Вчера стояла чуть ли не гнетущая жара — впрочем, я дал себе слово никогда не жаловаться на жару. Сейчас заметно просветлело, и мы без труда находим гурии, но поверхность мягкая, зыбкая, идём медленно. Везём с собой снаряжение южной партии. Десятифутовые сани, которые они взяли у подножия ледника, мы бросили.
18 ноября. Раннее утро. Слава Богу — от идеи маршрута через плато отказались.
Снова шли в туманную снежную погоду. Не будь у нас впереди лыжников, мы бы не удержались на правильном курсе, но Райт уверенно направляет нас, проверяя верность взятого направления по сзади идущему, пока что находим все гурии.
Утром миновали защитную стенку для лошадей, поставленную 10 ноября. Она уже засыпана снегом и еле-еле заметна со стороны. Янк только что подрался с Кусаем, который не давал ему добраться до мяса на санях. Мулы увязают глубоко в снег, идут очень медленно. Пайари жуёт после еды чаинки; Рани и Абдулла грызут на остановках одну верёвку; со вчерашней стоянки они изжевали большую часть своей упряжи.
Эти животные едят всё, что угодно, кроме полагающегося им корма — до него иные из них вовсе не дотрагиваются.
Вторая часть сегодняшнего перехода прошла в лучших условиях, мы сделали свои 13 миль, но продвигаемся очень плохо. Сейчас, как обычно, идёт сильный снег. Янк, этот сомнительный труженик, только что перегрыз постромки и вырвался на волю — третий раз после обеда. На этот раз я пошёл к защитной стенке ловить его.
Вечером впервые за всё время похлёбку заправили луком — она стала намного вкуснее. Кроме того, полакомились сгущённым молоком «Нестле» из склада Одной тонны, глаза бы мои его не видели — я имею в виду склад. У Пири, который включил молоко в свой полярный рацион, явно губа не дура: сладкое в путешествиях необходимо, но, боюсь, это слишком тяжёлая пища. Мы ели сгущёнку при довольно высокой температуре, при -14° [-25,5 °C], и она пошла хорошо, но не знаю, как бы с ней справился наш организм в большой мороз.
19 ноября. Раннее утро. Сделали сегодня свои 13 миль и вышли на местность со значительно лучшим скольжением.
По сравнению с тем, что видели здесь мы и другие экспедиции в прошлые годы, последняя зима была во всех отношениях исключительной. В этих местах ведь побывало много партий, но ни одна не наблюдала поверхности, столь чисто выметенной ветрами, по которой порой слишком скользко ходить. Не знаю, какие температуры застала в апреле экспедиция «Дисковери», но в прошлом апреле здесь было намного холоднее, чем в позапрошлом{192}. И ветры бушевали небывалой силы.
Вчера днём дул сильный ветер, со снегом, сейчас тоже метёт, как обычно. За последние девять дней выдался лишь один бесснежный день, тот самый, когда мы нашли палатку, остальное время метелило, или беспрестанно или с перерывами.
Ветер с юга нам не страшен, мы идём на север, но будь у нас иной маршрут — хлебнули бы горя.
20 ноября. Раннее утро. Впечатление такое, будто мы сегодня описывали круги в пространстве. Райт уверенно ведёт нас вперёд, полагаясь на указания сзади идущего, который по его просьбе ориентируется на какую-нибудь точку. Так мы находим все гурии. А сегодня партия с мулами расположилась на ленч около двух гуриев, не подозревая об этом до тех пор, пока на одном из них не задержался улетевший кусок бумаги.
Нам в помощь партия оставила на этом месте флаг, и его мы нашли и забрали, но вот гуриев так и не видели. Температура сейчас -22° [-30 °C], пуржит вовсю. Пурга подняла рыхлый снег, в отсутствие сильного ветра лежавший спокойно и делавший поверхность очень мягкой. Ветер и снег, преследующие нас сейчас уже девять дней из десяти походных, придают нашим переходам беспредельную унылость: ничего не видно, находить следы или сориентироваться на местности чрезвычайно трудно. Счастье наше, что мы всё же идём так, как идём.
О мулах. — Даже самый горячий сторонник мулов не посмел бы утверждать, что они принесли нам большую пользу. Спрашивается, могли ли они вообще её принести? Против них было только одно обстоятельство, но первостепенной важности: на Барьере они ни за что не хотели есть. С момента выхода из дому и до возвращения (тех из бедолаг, что возвратились), то есть целых 30 дней, они изводили себя голодом, а при этом были вынуждены везти тяжёлые грузы.
Если бы мулы ели, то могли бы быть очень полезны. Они идут быстрее, чем пони, и, за одним исключением, более покладисты. Если бы и пони и мулы нормально ели, трудно сказать, от кого тогда было бы больше проку — от хорошего мула или от хорошего пони. Наши мулы были первоклассными, их специально тренировали и экипировали по заданию правительства Индии. И тем не менее, 13 ноября, через две недели после старта, Райт записал в дневнике:
«Мулы — плохая замена пони. Сдаётся мне, не многие из них увидят снова мыс Хат. Если дальше поверхность будет такой же скверной, как в прошлом году, вряд ли они далеко уйдут».
Упорно отказываясь от овса, прессованного сена и жмыха, мулы с удовольствием пожирали всё, что попадало им на глаза.
Если бы нам удалось создать некий вариант диетического питания для мулов, они, по-моему, без остановки домчали бы нас до ледника Бирдмора. Но из этой диеты мы могли им предложить только синнеграсс, листья чая, табачный пепел и верёвки — все эти яства мулы уничтожали с большим аппетитом.
Но где их взять в нужных количествах? Втайне мулы охотно поедали собачьи галеты, но как только поняли, что те включены в обязательный рацион, снова объявили голодовку. Зато на стоянках Рани и Пайари, стоя около гурия, торжественно жевали с двух концов одну и ту же верёвку. Впереди мулов всегда шагал Абдулла, верно следуя лыжной колее, прокладываемой Райтом, и, если вперёд вырывался другой лыжник, а Райт сворачивал в сторону, сворачивал и Абдулла. Райт прибегал к этому манёвру, когда хотел взглянуть на показания одометра, прикреплённого к саням. Что же касается Бегума, то достаточно привести запись из дневника Райта:
«Повалил Бегума на снег, чтобы заставить его сойти с мягкого участка».
В общем мулы не смогли адаптироваться к здешним условиям, а следовательно, пока надо признать их непригодными для работы в Антарктике. Ведь и из наших пони дольше продержались, безусловно, те, кто успел адаптироваться, как, например, Нобби и Джимми Пигг — до участия в полюсной партии они оба ходили в упряжке по Барьеру.
21 ноября. Раннее утро. Наконец, распогодилось, в первую половину перехода пурга ушла на восток. Поверхность прескверная, мулы шли с трудом. В прошлом году в это время многих пони было не удержать на старте. Мулы же готовы хоть вечность стоять на одном месте. Боюсь, не все они возвратятся на мыс Хат.
Пройдя две с половиной мили после ленча, то есть всего от склада Одной тонны чуть более 40 миль, мы повернули на восток и нашли снаряжение, оставленное второй возвращающейся партией из-за болезни Эванса. Мне казалось, что среди вещей должен быть его теодолит, но сколько ни рыли — мы его не нашли. Лыжи, занесённые снизу на шесть дюймов, стояли на месте, воткнутые в снег. Снаряжение состояло преимущественно из ящика с оставленной одеждой и лыж. Мы забрали фотоплёнку, отснятую Бёрди на плато, и три геологических образца — глубинных пород, как я полагаю. Больше ничего важного там не было.
Мы теперь живём на рационе N — это приблизительно 40 унций пищи. При теперешней небольшой нагрузке и сравнительно высокой температуре — выступили, например, при -23° [-30,5 °C], а сейчас -17° [-27 °C] — никто столько не съедает. Но если бы нам пришлось самим тащить сани — а рацион именно на это рассчитан, — то он был бы очень кстати и все были бы сыты.
22 ноября. Раннее утро. Лучших условий для похода, чем были сегодня ночью, не бывает. Вчера в 4 часа пополудни в термометре на солнце спирт поднялся до +30° [-1 °C].
В палатке чуть ли не жарко. Гурии видны отчётливо — в такую погоду ориентироваться легче лёгкого. К сожалению, они уже начинают подтаивать и разрушаться. Укрытия для пони сровнялись со снежными наносами, превратившись в большие прочные сугробы с крутым склоном на наветренной стороне и пологим на подветренной.
Собаки оголодали — они норовят добраться до мулов, те спасаются бегством, мы в выигрыше — сани идут быстрее. Собаки бежали очень быстро, на каком-то участке даже слишком быстро, так что одни налетели на других, получилась куча мала.
Белый Глаз оказался под санями, остальные свились в плотный клубок, готовые вот-вот вцепиться друг другу в глотку.
Как пёс, шедший в передней паре, оказался под санями — загадка…
Среди вещей полюсной партии есть письмо Амундсена королю Норвегии. Норвежцы рассчитывали на то, что Скотт заберёт его. Оно завёрнуто в кусок тонкого брезента с тёмной полоской. Ткань грубее, толще, я бы сказал, тяжелее, чем наш брезент фирмы «Мандельберг».
