— Дедушка, а кто этот, что в фуражке с красным верхом? — кричал с подводы Гаврик.
— Сам начальник станции!
— Дедушка, а чего он приходил?
— Благодарил за помощь дороге. Спросил: «Может, вагоном вас и лошадей отправить домой?»
— А вы ему что? — нетерпеливо спрашивал Гаврик, любивший ездить по железной дороге.
— «Премного благодарим, — говорю. — Время, говорю, военное, не станем загружать дорогу. Ведь у нас, говорю, и коровы есть…»
В очередной рейс подъезжая на порожней повозке к станции, Миша и Гаврик впереди увидели старенький газик и очень обрадовались ему. Это был газик Василия Александровича. Из приоткрытого капота машины торчала приподнятая нога в знакомом рыжем сапоге.
— Миша, а где же Василий Александрович?
Минуя лесозащитную полосу, ребята увидели и Василия Александровича. Он стоял около бедарки, засунув руку за борт защитного, сшитого в талию пиджака, и слушал Ивана Никитича.
Миша и Гаврик сразу догадались, что старый плотник о них что-то рассказывал секретарю райкома. Не случайно Василий Александрович, заметив приближавшуюся повозку, более охрипшим, чем вчера, голосом весело сказал:
— А вот и они сами. Подъезжайте сюда и укладывайтесь в дорогу!
Ребята помогали Ивану Никитичу запрягать в бедарку коня, укладывать сумки. Потом они сорванными пучками бурьяна, как вениками, выметали кирпичный сор из ящика повозки, укладывали тюки сена, а уж после всего этого стали стряхивать с себя красную кирпичную пыль.
Василий Александрович своими большими, задумчиво улыбающимися глазами наблюдал, как ребята собирались в дорогу.
— А как вы думаете?.. Конечно, сознательным живется беспокойней, — говорил он ребятам. — Но зато красивей! Вы об этом непременно на свободе подумайте!
Лошадь была запряжена, фураж уложен. Подобрав вожжи, Иван Никитич сидел уже в бедарке, собираясь сказать Василию Александровичу: «Мы совсем готовы. Разрешите ехать?»
Зная, что старик торопится, Василий Александрович подумал, посмотрел еще раз на ребят, взобравшихся на повозку, и сказал:
— Иван Никитич, я был сейчас только на ферме — коровы целы, сыты. Признаюсь, не утерпел и машиной добежал до самого вашего колхоза. Ждут вас там!.. Но ведь ждут завтра? Задержимся здесь еще на несколько минут. Вот-вот должен показаться поезд. Первый поезд на освобожденной миусской земле. — Василий Александрович обернулся к ребятам: — Они ж помогали очищать ему путь?! Посмотрим на него и разъедемся по своим делам.
Пока Василий Александрович наказывал Ивану Никитичу, как лучше использовать в колхозе посланных с моста шефов-мастеров, из-за покатой возвышенности показался поезд. На станции его ждали: на путях никого не осталось, и путевой профиль стал широким, как река. Военные, железнодорожники, колхозники окрестных сел густо заполнили небольшой перрон. Около третьего пути стояли несколько вооруженных бойцов, а впереди них железнодорожник с флажком в вытянутой вперед руке.
Миша и Гаврик слышали, как Василий Александрович и Иван Никитич один за другим значительно проговорили: «Воинский». Ребята встали с тюков сена и, стоя в повозке, не отрывали глаз от поезда. Он был уже недалеко. Степная окрестность станции наполнялась нарастающим гулом. Было ясно, что поезд не остановится здесь.
Миша и Гаврик на платформах поезда начинали различать танки, зенитные пушки, автомашины. И вот они уже угадывали часовых, одетых в полушубки, обутых в валенки. Чем меньше становилось расстояние между поездом и станцией, тем яснее было ребятам, что непосредственная встреча с поездом будет очень короткой.
— Гаврик, что-то надо делать, — обеспокоенно зашептал Миша.
— Ура! — донеслось со станции, и ребята увидели, что над перроном стайкой грачей закружились подброшенные шапки.
— Миша, видишь, что надо делать! — разгоряченно ответил Гаврик, и они, подбросив шапки, стали кричать: «Ура! Ура!» Оглянувшись, они увидели, что овчинная шапка Василия Александровича и треух старого плотника уже лежали на земле, а сами они не переставая кричали: «Ура! Ура!»
Поезд уже поравнялся со станцией. Клочья пара полетели на перрон, на крыши товарных вагонов, покорно бежавших за паровозом.
Еще кружился клочок бумаги, подброшенный поездом в воздух, а самого поезда уже не было.
С перрона доносились веселые голоса:
— Кричал я машинисту, чтобы передал фронтовикам привет… А услыхал он или нет — за это не ручаюсь!
— А дорога прочная!
— И дорога прочна, и мост крепок! Можем спокойно ехать по своим делам! — откликнулся Василий Александрович и повернулся к Ивану Никитичу, давая ему понять, что и в самом деле теперь уже надо уезжать.
Но Иван Никитич не спешил прощаться, он стоял около бедарки и, неловко усмехаясь, смотрел на валявшийся на земле треух.
— Ошибку маленькую я допустил, — проговорил он, — мне надо было быть машинистом, а я в плотники пошел… Придется переквалифицироваться.
Все засмеялись. Василий Александрович попрощался и пошел к газику. Иван Никитич снова сел в бедарку.
— Михайла, Гаврик! Впереди буду ехать я. Вам нельзя — у вас есть о чем поговорить!..
Это и в самом деле было так: вместе с Василием Александровичем, вместе с дедом, вместе со всеми железнодорожниками и бойцами ребятам пришлось встретить и проводить первый, да еще воинский поезд на восстановленной ими дороге.
Вслед за бедаркой от станции потянулась и пароконная повозка. Гаврик правил лошадьми, а Миша, как отлично устроившийся пассажир, покачивался на тюке сена, будто на широком мягком сиденье.
— Миша, как ты думаешь, воинский теперь от станции далеко? — спросил Гаврик.
— Да как тебе, Гаврик, ответить… Дай немного подумать.
— Миша, думай покороче, а то поезд уйдет еще дальше.
Этими словами начался обстоятельный дорожный разговор Миши и Гаврика о виденном и слышанном.
Старый плотник, нацепив на нос очки и засунув треух за пояс, держал перед глазами развернутую газету.
Бедарка тряслась, подбрасывалась на неровностях проселка, буквы прыгали и расплывались, но Иван Никитич никак не мог оторваться от газетных страниц.
Внезапно бедарка остановилась.
— В чем дело? — услышали ребята недоуменный вопрос старика.
— Дедушка, а может, в вашей газете написано «тпру»? — осведомился Гаврик.
— В моей газете, было б тебе, Гаврик, известно, написано: «Вперед!» Товарищи фронтовики фашистов с кручи прямо в Днепр сковыривают! И вдруг потеплело… Какая досада! — замахал он газетой над головой.
— Дедушка, — закричал старику Миша, — эти газеты четыре дня назад печатались, а тогда было здорово холодно!
— Тогда, Михайла, все в порядке! Спасибо за разъяснение! Теперь можем смело двигаться вперед!..
Иван Никитич снова погрузился в чтение газеты. Конь скоро опять остановился.
— Дедушка, а и в самом деле — чего он? — спросил Гаврик.
— Умная лошадь, жалеет стариковские глаза.
Смеясь, старый плотник слез с бедарки, привязал вожжи, пустил коня вперед, а сам, пристроившись, шагал теперь сбоку повозки, на которой ехали Миша и Гаврик.
Взгорьем дорога уходила в степь. Вправо, за нагромождением округлых холмов, впадин, котловин и котловинок, показалась речка Миус. Отсюда она казалась похожей на детский рисунок, на котором синими красками была нарисована не то вода, не то капризно извивающийся дым или закрученный в кольца пушистый ус.
Иван Никитич и ребята, разговаривая о своей родной речке, невольно вспоминали шутливый рассказ о том, почему она называется Миусом.
…Когда-то извилистым правобережьем, приречной равниной один из запорожских атаманов вел свое войско против турецких захватчиков. В это ясное утро атаман был хмур, задумчив. Может, он устал от бесконечной походной жизни? А может, предстоящая встреча с врагом заставляла призадуматься: а не будет ли эта лихая сеча последней для атамана?.. Но, присмотревшись к причудливо извивающейся речке, он добродушно рассмеялся и, крутя курчавый длинный ус, сказал: «Хлопцы, бачьте — вьется, як мий ус!»
— Мий ус! Миус! Отсюда и повелось, — с ласковой усмешкой говорил ребятам Иван Никитич. По его усмешке никак нельзя было догадаться, верит ли он в рассказ или нет. Но одно ясно было для ребят, присматривающихся к старому плотнику, — что этот рассказ ему нравится и за его нехитрым содержанием он видел что-то другое, что важнее для него и для притихших ребят. — Только в том ли дело, ребята, что наша речка похожа на кучерявый ус?.. А может быть, атаман этот знал ее с другой стороны?.. — Держась за распорку повозки, Иван Никитич смотрел не то на свои легко шагающие ноги, не то на дорогу. — Не забывайте, ребята, что люди, гонимые помещиками и царевыми слугами, за Миусом находили себе убежище. Не широка речка, а руки у них были коротки достать то, что было на этом берегу.
