— Однако быть может, тебя обрадует вот этот дар, — сказала Галадриэль. — Ибо он был вверен мне, чтобы вручить тебе, когда твой путь ляжет через эту страну.
И она подняла с колен большой прозрачно-зелёный камень в форме броши, оправленной в серебро: орёл с распростёртыми крыльями. Владычица протянула брошь Арагорну, и камень вспыхнул, как солнце, просвечивающее сквозь молодую листву.
— Этот камень я дала Келебрайне, своей дочери, а та — своей, но отныне он переходит тебе, как символ надежды. Прими же в этот час имя, предначертанное тебе: Элессар, Эльфийский Камень из колена Элендила!
И Арагорн поклонился, и принял брошь, и приколол на грудь; и все вдруг заметили его поистине королевский облик: он сбросил с плеч, как почудилось Фродо, тяжёлый груз многолетних скитаний.
— Благодарю тебя за этот бесценный дар, — сказал он, — о, Владычица Лориэна, давшая жизнь Келебрайне и Арвен Андомиэль. Какую хвалу я мог бы произнести, выше этой?
В ответ Владычица молча склонила голову. Затем она обратилась к Боромиру и вручила ему золотой пояс; Мерри и Пину — маленькие серебряные пояса с пряжками в форме золотого цветка; Леголас получил лориэнский лук, более упругий и мощный, чем лихолесские, с тетивой из волос эльфов, и колчан со стрелами.
— А для тебя, мой милый садовник и любитель деревьев, — ласково сказала Владычица Сэму, — у меня приготовлен лишь скромный подарок. — Она протянула хоббиту светло-серую деревянную коробочку с единственной серебряной руной, выгравированной на крышке. — Это руна "Г", то есть, Галадриэль, — объяснила Владычица, — а в коробочку я положила немного земли из моего сада с тем благословением, какое ещё в силах дать. Она не убережёт тебя в пути, не защитит от опасностей, но если ты сохранишь её и когда-нибудь снова увидишь свой дом, то рассыпь эту землю в своём саду — пусть даже давно разорённом и опустошённом — и он расцветёт пышнее многих самых ухоженных садов Средиземья. Тогда, быть может, тебе вспомнятся Галадриэль и далёкий Лориэн, который ты видел лишь зимой, ибо наши весна и лето давно миновали.
Сэм покраснел до кончиков ушей и, бормоча неуклюжие слова благодарности, низко поклонился Владычице эльфов.
— Осталось узнать, — сказала Галадриэль, — какой подарок в память об эльфах было бы приятно получить гному.
— Никакого, Владычица, — отозвался Гимли. — Мне довольно того, что я видел собственными глазами Владычицу Лориэна и слышал её милостивые слова.
— Слушайте вы, эльфы! — воскликнула Галадриэль, обращаясь к своей свите. — Пусть никто отныне не говорит, что гномы — угрюмые корыстолюбцы! Неужели нет ничего, что ты хотел бы получить от меня Гимли, сын Глоина? Назови это, я приказываю! Мы не отпустим тебя без подарка.
— Я ничего не прошу, Владычица, — поклонившись, ответил ей гном, ненадолго замялся, но потом набрался храбрости и докончил. — Но если мне будет дозволено попросить… нет! лишь назвать прядь твоих волос, которая столь же превосходит золото, как блеск звёзд превосходит драгоценные камни, добытые в шахте. Я не прошу о подобном даре. Но ты приказала мне назвать его.
Послышалось возбуждённое перешёптывание эльфов, а Келеборн в изумлении уставился на гнома, но Владычица улыбнулась:
— Говорят, что мастерство гномов таится в их руках, не в языках. Однако по отношении к Гимли это неверно. Ибо ещё никто не обращался ко мне с просьбой одновременно столь дерзостной и столь учтивой. Как могу я отказать, если сама велела ему говорить? Но что же ты сделал бы с этим подарком?
— Хранил бы его, как великую драгоценность, — не задумавшись, ответил Владычице гном, — в память о твоих словах в нашу первую встречу. А если я когда-нибудь вернусь домой к своей наковальне, то положу её в чистейший алмаз и сделаю фамильным наследием моего рода и залогом дружбы между Горой и Лесом до скончания дней.
И Владычица расплела одну из своих прядей, отрезала три золотых волоска и, вложив их в руку Гимли, сказала:
— Я ничего не хочу предрекать, ибо на одной чаше весов лежит тьма, а на другой лишь надежда. Но если надежда не окажется тщетной, вот что скажу я тебе, Гимли, сын Глоина: твои руки будут полны золотом, однако ты никогда не попадёшь под его власть.
— А тебя, Хранитель Кольца, — продолжила Галадриэль, обратившись к Фродо, — я одариваю последним, хоть ты и не последний в моих мыслях. Для тебя я приготовила вот это. — Она протянула хоббиту небольшой хрустальный сосуд, блеснувший в её руке белым светом. — В этом фиале, — объяснила она, — вода из моего фонтана, пронизанная лучами звезды Эрендила. Он будет сиять тем ярче, чем чернее вокруг тебя ночь. Да будет он светом для тебя там, где гаснут все другие огни. Вспомни тогда Галадриэль и её Зеркало!
Фродо принял фиал, и на тот миг, пока он сиял между ними, Владычица снова предстала перед ним в облике королевы, величавой и прекрасной, но уже не грозной. Он поклонился, но ничего не сказал: нужных слов ему в голову не пришло.
Галадриэль встала, и Хранители последовали вслед за Келеборном к причалу. На зелёных лугах Эгладила лежал золотой полдень, вода отливала серебром. Всё было готово. Путники разделились, как в первый раз, когда решили испробовать лодки; эльфы оттолкнули их шестами от берега, и покрытые рябью воды медленно понесли их прочь. Хранители сидели молча и неподвижно. На изумрудном берегу на самой оконечности косы молча стояла Владычица Лориэна, и Хранители смотрели, как она медленно уплывает от них вдаль. Ибо им казалось, что это Лориэн, как могучий златопарусный корабль, уносится от них к забытым берегам, тогда как они сами беспомощно сидят на краю серого и безжизненного мира.
За косой величественно хмурый Андуин принял прозрачные струи Серебрянки; лодки развернуло и быстро понесло к югу. Вскоре светлая фигурка Галадриэли стала маленькой и чуть заметной чёрточкой, светящейся искоркой в ладонях рек, словно окошко, горящее в лучах заходящего солнца на дальнем холме или озеро, увиденное с горной вершины. Фродо почудилось, что искра вдруг вспыхнула — это Галадриэль вскинула руки в последнем прощании, — а потом попутный ветер донёс до них песню, едва различимую, и всё-таки звонкую. Но теперь Владычица пела на древнем языке заморских Эльфов, и Фродо не понял слов. Мелодия была прекрасной, но разбередившей душу хоббита. Незнакомые слова словно впечатались в его память, и, спустя много времени, он попытался хотя бы примерно перевести их (наречие было эльфийско-былинным, да и речь шла о вещах, мало известных в Средиземье):
Аи! Лауриё лантар ласси сариннен,йени анотимё ве рамар алдарон!йен иве линтё юлдар аваньерми оромарди лиссе-мирувореваАнданё пелла, Варда теллумарну льюни яссен тинтилар и елениомарйо айретари-лиринен.Си ман и юлма нин энквантува?Ан си Тинталлё Варда ойолоссёове фаньяр марьят Элентари ортанё,ар ильё тиер ундуларвё лумбулё;ар синданориелло каёта мормиёи фабналиннар имбё мет, ар хисиёунтапа Калакирьо мири ойалё.Си ванва на, Ромелло ванва, Валимар!Намариё! Наи хирувалиё Валимар.На и элиё хирува. Намариё!
"О! Облетает листва, как дождь золотой, дождём под ветром слетает! И бессчётны, как крылья деревьев, годы. Годы летят, подобно глоткам ароматного светлого мёда в залах за Запада краем, где Варды свод голубеет, где голос её королевский в песне священной звёзды дрожать заставляет. Но кто же, кто наполнит мне кубок сегодня? Ибо Горящая, Варда, Звёзд Королева, ныне руки свои, облака, с Вечнобелой горы поднимает, и покрыла тень все пути, все дороги. Тьма из Чёрной страны лежит на пенных валах, что меж нами, и мглою сокрыты алмазы Калакирии навеки. О Валимар! Ты утрачен, утрачен для тех, кто с Востока, сегодня. Так прощай же! Прощай! Ты Валимар отыщешь, быть может. Может быть, именно ты отыщешь его. Так прощай же!"
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
