class="p1">Я простилась с Сахрат и вышла на улицу. Ударивший в лицо прохладный воздух вывел меня из атмосферы зла, в которой против своей воли я оказалась. Несколько ночей после этой встречи мне не спалось. Когда я закрывала глаза, то видела Зулейху, слышала ее последнюю песню. А над головой девушки черной остроклювой птицей летала колючая зависть…
Перевод М. Магомедова.
ДОБРАЯ ВЕСТЬ
С первыми лучами солнца на лестницах раздавался стук ее каблучков. И жильцы, привыкшие различать этот звук среди других утренних звуков, не дожидаясь звонка, распахивали перед ней двери. Это было мирное время, когда от почтальона ждали только хороших известий, потому и прозвали ее «Добрая весть», хотя ее настоящее имя было Башарат.
Цокот каблучков поднимался все выше и выше, а вместе с ним с этажа на этаж взлетал ее звучный голосок:
— С добрым утром! Вам заказное.
— Баркала. Зайди, выпей с нами чайку.
— С добрым утром! Некогда. Вам бандероль. Распишитесь, пожалуйста.
— С добрым утром! Вам опять перевод. От сына. Какой внимательный. И письма часто пишет и деньги шлет.
— Он же у меня единственный. Сколько раз ему говорила…
Но Башарат некогда останавливаться. С каждым этажом все выше солнце в окнах на лестничных площадках, все легче ее сумка… А вот и четвертый, предпоследний этаж, 36-я квартира. Но сколько бы Башарат ни нажимала на кнопку звонка, дверь не открывалась.
«Опять нет дома. Что же мне делать?» — вздохнула девушка, растерянно вертя в руках заказное письмо. В это время открылась соседняя дверь и на пороге появилась пенсионерка Асият.
— А ты, доченька стучи, да посильнее. Звонок-то у него не работает. Как говорится, сапожник без сапог. Он ведь электрик, — сочувственно посетовала она.
Башарат изо всех сил забарабанила в дверь. Даже в сердцах стукнула ногой по черному дерматину. Но никто не отозвался.
«И что за люди такие! Никогда их дома не бывает», — возмущалась она.
— Да он же один, доченька. Днем на работе. А вечером… Сама понимаешь, молодой человек, — и Асият многозначительно причмокнула языком.
Башарат уже повернулась, чтобы уйти, как Асият с легкостью семнадцатилетней подскочила и загородила ей дорогу.
— Подожди, — шепнула она, и глаза ее загорелись.
Это «подожди» подействовало на Башарат так, что она сразу почувствовала тяжесть сумки на своем плече.
Дело в том, что тетя Асият больше всего на свете любила поговорить и не пропускала ни одного сколько-нибудь подходящего случая. А если учесть, что жила она одна и на службу не ходила, так как вот уже два года как вышла на пенсию, то и случаи эти представлялись ей не слишком часто. Но уж если представлялись, тетя Асият не выпускала из рук своей «жертвы». Вот и сейчас она схватила девушку за рукав, чтобы та ненароком не вырвалась, и быстро-быстро зашептала:
— Парень-то он был золотой. Да ходила тут все одна… Вай-вай-вай, если бы ты знала, какой он был хороший. Душа нараспашку. Холодильник испортится или пробки перегорят — он тут как тут, хоть среди ночи разбуди. А спиртного — ни-ни, уж я-то знаю, мы ведь с ним соседи — считай, четвертый годок через стенку соседствуем. А теперь… — тетя Асият придержала дыхание и выпалила: — Запил. А все из-за той… Бывало, заглянет: «Тетя Асият, у вас спички есть…» Или там за хлебом… холостой ведь. А теперь людей чуждается. Швырк в свою квартиру. Бывало, дверью хлопал. А теперь тихо так прикрывает, чтобы я не услышала, что он пришел…
— Не знаю, не знаю… — перебила Башарат. — Мне надо только, чтобы он письмо получил да расписался. — И она, раздосадованная и назойливой болтовней Асият, и тем, что вот уже третий день не может вручить заказное письмо, так ударила ногой в дверь, что посыпалась штукатурка.
И вдруг, к великой радости Башарат и к удивлению тети Асият, тотчас нырнувшей в свою квартиру, за дверью послышалась нетерпеливая возня с замком, который, видно, никак не хотел открываться. И наконец… Всклокоченный парень с помятым, заспанным лицом предстал перед Башарат. Рубашка, тоже мятая, не заправленная в брюки, вздулась от сквозняка.
— Вы что, не слышите? — сказала Башарат. — Сколько к вам можно ходить? Распишитесь, пожалуйста, — и она вручила ему письмо.
— Письмо? — удивился парень. — Да еще заказное? — И он стал вертеть его в руках, рассматривая со всех сторон. При этом нижняя его губа оттопырилась, выражая такое недоумение, что Башарат спросила:
— Камилов Башир Мансурович вы будете?
Парень посмотрел на нее как-то ошарашенно.
— Камилов Башир Мансурович!.. — повторила Башарат.
— Ну да, — он кивнул и насторожился, пропуская ее в комнату.
Башарат прошла сквозь строй пустых бутылок, загромоздивших прихожую. Успела прочитать: «Жигулевское». «О, да у вас тут целый пивной завод». Стол был завален пустыми консервными банками, огрызками сухого хлеба да яичной скорлупой. Башарат вздохнула и осуждающе посмотрела на парня. «Вот сюда…» — виновато пробормотал он, освобождая место для ее книжечки, в которой он должен был расписаться. Башарат заметила, с какой недоверчивостью вертел он в руках конверт, не решаясь его вскрыть. Она решила его подбодрить и сказала:
— Смелее. Я приношу только хорошие вести. Меня даже прозвали «Добрая весть».
— Да? — Парень посмотрел на нее с надеждой и быстро — так бросаются с трамплина в воду — разорвал конверт. На пол упали три десятирублевые ассигнации.
— Ну вот, я же говорила! — радостно воскликнула Башарат и… осеклась.
Лицо парня стало белым, как этот конверт. Опущенная рука дрожала. Затаив дыхание девушка следила за ним. Первый раз в жизни она видела человека, который не радовался полученным деньгам. Наконец он нагнулся, поднял с пола красные бумажки.
…Письма, газеты, журналы, переводы. Из дома в дом, с этажа на этаж. Нетерпеливые звонки. Торопливое щелканье замков. Радостные восклицания… А из головы все не выходили эти десятирублевки. Выросшая в трудовой семье, где каждая копейка доставалась нелегко, и сама привыкшая к труду, Башарат относилась к деньгам с уважением. То, что произошло сегодня, потрясло ее до глубины души. Это была почти половина ее месячной зарплаты. За эти деньги можно было купить платье. На них можно было жить полмесяца. Десять дней она должна вставать с криком петухов и до обеда обходить дома с тяжелой сумкой через плечо, чтобы заработать три десятирублевых бумажки. Так, значит, есть люди, которые пренебрегают деньгами! Но почему? Или это взбалмошные самодуры, дающие волю капризу? Быть может, деньги достаются им слишком легко… может быть, для них существует что-то другое, то, что дороже денег, то, ради чего их можно выбросить, разорвать, а клочья пустить по ветру? Но что
