержавшиеся на своих должностях и после смены правящей особы. Хуже того, и покои принца оказались все теми же, что раньше занимал Араон. Конечно, здесь поработали мастера, превратив багряно-золотое жутковатое убранство во вполне радующее глаз серо-голубое, светлое и уютное; но воспоминания о пережитом страхе, оказывается, Ханну еще не вполне покинули.
Помнилась зловещая тишина в коридоре и далекий рев толпы за окнами, паника, злая Фелида и ее мрачные пророчества, скулящий зареванный король-«порося»… Понижение в ранге оказало на Араона благотворное влияние еще во времена пребывания в Тиаринской обители, теперь же на него вообще было приятно смотреть. Молодой принц приятной наружности, пусть еще нескладный, но для его неполных шестнадцати — вполне обычное дело. Араон был рад видеть Ханну, об этом сообщили еще фрейлины; он, конечно, не ожидал визита, но девушке показалось, что юноша не просто рад встрече с девушкой, которая участвовала в его спасении. Что-то вертелось у него на кончике языка, но пока еще не соскальзывало: говорили о погоде, столичных новостях и прочей ерунде.
