Кликнув писца, он велел ему начертать на воске несколько фраз, затем перенести их на золотую дощечку и в той же кожаной суме отослать Нанаи.
Лысый мудрец уселся на пол, скрестил ноги и, положив на правое колено восковую дощечку, стал выводить резцом под диктовку Набусардара:
«Повелительница сердца моего, любовь моя бесценная!
Мне кажется, будто я жил тысячи лет назад и тысячи лет назад повстречал тебя и сразу же сказал:
«Любовь сильнее смерти». Это оказалось правдой, потому что прошло много лет, и любовь воскресила нас из мертвых, чтобы мы напомнили о ней людям в новом образе, в образе Нанаи и Набусардара.
Не забывай, вечно желанная радость моя, того, что я тебе говорил: «Ты словно денница, ты прекрасна, как месяц, чиста, как солнышко. Шея твоя словно башня из слоновой кости, очи твои — озера, отливающие изумрудом. Стан твой строен, будто пальма, а груди — как виноградные гроздья. Две алые ленты — губы твои. Речь твоя — драгоценность, кудри твои — будто стадо овец на склоне горы. Ты — совершенство, подруга моя, и все в тебе безупречно. Сестра моя, ты пленила. мое сердце, пленила взором своим, лебединой шеей своей.
Я люблю тебя, Нанаи, люблю всей душой, навеки и не могу не повторить вслед за тобою: любовь — это жизнь, любовь — сильнее смерти. Лентой твоей пурпурной я обвиваю рукоять меча и…»
Остальные слова потонули в реве горнов, который донесся с востока и обрушился на стены командной башни Имгур-Бел. Вслед за этими звуками раздался оглушительный воинственный вой, и к внешним стенам Вавилона со стороны Канала Голубых Вод устремились Кировы полки.
Стройные ряды щитоносцев, лучников, пращников, копьеносцев ощетинились оружием.
Набусардар вскочил с каменной скамьи. Алая лента соскользнула с колена под каблук тяжелого армейского башмака. Хрустнули хрупкие бусины жемчуга, но Набусардар не заметил этого. Выбежав на стену, он закричал:
— К бою! Трубачи — сигнал!
Халдейские трубы грянули на крепостном валу, первым призывным звукам пронзительно вторили горнисты, стоявшие по всей стене. С городских улиц донеслась громовая дробь барабанов. Все живее в Вавилоне было на ногах. Не столько битва, сколько то, что могло последовать за нею, удесятеряло ужас вавилонян, сводила их с ума.
С обеих сторон просвистели первые стрелы. Стрелы персидских солдат полетели на укрепления, стрелы халдейских солдат — в ряды персидского войска. В первые мгновения это было похоже на стремительные перелеты птиц. Постепенно стрельба учащалась, и вскоре в воздухе поднялся настоящий ураган. Было видно, как несколько десятков солдат Набусардара выронили луки и, истекая кровью, рухнули на камни и сползли вниз по внешней стене укреплений. Но и персидские латники падали под ноги своих товарищей, и иссохшая халдейская земля жадно впитывала теплую кровь умирающих.
Как ни странно, остальное оружие персов бездействовало. Из этого можно было заключить, что для захвата Вавилона Кир решил прибегнуть к планомерной осаде, а не к стремительному штурму. Военачальников Набусардара тревожили лишь необычайно большие разрывы между отдельными полками персов.
— Это неспроста, — заметил и Исма-Эль, руководивший обороной Борсиппы.
— Разрывы по окружности приходятся строго против крепостных ворот, добавил его помощник. — Возможно, опасаясь наших вылазок из-за стен, они готовятся зажать нас в клещи.
— Или Кир задумал ошеломить нас каким-нибудь новшеством в осадном деле…
Набусардар, поднявшийся в это время вместе с царем Валтасаром на вершину башни, тоже обратил внимание на эту странность.
— На дальних подступах видны передвигающиеся тени, — напрягая зрение, заметил он посреди разговора, — похоже, это отряды конницы. Но какой толк от конницы в начале боя, когда и ворота закрыты, и стены целы?
— Я ничего не вижу, — удрученно протянул Валтасар, — надо было надеть перстень с лигиром, который делает людей дальнозоркими.
— Да, — равнодушно кивнул Набусардар, наморщил лоб и прищурился. — Зрение меня не обманывает, это отряды конницы, всадники в доспехах. О Ниниб, что это значит?
— Штурм! Внезапный штурм! — заикаясь выговорил царь.
— Может, они и впрямь решились на штурм вместо осады? Но будь спокоен, государь, мы это предвидели!
Набусардар сделал знак трубачам, и они сигналом предупредили воинов у ворот о приближении неприятеля.
Сквозь яростный вихрь и посвист стрел с персидской стороны послышались звуки, напоминающие набатные удары; тотчас в разрывах напротив ворот, словно из-под земли, выросли шеренги копьеносцев и пращников.
— Они, видно, скрывались во рвах и волчьих ямах?! — вскричал Валтасар.
— Нет, государь, перед штурмом персы засыпали ямы и рвы; копьеносцы и пращники стояли на коленях меж рядами лучников, оттого мы и не заметили их. Теперь они поднимаются и заполняют разрывы против ворот. Это подготовка к штурму. К стенам направляются все новые и новые отряды!
Из-за рвов и насыпи, окружавших персидский лагерь, выныривали осадные и метательные орудия. Громыхали катапульты, баллисты, онагры. Катились подвижные башни, корзины и винеи, тараны с наконечниками в виде бараньей головы; укрепленные на тесаных деревянных стойках металлические сверла; наготове были крюки, которыми вытаскивали расшатанные кирпичи и камни из стен, лестницы, веревки, цепи.
Все это надвигалось на вавилонские укрепления в образцовом порядке и со скоростью урагана.
Набусардар кричал с командной башни:
— Трубите! Трубите! Трубите!
У ворот с внутренней стороны поднялась суматоха. Военачальники отдавали приказания, придирчиво оглядывая сгрудившихся воинов. Запасные отряды были готовы к бою. Халдейские горны без умолку возвещали тревогу.
Над стенами просвистели первые камни, пущенные персидскими пращами. В ответ вавилоняне натянули тетиву баллист. С оглушительным грохотом и воинственным ревом приближались персидские воины к стенам города. Одни — заслонившись щитами, другие — под прикрытием «черепах», третьи — очертя голову, с одним мечом в руках, без шлема и лат. Охваченные воинственным пылом, они всем своим видом выражали нетерпение сойтись с врагом лицом к лицу. Их, горячих и отважных по натуре, не устрашала даже гибель тех, что снопами валились под ударами халдеев. Разъяренные пролившейся кровью братьев, они. жаждали крови. И вот, когда мерахийцам первым удалось перекинуть бревна через защитный ров у основания крепостной стены, они набросились на сбитых с укреплений раненых халдеев и, вгрызаясь в шею, высасывали из их жил теплую кровь. Они гибли вместе со своими жертвами, пронзенные сверху копьями воинов Набусардара.
Несмотря на то что вавилоняне действовали умело и отважно, стремясь задержать продвижение персов, тем все же удалось — к одним воротам раньше, к другим позднее — подкатить громадные тараны, защищенные башнями. Затем самые отчаянные и ловкие из числа атакующих воинов, невзирая на град халдейских стрел, пробились со сверлами к стене. Под прикрытием щитоносцев они отдирали смоляную, обмазку и проворно выворачивали кирпич за кирпичом, камень за камнем, чтобы как можно скорее проделать брешь и оказаться на другой стороне, на улицах Вечного Города.
В яростное единоборство с вавилонской твердыней вступил отряд ассирийцев, входивший в состав персидской армии. Они не забыли, как царь Навуходоносор покорил их страну и превратил воспетый поэтами город Ниневию, средоточие красоты и великолепия, в груду безжизненных развалин. Зная, что в сердцах ассирийцев не погасла ненависть к халдеям, Гобрий бросил их на штурм северо-восточных укреплений, за которыми на высоком насыпном холме стоял летний дворец царя, обитель света и радости, солнечная Муджалиба. Этот утолок, с его причудливой архитектурой, роскошными террасами садов, легенды уподобляли потерянному раю первых людей, дразня и вызывая ярость сынов некогда могущественной, но пришедшей в упадок Ассирии. Ассирийцы крушили окружавшие Муджалибу стены не только сверлами, таранами и крюками; охваченные бешенством, они колотились головой о камни, кровоточащими пальцами выцарапывали кирпичи.
«Отомстите за Ниневию!» — такой клич бросил им Гобрий.
В гуле и грохоте боя слышны были только три эти слова:
— Отомстите за Ниневию! Отомстите за Ниневию! Отомстите за Ниневию! Но сокрушить вавилонские стены было не так-то легко. Требовались колоссальные усилия и время. Халдеи не испытывали недостатка в средствах, сводивших на нет разрушительную работу врага. Они опрокидывали на пришельцев котлы с кипящей смолой, бросали сверху горящую паклю, от которой занималась одежда. Точно пучки соломы, вспыхивали густые курчавые бороды, всклокоченные волосы. Раскаленными ядрами халдеи поджигали подвижные башни, виней, корзины; трудногасимыми горючими веществами уничтожали орудия неприятеля. На участке, где наступали ассирийцы, тут и там загорались гигантские костры. Баллисты метали в бушующее пламя комья сала и смолы, отчего огонь вспыхивал с новой силой. Ассирийские воины превращались в живые факелы. Выход один — отступить и искать спасения в мутной воде канала.
