Да, продержаться они смогут, но только не для того, чтобы спасти этих идиотов в Претории. Втянули нас в эту заваруху, подумал Бурсон с раздражением. Если мы выживем, то первыми поставим их к стенке — невзирая на этих форстеровских коричневорубашечников.
Бурсон повернулся к находящимся в комнате офицерам. Два подполковника и полковник — командиры его батальонов — обсуждали детали предстоящей обороны с точки зрения размещения артиллерии, а соглядатай из «Брандвага» ловил каждое их слово, словно ожидая, что кто-нибудь из них в любой момент вдруг вскочит и гаркнет: «Да здравствует АНК!»
Командир бурского отряда самообороны Грут Кемпе молча сидел в углу. У его бойцов не было ни раций, ни тяжелого вооружения, за исключением нескольких устаревших пулеметов «Льюис». Его задача была проста: как можно дольше вести по противнику снайперский огонь, после чего отойти к главной линии обороны.
Фоном для их разговора служил далекий отзвук артиллерийского огня. За последние сутки неприятель то и дело обстреливал их позиции, видимо, имея целью небольшими, но настойчивыми залпами не дать южноафриканцам высунуться из окопов и отдохнуть, а заодно причинить хоть какой-то урон.
Неожиданно огонь кубинской артиллерии усилился: снаряды теперь рвались каждые пятнадцать-двадцать секунд. Офицеры настороженно подняли головы, оторвавшись от своего разговора и оперативных карт.
Бурсон посмотрел на часы: 5 часов 27 минут. Что-то рановато, подумал он, но может быть, они хотят задать нам перцу перед новым наступлением. Отлично.
— Слушайте все. Объявляйте боевую тревогу. И пусть целятся как следует, — приказал он. Схватив каску и фонарик, он выбежал в темноту. За ним поспешили к своим позициям командиры батальонов.
Его штаб располагался в двухэтажном загородном доме, у вершины горы. В светлое время суток отсюда была видна вся линия обороны. В ясную погоду он мог видеть и захваченный кубинцами Питерсбург — отсюда он казался туманным пятном где-то на северо-востоке. А за спиной лежал Потгитерсрус. Его офицеры сетовали, что он избрал для командного пункта место, слишком близкое к передовой, но Бурсон предпочитал видеть все своими глазами.
Ночь понемногу начала отступать, и на востоке появилась пока еще узкая розовая полоса. Постепенно стали проступать из мрака очертания неровного рельефа. Пехотные окопы все еще были окутаны тьмой, но он и так знал их расположение. Небо озарили яркие вспышки: над ними рвались кубинские снаряды.
Он отметил про себя, что кубинская артиллерия отдает предпочтение снарядам осколочного типа, что было наиболее мудрой тактикой, учитывая, что его ребята глубоко зарылись в землю. Против солдат, засевших в траншеях, фугасы, взрывающиеся от соприкосновения с землей, не так эффективны — если только они не падают прямо в окоп. Зато снаряды, рвущиеся в двадцати метрах над землей, способны обрушить на окопавшуюся пехоту град осколков, не давая солдатам противника высунуться, пока идет в атаку бронепехота и танки.
Стало еще светлей, и Бурсон навел бинокль на шоссе на Питерсбург. Да, вон они. Темный клин, движущийся в его сторону. Пора привести в действие пушки.
Вернувшись в штаб, он обратился к связисту:
— Прикажи батарее 55-миллиметровок открыть огонь по противнику. С воздушными разрывами.
Пусть побывают в нашей шкуре, подумал он. Танкам это не нанесет особых повреждений, зато расстроит их замечательный боевой порядок и даст им пищу для размышлений.
Он ждал, когда связист переговорит с батареей, расположенной в восьмистах метрах от командного пункта. Тот недоуменно тряс рацию.
— Батарея не отвечает, господин генерал.
Что? Бурсон снова выскочил наружу и навел бинокль на ближайшую батарею. Он закусил губу. Этих тоже обстреляли, и в основном такими же осколочными. Вот вам и укрытие. Кубинцы отлично знают, где он спрятал свою артиллерию.
И все же пост управления артогнем должен быть укрыт надежно. Или взрывом перебило телефонный кабель?
Он еще раз посмотрел в ту сторону, где рвались снаряды, и что-то показалось ему странным. По сравнению с обычными взрывы казались какими-то маленькими. Может быть, минометы? Тогда где они собираются применить более крупные орудия? Кроме того, каждый снаряд, разрываясь, выбрасывал вокруг себя какой-то красный дым. Это уж совсем странно. Смесь дымового и фугасного заряда применяется сплошь и рядом, но против пехоты, а не против пушек.
В дверях появился связист.
— Сэр, на связи подполковник Салтер! — В голосе его звучала паника. — Он говорит, что его бойцы умирают.
Бригадный генерал рванулся к телефону. Какого черта там происходит?
— Говорит Бурсон.
— Это газ… отравляющий газ.
О Господи. Газ. Ну, конечно. Поэтому и взрывы такие небольшие, и этот красный дым. В каждом снаряде — ровно такой заряд, чтобы распылить вокруг него смертоносное содержимое.
— У нас только несколько противогазов, но и от них толку мало! Большинство моих бойцов уже мертвы! Я сам в противогазе, но если я открою люк, то отравлюсь через кожу и тоже умру! — В трубке явственно слышался охвативший Салтера ужас.
— Отходи, Георг. Спасайся сам и спасай всех, кого можешь. — Он отдал команду не задумываясь, ибо это был единственный разумный выход в создавшейся ситуации. Тем не менее, отойти с горы означало сдать Потгитерсрус коммунистам.
На том конце провода воцарилась мертвая тишина.
Бурсон будто врос в землю, мозг его работал в лихорадочном, головокружительном темпе. Что теперь можно сделать? Пехотный батальон Салтера и лучшая в бригаде артиллерийская батарея погибли. Какую часть бригады накрыла газовая атака кубинцев?
Высоко над головой он услышал приглушенный хлопок, за которым последовали сразу несколько других. Сердце его екнуло, и впервые за всю свою военную карьеру он пожалел, что находится не под фугасным огнем.
Потом он увидел, как на него опускаются клубы тумана. Бурсон повернулся к бледному как полотно связисту. У того тряслись руки.
— Приказ всем отойти!
Было уже поздно.
Красноватое облако окутало весь командный пункт бригады и спустилось ниже, на линию обороны войск ЮАР. Это был не газ в чистом виде, а аэрозоль, смесь мельчайших частиц, содержавшихся в каждом снаряде. Конечно, артиллерийский обстрел — это не то, что брызнуть из аэрозольного флакона, тем не менее эффект был достаточно ощутим.
Отравляющее вещество называлось «Джи-Би», или зарин. Это было сложное органическое соединение, известное еще со времен второй мировой войны. В отличие от хлорина, поражающего органы дыхания, и горчичного газа, имеющего кожно-нарывное действие, зарин действует непосредственно на нервную систему человека.
Чтобы убить или нанести увечье, хлорин должен попасть в легкие, а горчичный газ — прийти в соприкосновение с кожей. Зато одна десятая грамма зарина при контакте с любой частью тела уже представляет собой смертельную дозу.
Войска, обученные и оснащенные для ведения боевых операций в условиях химического заражения, должны действовать в респираторах и защитных костюмах. Любой предмет, зараженный отравляющим веществом, должен пройти тщательную дезактивацию, прежде чем его возьмет в руки человек без средств защиты.
Но эти костюмы слишком тяжелые, и в них очень жарко. Даже в умеренном климате за два часа в такой одежде боеспособность личного состава падает вдвое. В высоком вельде это привело бы к тепловому удару, а не просто снижению боеспособности.
В армии ЮАР никогда не придавали особого значения угрозе, представляемой химическим оружием. Имея ограниченные денежные ресурсы и перед лицом еще более ограниченной внешней угрозы, войска ЮАР были заняты другим. Реально опыт работы с отравляющими веществами для большей части армии ограничивался повсеместно используемым «Си-Эс», то есть слезоточивым газом. Войска умели лишь пользоваться противогазами, а бурским отрядам и другим защитникам города и вовсе не было выдано никаких средств индивидуальной противохимической защиты.
Однако сожалеть об этом защитникам Потгитерсруса уже не пришлось.
С первыми разрывами снарядов над их траншеями и одиночными окопами, те немногие из бойцов, кто продолжал носить с собой противогазы, поспешили их натянуть. Тем не менее, когда они приготовились отразить атаку неприятеля, зарин уже делал свое дело.
Отравляющее вещество нервно-паралитического действия поражает непосредственно нервную систему, блокируя одни нервные импульсы, усиливая другие и вызывая в мозгу полный хаос. Не прошло и нескольких секунд, как сотни мужчин один за другим стали умирать. Они метались в своих траншеях и срывали с себя противогазы, тщетно пытаясь глотнуть свежего воздуха.
Артобстрел, продолжавшийся всего пять минут, уничтожил всю бригаду.
