На пресс-конференции после саммита я правильно описала сделанные мной уступки как «ничтожные», что разозлило левых и возмутило министерство иностранных дел. Но я не верила в санкции и не собиралась их оправдывать. Я смогла покинуть берега Нассау, сохранив свою политику невредимой, хотя и испортив мои личные отношения с лидерами Содружества, в последнем была виновата не только я. И еще были сохраненные рабочие места тысяч чернокожих африканцев, за которых я боролась.
На заседании Совета Европы в Гааге в июне 1986 г. мне пришлось столкнуться с большими трудностями. Так как действия стран ЕС могли иметь существенное влияние на экономику Южной Африки, этот форум по вопросу санкций был очень важным. Голландцы (ведь Нидерланды были родиной африканеров) испытывали по отношению к Южной Африке глубокое чувство вины, что мешало им быть идеальными хозяевами совещания. В конце концов, мы пришли к соглашению, что нужно рассмотреть введение запрета на новые инвестиции и санкции на импорт угля, железной руды, стали и крюгеррандов. Также было согласовано положение о том, что ввиду того, что Великобритания вскоре возьмет на себя обязанности председателя Сообщества, Джеффри Хау должен посетить Южную Африку, чтобы подтолкнуть реформы и добиться освобождения Нельсона Манделы. Джеффри был против поездки, и надо сказать, что его нежелание было оправданно, ведь президент Каунда его оскорбил, а президент Бота отмахнулся от него. Как я позднее узнала, он думал, что я приготовила ему невыполнимую миссию, и очень злился. Могу только сказать, что таких намерений у меня не было. Только ему удалось бы добиться прорыва.
Вскоре после возвращения Джеффри наступило время специальной конференции Содружества по Южной Африке, на которой, как был решено в Лайфорд-Кей, будет оценен прогресс. Было решено, что главы семи правительств Содружества встретятся в Лондоне в августе. Самым неприятным было то, что из-за упрямства президента П.В. Бота мы не сильно продвинулись вперед. Были проведены некоторые важные реформы, и в марте в отдельных районах было отменено чрезвычайное положение. Но в июне было объявлено общегосударственное чрезвычайное положение, господин Мандела был все еще в заключении, а АНК и другие организации такого рода были по-прежнему запрещены.
Средства массовой информации и оппозиция к тому времени навязчиво обсуждали Южную Африку. Шли разговоры, что Содружество распадется, если Великобритания не изменит своей позиции по санкциям. Содержание моей почты свидетельствовало, что взгляды и приоритеты этих комментаторов не выражали чувств публики.
Мои встречи с главами правительств перед официальным открытием привели меня в уныние. Брайан Малруни призывал, чтобы Британия «показала пример», и, казалось, хотел заранее узнать мою позицию на переговорах. Кеннет Каунда, когда я посетила его, находился в самодовольном состоянии и не выражал желания сотрудничать. Он считал, что если санкции не будут наложены, ситуация в Южной Африке «воспламенится». Я сообщила Радживу Ганди, что готова «немного» уступить на конференции. Он казался намного более сговорчивым, чем в Нассау, хотя, как обычно, не «раскрывал карты». Официальные переговоры были столь же неприятными, как и в Лайфорд-Кей. Мой отказ от введения предложенных санкций господа Каунда, Мугабе, Малруни и Хоук восприняли в штыки. Меня никто не поддержал. Их предложения шли намного дальше того, что предлагалось прежде.
В Нассау они предлагали прекратить воздушные связи с Южной Африкой, ввести запрет на инвестиции, сельскохозяйственный импорт, развитие туризма и многое другое. Теперь их требования включали множество дополнительных мер: запреты на новые банковские кредиты, на импорт урана, угля, чугуна и стали, а также аннулирование консульских функций. Такой набор играл на руку критикам Южной Африки, принося в жертву уровень жизни ее черного населения и интересы их отечественной промышленности. У меня просто не поднималась рука его одобрить. Вместо этого я распорядилась, чтобы в коммюнике был внесен дополнительный пункт, объясняющий наш собственный подход, где было обозначено наше желание принять запрет на импорт южноафриканских угля, чугуна и стали, если так решит ЕС, и сразу же ввести добровольный запрет на новые инвестиции и развитие туризма в Южной Африке. В том случае, если мы в Сообществе решили не вводить санкций на уголь, чему противилась Германия, другие санкции, предложенные в Гааге, были введены в сентябре 1986 г.
Возможно, самым необычным в этих обсуждениях было то, что они, казалось, проходили в полном отрыве от событий в самой Южной Африке. В соответствии с информацией, полученной от нашего нового посла Робина Ренвика и от других, имевших дело с реальной Южной Африкой, там происходили принципиальные изменения. Были легализованы профсоюзы чернокожих, упразднен Акт о запрете на смешанные браки, отменен контроль за наплывом и прекращена политика насильственного выселения чернокожих. Было покончено с бронированием работы для белых и с очень непопулярным законом об обязательной паспортизации. А самое главное – произошло практическое крушение апартеида на рабочих местах, в отелях, в конторах и городских деловых центрах. Было предложено аннулирование Закона о расовой сегрегации. Все это говорило о том, что «апартеид», как его продолжали описывать левые, умирал. Тем не менее никто не признал в этом заслуги Южной Африки, к которой продолжали относиться враждебно.
Я еще больше, чем раньше, была против принятия мер, ослабляющих экономику Южной Африки и таким образом замедляющих реформы. Вплоть до встречи глав правительств Содружества 1987 г. в Ванкувере я еще была не готова к компромиссу. В каком-то смысле эта позиция давалась мне легче, чем в Нассау и Лондоне. Событиям на Фиджи и в Шри-Ланке конференция должна была, вероятно, уделить много внимания. Моя позиция в отношении санкций была известна, и внутреннее давление на меня ослабло. В январе 1989 г. у господина Бота случился инсульт, и на пост лидера Национальной партии вместо него вступил Ф.В. де Клерк, в августе ставший президентом. Следовало предоставить новому лидеру возможность внести свой вклад, оградив от несуразного вмешательства извне.
Встреча глав правительств Содружества 1989 г. должна была состояться в октябре в Куала-Лумпуре, и организовывал ее доктор Махатир. Со мной на эту встречу поехал только что назначенный министр иностранных дел Джон Мейджор, который с новой силой категорически противостоял санкциям. Во вступлении к заседанию «Мировая политическая арена» я обратила внимание на перемены, происходящие в Советском Союзе, и их последствия для всех нас. Я сказала, что теперь, особенно в Африке, существует перспектива урегулирования региональных конфликтов. Теперь мы должны горячо защищать демократию и более свободную экономическую систему во всем мире. Я тайно надеялась, что смогу донести суть своего сообщения до присутствующих представителей множества авторитарных и коллективистских стран Содружества.
К тому времени я уже привыкла к злобным выпадам личного характера, свойственным моим коллегам из стран Содружества. Джон Мейджор к этому еще не привык и считал их поведение возмутительным. Он остался в Куала-Лумпуре с другими министрами иностранных дел для составления проекта коммюнике, в то время как я вместе с другими главами правительств поехала в тихий и уединенный Лангкави. Пока я там находилась, мне по факсу прислали текст, с которым, по мнению министров иностранных дел, «можно было жить». Но я могла с ним согласиться только в том случае, если выпущу отдельное четкое заявление, содержащее наши взгляды. Я набросала черновик и отправила Джону Мейджору в Куала-Лумпур. В противоположность утверждениям в прессе, которая обожала как «расколы», так и описание «изолированности» Британии, Джон Мейджор был вполне согласен выпустить отдельное британское заявление и внес в текст некоторые поправки, которые я приняла. Однако появление нашего отдельного документа вызвало озлобление со стороны некоторых глав правительств.
К началу 1990 года в Южной Африке начались перемены. Стало известно, что Нельсон Мандела будет освобожден. Я заявила министерству иностранных дел, что как только господин Мандела будет свободен, я буду настаивать на отмене или ослаблении принятых против Южной Африки мер. 2 февраля 1990 г. президент де Клерк выступил с речью, объявив предстоящее освобождение господина Манделы и других чернокожих лидеров, снятие запрета на политические организации чернокожих и пообещав скорую отмену чрезвычайного положения. Я незамедлительно обратилась к министерству иностранных дел, сказав, что, как только обещания будут выполнены, мы должны покончить с запретом на инвестиции и призвать к тому же другие страны европейского сообщества. Я попросила Дугласа Хёрда, министра иностранных дел, предложить другим министрам иностранных дел сообщества устранить ограничения на закупку крюгеррандов, железной руды и стали. Я решила обратиться к другим главам правительств с призывом оценить перемены в Южной Африке.
