еще работали полицейские, консьерж подготовительных курсов Морелос обнаружил тело другой женщины. Она лежала на поле, где ученики играли в футбол и бейсбол, точнее, это был пустырь, с которого открывался вид на Аризону и хитиново-блестящие крыши сборочных фабрик с мексиканской стороны и грунтовые дороги, которые соединяли фабрики с сетью асфальтированных шоссе. Рядом, за проволочной оградой, находились дворик школы и собственно школа — два здания в три этажа каждое, занятия там проходили в больших и солнечных классах. Школу открыли в 1990 году, и консьерж работал там с первого дня. Он приходил в школу первым и уходил последним. Утром того дня, когда он нашел мертвую женщину, что-то привлекло его внимание, пока он забирал в кабинете директора свою связку ключей от всех дверей школы. Поначалу до него не дошло, что происходит. И только зайдя в туалет, он понял. Стервятники. Над пустырем рядом с двориком кружили стервятники. Тем не менее у консьержа было много дел, и он решил заняться пустырем позже. Через некоторое время пришла кухарка с помощником, и он пошел к ним выпить кофе на кухне. Минут десять они говорили о том о сем, а потом консьерж спросил их, не видели ли они стервятников, что летают над школой. Оба ответили, что не видели. Тогда консьерж допил свой кофе и сказал, что прогуляется по пустырю. Он опасался, что найдет мертвую собаку. Если бы так оно и оказалось, ему пришлось бы вернуться в школу, в сарай, где он держал свои инструменты, взять лопату, вернуться на пустырь и выкопать яму достаточной глубины, чтобы ее не раскопали ученики. Но он нашел не собаку. Он нашел женщину. На ней были черная блузка и черные кроссовки, юбку задрали до самой талии. И еще. На ней не было трусов. Это он заметил в первую очередь. Затем осмотрел лицо и понял, что она умерла не прошлым вечером. Стервятник уселся на ограду, но консьерж отогнал его взмахом руки. У женщины были черные, до середины спины волосы. Или даже длиннее. Несколько прядок слиплись от запекшейся крови. На животе и вокруг вагины тоже запеклась кровь. Консьерж дважды перекрестился и медленно поднялся на ноги. Вернувшись в школу, рассказал кухарке о том, что произошло. Мальчишка-помощник в это время мыл кастрюлю, и консьерж говорил тихо, чтобы тот не услышал. Из кабинета позвонил директору, но тот уже выехал из дома. Консьерж нашел одеяло и пошел прикрыть тело. И только тогда осознал: женщину насадили на кол. Он шел обратно в школу и заливался слезами. Кухарка сидела во дворике и курила. Махнула ему рукой: мол, что там? Консьерж неопределенно дернул рукой и отправился к главному входу ждать директора. Когда тот приехал, они вдвоем пошли на пустырь. Со своего места во дворике кухарка видела, как директор приподнял одеяло и принялся рассматривать с разных углов то, что издалека казалось едва видимым свертком. К ним тут же присоединились учителя, а в десяти метрах от них сгрудились ученики. В двенадцать приехали две полицейские машины, еще одна машина без опознавательных знаков и скорая. Они и увезли женщину. Имя ее так и не удалось узнать. Эксперт-криминалист установил, что она умерла несколько — но непонятно сколько — дней назад. Возможная причина смерти — ножевые удары в грудь, но также в отчете фигурировал перелом костей черепа, который тоже можно было классифицировать как возможную причину смерти. Возраст погибшей — от двадцати трех до тридцати пяти лет. Рост — метр семьдесят два сантиметра.
Последнюю женщину, погибшую в июне 1993 года, звали Маргарита Лопес Сантос. Она пропала больше сорока дней тому назад. На второй день в полицейский участок номер два мать девушки подала заявление о том, что ее дочь пропала без вести. Маргарита Лопес работала на сборочной фабрике К&T, что на индустриальном полигоне Эль-Прогресо, поблизости от шоссе, идущего в Ногалес, и последних домов района Гуадалупе Виктория. В день, когда она пропала, Маргарита трудилась на фабрике в третью смену, с девяти вечера до пяти утра. Подруги рассказали, что на работу она пришла вовремя, впрочем, как и всегда, — Маргарита была девушкой старательной и ответственной; исчезла она по окончании смены и на выходе из фабрики. Правда, в это время никто ничего не видел, в том числе и потому, что в пять и в полшестого еще темно, а уличное освещение практически отсутствует. В большей части домов на северной стороне района Гуадалупе Виктория нет света. Выходы из индустриального парка — за исключением того, что ведет к шоссе в Ногалес, — тоже недостаточно освещены, дурно заасфальтированы, да и канализация там оставляет желать лучшего: все отходы сливаются в район Лас-Роситас и образуют озеро грязи, которая белеет под солнцем. Так вот, Маргарита Лопес вышла с работы в половину шестого. Это удалось установить с точностью. А потом пошла по темным улицам индустриального парка. Наверное, заметила фургончик, который каждый вечер парковался на пустой площади рядом с паркингом фабрики WS-Inc., — там продавали кофе с молоком и прохладительные напитки и пирожные всех видов: всё для рабочих, которые шли на фабрику или выходили с работы. В основном это были женщины. Но есть Маргарита не хотела или знала, что дома ее ждет ужин, — и не остановилась там. Индустриальный парк, свет фонарей и окон сборочных фабрик остались у нее за спиной. Она перешла дорогу в Ногалес и углубилась в прилегающие к шоссе улицы района Гуадалупе Виктория. Через полчаса должна была пересечь его и выйти к своему району Сан-Бартоломе. В общем, пятьдесят минут ходу. Но в какой-то точке ее пути что-то случилось, что-то пошло необратимо не так, а ее матери потом сказали, что она, вполне возможно, сбежала с каким-нибудь парнем. Ей всего-то шестнадцать, сказала мать, и она хорошая девочка. Сорок дней спустя дети нашли ее труп рядом с халупой в районе Майторена. Правая рука опиралась на несколько листьев микании. Состояние трупа было таково, что эксперт не сумел установить причину смерти. Один из полицейских, что приехали за телом, подсказал, что это за растение. Листья хорошо к укусам москитов прикладывать, сказал он, наклоняясь и подбирая зелененькие остроконечные и твердые листочки.
В июле не было убийств. В августе тоже.
В это время столичная газета «Ла-Расон» отправила Серхио Гонсалеса писать репортаж о Грешнике. Серхио Гонсалесу было тридцать пять, он только что развелся и был готов писать о чем угодно, лишь бы за деньги. В обычном случае он не взялся бы за такой заказ — Серхио специализировался не на полицейской хронике, а на культурных событиях: писал рецензии на книги по философии, которые, с другой стороны, никто
