На беспорядочных свиданьях, В так называемых собраньях, Всечасно портится природа жен, увы! Политики с умом пресекли б эти сборы, Где созревают заговоры Против супруга и главы. Девятое правило Жена разумная, что честью дорожит, Игры соблазна избежит, В ней видя черную заразу: Игры обманчивый исход, Пожалуй, женщину толкнет На карту все поставить сразу. Десятое правило Поездка за город в возке, А там привалы на лужке Запрещены должны быть строго. Гласит урок разумных душ: Всегда расплачивался муж, Когда жена гуляла много. Одиннадцатое правило
Арнольф.
Дочтете вы одна, а после как-нибудь Я этой мудрости вам растолкую суть. Я вспомнил: надо мне пойти распорядиться, Так, слова два сказать, и можно воротиться. Идите, вы должны хранить мою тетрадь. Придет нотариус — просите подождать.
Агнеса уходит.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Арнольф один.
Арнольф.
Избрав ее женой, я шаг свершу не ложный. Да, лишь такой душой вертеть по воле можно! Как самый мягкий воск, она в руке моей, И я могу придать любую форму ей. Положим, в эти дни, покуда я скитался, С ее невинностью едва я не попался, Но лучше во сто крат — я в этом убежден, — Чтобы вот так юнцы ловили наших жен. Есть от подобных бед испытанные средства. Уроки действуют на чистых сердцем с детства, И, если с верного пути ее сманят, Два слова тот же час вернут ее назад. Но жены ловкие — другого рода племя; От их голов одних зависим мы все время; Лишь до чего-нибудь дойдут своим умом — Учи иль не учи, все будет нипочем. Им служит острый ум к подрыву наших правил. Он столько раз уже вины в заслугу ставил Или, чтоб замысел преступный провести, Хитрейшего из нас пытался провести. Удары отражать мы силимся напрасно: Ученая жена, как сатана, опасна; Едва ее каприз успеет произнесть Для чести приговор — уже погибла честь. Почтенных множество людей над тем же бьется, И все ж мой сумасброд едва ли посмеется, Пусть пожинает плод своей же болтовни. Французы тем грехом страдают искони, И, если где-нибудь их счастье ожидает, Им тайну сохранять всегда надоедает — Так привлекает их тщеславья глупый чад, Скорей повесятся, но только не смолчат. Да, женщина должна наущена быть бесом, Чтоб сердце отдавать таким пустым повесам И чтоб… Но вот и он… Разумно, не спеша Откроем, чем теперь больна его душа.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Арнольф, Орас.
Орас.
Я только что от вас. Приходится сознаться, Что в вашем доме нам не суждено встречаться, И все ж попытки я свои возобновлю…
Арнольф.
Ах, право, я ни с кем чиниться не люблю, Пустых учтивостей не выношу обряда. По мненью моему, их уничтожить надо, Обычай этот плох. Послушные ему, Две трети времени мы тратим ни к чему.
(Надевает шляпу.)
Давайте попросту. Что ваше приключенье? Могу ль, сеньер Орас, узнать его теченье? Мечтами отвлечен я, помню, был в тот час, Но лишь расстались мы, я размышлял о вас. Я просто восхищен столь быстрым вашим счастьем! Чем дело кончилось, послушаю с участьем.
Орас.
Увы! С тех самых пор, как вам открылся я, Несчастием любовь омрачена моя.
Арнольф.
Да как же это так?
Орас.
Какой-то рок злосчастный Вернул из странствия опекуна прекрасной.
Арнольф.
Вот неудача!
Орас.
Да, и — что всего грустней — Ему открыт секрет моих свиданий с ней.
Арнольф.
Какой же черт ему сказал о приключенье?
Орас.
Мне неизвестно кто, но в этом нет сомненья. Я навестить хотел в назначенный мне срок Моей красавицы заветный уголок, Но, преграждая мне привычную дорогу, Служанка и слуга забили вдруг тревогу: Ругаясь и бранясь, с порога прочь гоня, Пред самым носом дверь закрыли у меня.
Арнольф.
Пред самым носом!
Орас.
Да.
Арнольф.
Подумать, что творится!
Орас.
Я с ними через дверь пытался сговориться, Но, как ни бился я, заладили одно: «Хозяин так велел, пускать запрещено».
Арнольф.
И не открыли?
Орас.
Нет. А у окна явилась Агнеса в тот же миг; несчастье подтвердилось: Велела мне уйти, весьма суров был тон, И камнем брошенным запрет сопровожден.
