Туча, залегшая в морщинах на лбу, сгустилась еще больше.
Полупризнание Валтасара не раскрыло его тайны. Уж не страдает ли царь неизлечимой болезнью?
Судья Идин-Амуррум заговорил первым, пока остальные размышляли:
— Дозволь заметить, царь, — проговорил он, — если послы и доберутся до страны Мусури, кто поручится, что им удастся вернуться обратно? Нами только что получена весть о падении Ура и Урука. Войска Кира отрезали все дороги, можно предполагать, что у них в руках и Средняя дорога, кратчайшая из тех, что ведут через арабские провинции прямо в Египет.
Валтасар помертвел.
— Так, значит, Ур и Урук тоже? Но ведь персов на юге не было, Кир продвигался с севера.
— Сегодня нам донесли, что часть войска он незаметно перебросил через арабские провинции.
— Но ведь арабские провинции тоже принадлежат Халдейской империи! — вознегодовал царь.
— Большинство переметнулось на сторону врага, — заметил Набусардар, — с их помощью Кир овладел У ром и Уруком. Аравия, как и следовало ожидать, потеряна для нас. Очевидно, Кир не поскупился на посулы. Но это не сломит нашу волю. Речь идет о Вавилоне, а Вавилон укреплен надежно.
— Стало быть, и Урук? — переспросил Валтасар. — Неужто наместнику Урука недоставало войска для защиты?
— Честь и слава наместнику Урука во веки веков! — воскликнул Набусардар. — Когда он увидел, что придется сдать город превосходящим силам врага, то приказал поджечь дворец и вместе со всей семьей бросился в огонь, не дался живым этим хищникам.
— Да зовется он отныне великим князем, наместник Урука. Его имя я прикажу занести в царские анналы.
— Да послужит он нам примером, — подхватил наместник Борсиппы, но голос его прозвучал неискренне.
— Ур и Урук, говорите вы, — покачал головой Валтасар, — значит, Средняя дорога тоже в руках Кира из Анзана?
— Да, — ответил начальник конников, — но пусть тревога не сокрушает тебя. Среди моих всадников есть один, о нем говорят, что его не догонит ни самый быстроногий жеребец, ни самая быстрая стрела. Отправь его гонцом вместе с послами к фараону. Жизнью ручаюсь, он доберется до Египта и возвратится к тебе с папирусом, в коем будет изъявлена воля правителя страны Мусури.
— Хвалю за сообразительность. Да будет так. Князь Набусардар, позаботься о гонце и посольстве от Вавилона да не забудь о моей просьбе. Вот, пожалуй, и все. На сегодня вы свободны.
— Тебя еще ждет начальник стражников, — напомнил царю Набусардар.
— Что ему надобно? — хмуро спросил недовольный царь. — Конца нет делам…
Рослый загорелый воин в одежде верховного стражника, человек, привыкший действовать решительно и прямо, описал обстановку в городе. Между прочим он упомянул, что евреи, оставшиеся в живых и избежавшие расправы, рассеялись по городу. Они прячутся в сточных канавах и убеждают народ сдать Вавилон без боя, не то, мол, персы силой овладеют городом, и тогда вавилонянам не избежать кровавого возмездия. Мужчин перережут, женщин и девушек поделят между воинами-победителями. Все сокровища и движимое имущество вывезут в Персию, а город разрушат и превратят в пустыню.
В дикой ярости Валтасар вскочил с трона.
— А что ты сделал с теми, кто мутит народ?
— Всех, кого удалось выловить, я приказал распять на крестах.
Помилован лишь один смутьян по имени Сурма. Смертную казнь я заменил ему пожизненным заточением. Он халдей, и я не хотел казнить его наравне с евреями.
— Напрасно, — Валтасар затрясся от злобы, — всякий, кто подстрекает народ против царя, заслуживает смерти.
— Смутьянов столько, что не хватит крестов, светлейший…
— Бросайте на съедение львам!
— Львы уже сыты.
Побагровев от гнева, Валтасар в запальчивости крикнул:
— Топить их в Евфрате!
Послышался стук котурнов. Растолкав стражу, в зал ворвался военачальник и, пав перед царем ниц, задыхаясь, воскликнул:
— Кир!
Царь взглянул на Набусардара и на прочих вельмож.
Набусардар подбежал к вошедшему.
— Встань и объясни, что случилось.
— Кир идет на Вавилон.
У царя готов был вырваться строптивый крик, что это ложь, что Кир не посмеет, но вдруг до его слуха донеслись звуки походных горнов, подобные далекому подземному гулу.
Царь оцепенел, лицо его застыло от ужаса. Он силился что-то сказать, но слова не сходили с его уст. Губы остались полуоткрыты, руки повисли, лоб покрылся испариной; Валтасар не мог справиться с ознобом.
А персидские горны трубили все громче, сотрясая стены великолепных царских палат, что высятся на холме Бабилу как мавзолей славы бессмертных династий.
Валтасар стоял каменным изваянием, до боли напрягая слух и устремив неподвижный взгляд на подступы к
Вавилону, где, словно из бездны преисподней, как совсем недавно — из-за гребня Холмов, неудержимо надвигалось персидское войско.
* * *
Ветер уносил облака пыли, вздымаемые персидской конницей, мчавшейся к стенам Вавилона. Вихреподобная конница варваров, словно разгневанная орлица, неслась над полями. Тучей надвигались несметные полчища наемников, казалось, эта туча застилает не только землю, но и небо. Не было числа персидскому воинству. Нескончаемая лавина утомляла зрение, будоражила мысли, вселяла страх в сердца.
Обитатели цитадели, — от верховного писца до последнего слуги, высыпали на террасы садов, чтобы видеть зловещий ураган, бушевавший у стен Вечного Города.
Оправившись от первого потрясения, Валтасар подобрал полы одежды и выбежал из зала на верхнюю террасу. Тяжело дыша, смотрел он потухшим взглядом на север, на восток. Там разверзлась земная твердь, оттуда надвигался мираж, обернувшийся потопом. Вражеская конница неслась к стенам Бабилу. Воинственный рев вырывался из глоток победителей. Грохот сотен тысяч копыт сотрясали основания домов. Оглушительные звуки труб и дробь барабанов колебали стены дворцов.
Но даже с крыш царского дворца трудно было разглядеть что-либо в этой лавине. А Валтасару не терпелось увидеть псоглавого Кира, стоящего в боевой колеснице. Отчаяние побуждало царя рассмотреть это наглое лицо. Но, как ни жалуйся богу Ану из Урука, а на таком расстоянии все равно ничего не увидишь.
Вдруг царя осенило. Когда-то фараон Амазис в знак вечной дружбы преподнес ему стекло, в которое было видно далеко вокруг. Теперь выдумка египетского мудреца может пригодиться, да благословят боги фараона Амазиса!
Валтасар нетерпеливо кликнул советника:
— Принеси мне трубу, ту, фараонову! Да лицезреет властелин… — горькая усмешка тронула его губы, — да лицезреет властелин властелина!
Когда трубу принесли, царь в судорожном нетерпении подносил ее то к правому, то к левому глазу. Картина происходившего на подступах к городу виделась смутно. Все сливалось в близкий, бесформенный поток. Можно было лишь заметить движение стремительно катившейся лавины персидского войска.
— О, — сокрушенно воскликнул Валтасар, — кто-то заменил в трубе драгоценное стекло простым! — Царь рассвирепел от досады. — Кто из вас это сделал, отвечайте! Кто посмел?
— Быть может, со временем стекло само потеряло свое чудесное свойство приближать далекое? — нашелся один из приближенных.
— Гм! — подивился царь. — Само потеряло чудесное свойство приближать далеко…
— Или, — многозначительно заметил Набусардар, — это — таинственное явление природы, и его надлежит истолковать как предостережение владыке Вавилона: фараоны страны Мусури столь же непостоянны, как и это новшество их ученых мужей.
— Ты полагаешь, это чудо?
— В чудеса я не верю, просто я пользуюсь случаем лишний раз остеречь ваше величество — не следует полагаться на помощь Египта!
— Фараон поклялся мне богом Амоном, что нападет на персов с тыла. Ведь Кир угрожает и Египту.
— Именно поэтому, царь!
— Я не понимаю тебя, Набусардар. Ты всегда думаешь иначе, не так, как я. А что посольство к фараону?
— Кир кольцом окружил город. Послы не могут из него выбраться. Мы заперты со всех сторон. Кир расположился на подступах к Вавилону. Но мы и сами этого хотели, так как для нас выгоднее сражаться под прикрытием стен. Ваше величество было согласно с этим планом.
— Да, но у меня к фараону особое дело. Я нуждаюсь в мудрости его чародея-лекаря. Набусардар, мой род…
— Положись на меня, царь царей, я столько раз просил тебя об этом. Клянусь Нинибом, подателем силы, клянусь воительницей Иштар из Арбелы, я не сложу оружия, пока не смогу поднести тебе отсеченную руку Кира вместе с его мечом. Да пребудут в спокойствии твои дни и ночи. Никому не дано сокрушить и уничтожить Вавилон.
Валтасар смахнул ладонью пот со лба, закрыл глаза, кончиками пальцев потер веки и сжал виски, думая свою нелегкую думу. Набусардару неведомо, что терзает душу царя. Последний в роду, последний… ибо демоны превращает плодородное лоно жен в пустыню и пепел… Кир у стен Вавилона, а он, царь, оставшийся без потомка, стоит на террасе дворца и прислушивается к реву войска, чей предводитель не обойден ни потомством, ни могуществом, ни славой.
