ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Те же и Агнеса.
Арнольф (Агнесе).
Прошу!
(Алену и Жоржете.) Домой!
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Арнольф, Агнеса.
Арнольф.
Ведь вам гулять не будет скучно?
Агнеса.
О нет!
Арнольф.
Прекрасный день!
Агнеса.
Да!
Арнольф.
Все благополучно?
Агнеса.
Котенок мой издох.
Арнольф.
Конечно, жаль, но что ж? Всем надо умереть, и мертвых не спасешь. Здесь не было дождя, пока я не был дома?
Агнеса.
Нет.
Арнольф.
Вы скучали?
Агнеса.
Нет, мне скука не знакома.
Арнольф.
Но что ж вы делали все десять дней одна?
Агнеса.
Я сшила шесть рубах и колпаки сполна.
Арнольф (после некоторого раздумья).
У света, милый друг, есть странностей немало. Его злословие кого не задевало! Конечно, это все пустая болтовня, Что некий здесь бывал мужчина без меня, Что с ним какие-то вели вы разговоры. Нет, не поверил я: все это, верно, вздоры, И в этом я готов побиться об заклад.
Агнеса.
И проиграете: вам правду говорят!
Арнольф.
Как — правду? С вами, здесь?
Агнеса.
Конечно! Что ж такого? С утра до вечера сидел, даю вам слово.
Арнольф (в сторону).
Я откровенности не ожидал такой! Но это добрый знак, знак простоты большой.
(Громко.)
Однако, помнится, при нашем расставанье Я строго запретил вам всякие свиданья.
Агнеса.
Но этой встречи вы предвидеть не могли. Клянусь, и вы себя не иначе б вели.
Арнольф.
Пусть так. Скажите же мне обо всем пространно.
Агнеса.
Вы не поверите, как все случилось странно. Однажды на балкон присела я с шитьем, Как вдруг увидела: под ближним деревцом Красивый господин; он взор мой, видно, встретил И тут же вежливым поклоном мне ответил, И я, невежливой прослыть не захотев, Ответила ему, почтительно присев. А после нового учтивого поклона Вторично отвечать пришлось и мне с балкона; Затем последовал и третий в тот же час; Ответила и я немедля в третий раз. Он ходит взад-вперед и, лишь подходит ближе, Все кланяется мне, и с каждым разом ниже, И я — мой взгляд за ним внимательно следил — Тотчас же кланялась, когда он проходил. И если б темнота ночная не настала, Я б, верно, без конца все то же продолжала, И не сдалась бы, нет, а то, избави бог, Невежливей себя меня почесть он мог!
Арнольф.
Так-так!
Агнеса.
Наутро же, едва я дверь открыла, Ко мне какая-то старушка приступила, Шепча: «Дитя мое! Пусть бог вас оградит И вашу красоту надолго сохранит! Не для того господь вас сотворил прелестной, Чтоб зла виновником был дар его небесный. Да, надо вам узнать: вы причинили зло, Вы в сердце ранили кого-то тяжело».
Арнольф (в сторону).
О, чтоб ко всем чертям мерзавка провалилась!
Агнеса.
«Я в сердце ранила?» Я страх как удивилась! «Да, — говорит она, — вы ранили как раз Того, кто был вчера недалеко от вас». «Ума не приложу, — старушке я сказала, — Уж не с балкона ль что тяжелое упало?» «Нет, — говорит она, — глаза всему виной: От взгляда вашего страдает наш больной». «Как! — изумилась я. — О боже! Зло от глаза! Откуда же взялась в глазах моих зараза?» «Да, — говорит, — они всю пагубу таят. В них есть, дитя мое, вам неизвестный яд. Бедняжке не шутя опасность угрожает, И если, — добрая старушка продолжает, — Откажете ему вы в помощи своей, То будет он в гробу на этих днях, ей-ей!» «О боже! — говорю. — Коль так, и я страдаю, Но чем ему помочь — никак не угадаю». «Его, — сказала та, — нетрудно излечить: Он хочет видеть вас и с вами говорить, Чтобы от гибели его предохранили Те самые глаза, что горе причинили». «Ну, — говорю, — коль так, я помогу всегда; Он может хоть сейчас прийти ко мне сюда».
Арнольф (в сторону).
Ах, ведьма гнусная, разносчица отравы! За эти происки ты жди в аду расправы!
Агнеса.
Так он пришел ко мне, и хворь с него сошла. Ну в чем, скажите мне, вина моя была? И как, по совести, могла я согласиться Дать умереть ему и не помочь лечиться, Когда мне жалко всех, кто горе перенес? Цыпленок ли умрет — и то не скрою слез.
