На следующий день маркиз приказал оба тела хорошо обмыть, нарядно одеть и положить на возвышении посреди внутреннего дворика замка, чтобы каждый, кто пожелает мог бы их видеть вплоть до самого вечера, когда их положат в одну и ту же гробницу на кладбище монастыря Сан Франческо, отнеся туда в сопровождении пышной траурной процессии. Видя, что он остался без жены и законных наследников, маркиз женился в третий раз, взяв себе в жены синьору Риччарду, дочь маркиза Салуццо, от которой у него родился сын, герцог Эрколе, отец герцога Альфонсо, и также синьор Сиджисмондо д’Эсте, мой отец. Я знаю, некоторые полагают, что несчастный граф Уго не был сыном первой жены маркиза Никколо, а лишь первым побочным его сыном; однако они глубоко заблуждаются, ибо он действительно был законным сыном, графом ди Ровиго, как я много раз слышала об этом от блаженной памяти синьора моего отца.
Часть первая, новелла LVIII
Фра Филиппо Липпи, флорентийский живописец, захвачен в плен маврами и обращен в рабство, но благодаря своему искусству освобожден и окружен почестями
Монсиньор кардинал был весьма удивлен той щедростью, которую проявляет в отношении меня наш высокочтимый и милостивый синьор герцог Лодовико[190], но, по правде говоря, я удивлен больше его: я удивляюсь его невежеству, показывающему, как слабо начитан он в хороших авторах. Не буду касаться почестей, которые всегда оказывались людям, прославившим себя в разных других науках и искусствах, — а скажу лишь о том уважении и почете, которыми окружали живописцев. Не бойтесь, что надолго задержу вас перечислением всех знаменитых художников, которые процветали в добрые старые времена. Если бы я захотел это сделать, нам не хватило бы и целого дня. Что касается древних, с нас будет довольно одного примера с Александром Великим и славным живописцем Апеллесом, а из современных сошлюсь лишь на одного флорентийского мастера.
Однако перейдем к рассказу. Так вот, скажу я вам, что Апеллес пользовался большим почетом у Александра Великого и был настолько близок к нему, что Александр не раз заходил в мастерскую художника посмотреть, как он работает. Однажды, когда Александр в его присутствии заспорил с кем-то и начал говорить несуразные вещи, Апеллес очень мягко перебил его и сказал: «Александр, помолчи немного и не неси околесицы! Ты рассмешишь моих учеников, которые растирают краски». Теперь вы можете судить, сколь велик был авторитет Апеллеса в глазах Александра, особенно если вы вспомните, каким раздражительным, высокомерным и превыше всякой меры вспыльчивым был этот государь. Я не говорю уже о том, что Александр, издал публичный указ, по которому лишь Апеллес имел право писать с него портреты.
Однажды Александру захотелось, чтобы Апеллес нарисовал Кампаспу, его прекрасную наложницу, совсем обнаженной. Апеллес, увидя нагое, совершеннейшей формы тело юной женщины, страстно в нее влюбился, и когда Александр узнал об этом, то под видом дара отослал ее Апеллесу. Александр был человек большой души, но в этом случае он превзошел самого себя и был не менее велик, чем тогда, когда одерживал важную победу на поле боя. Он победил самого себя; он не только подарил Апеллесу тело своей возлюбленной Кампаспы, но пожертвовал и своей любовью, совершенно забыв о том, что она из подруги царя станет подругой простого мастера.
Обратимся теперь к нашим дням и поговорим о некоем флорентийском художнике и о морском пирате. Жил во Флоренции Томмазо Липпи, у которого был сын по имени Филиппо[191], Когда отец умер, мальчику было восемь лет, и бедная мать, оставшись без всяких средств к жизни, отдала его в монастырь кармелитов. Маленький монах, вместо того чтобы обучаться грамоте, целыми днями портил бумагу и стены, набрасывая рисунки; увидя это и узнав о пристрастии монашка, настоятель дал ему возможность заниматься живописью. В монастыре была часовня, заново расписанная одним знаменитым художником[192]. Она очень нравилась фра Филиппо Липпи (так звали в обители нового монаха), и он целые дни проводил там, работая вместе с другими учениками, и настолько превзошел остальных в ловкости и мастерстве, что у всех, кто его знал, составилось твердое убеждение, что в зрелом возрасте он будет величайшим живописцем. Но фра Филиппо и в молодости, не говоря уже о зрелых годах, так превосходно владел кистью, что создал много удивительных творений в монастыре кармелитов во Флоренции и в других местах, где их теперь можно видеть. Слыша постоянные похвалы и пресытившись монастырской жизнью, он сбросил с себя монашескую одежду, хотя и был произведен в диаконы. Много прекрасных картин написал он для Козимо Медичи Великолепного, который его всегда очень любил.
Но художник был выше всякой меры сластолюбив и большой охотник до женщин. Если он встречал женщину, которая ему нравилась, он не останавливался ни перед чем, лишь бы овладеть ею. Когда на него находила такая блажь, он или совсем не рисовал, или рисовал очень мало. Однажды фра Филиппо писал картину для Козимо Медичи, которую тот собирался преподнести папе Евгению Венецианскому. Великолепный заметил, что художник частенько бросает работу и пропадает у женщин, и велел привести его домой и запереть в большой комнате, чтобы он попусту не терял времени. Но тот с трудом просидел три дня, затем ночью взял ножницы, нарезал из простыни полосы и, таким образом вылезши из окна, провел несколько дней в свое удовольствие.
Как-то раз Козимо Великолепный, навещавший его каждый день, не найдя его дома, страшно рассердился и послал его разыскивать, но потом разрешил ему работать, как ему вздумается, и тот с рвением исполнял его заказы; Козимо говаривал, что фра Филиппо и ему подобные суть вдохновенные богом редкостные и высокие таланты, а не вьючные ослы.
Однако вернемся к тому, что заставило нас завести о нем разговор, и покажем, что талант уважается даже варварами. Как-то Филиппо был в Марке Анконской и отправился со своими друзьями прокатиться на лодке по морю. Внезапно появились галеры Абдул Маумена, великого берберийского корсара того времени, и наш добрый фра Филиппо вместе со своими друзьями был захвачен в плен, закован в цепи и отвезен в Берберию, где в тяжелом положении находились они года полтора, и Филиппо пришлось держать в руке вместо кисти весло[193]. Но как-то раз, когда из-за непогоды нельзя было выйти в море, его заставили рыть и разрыхлять землю в саду. Нередко приходилось ему видеть там Абдул Маумена, своего господина, и вот однажды пришла ему фантазия нарисовать его на стене в мавританской одежде, и это ему удалось так хорошо, что тот вышел совсем как живой.
Всем маврам это показалось каким-то чудом, потому что в их краях не принято ни рисовать, ни писать красками. Тогда корсар велел освободить его от цепей и стал обращаться с ним, как с другом, и из почтения к нему поступил так же с его товарищами по плену. Много еще написал красками прекраснейших картин фра Филиппо для своего господина, который из уважения к его таланту одарил его всякими вещами, в том числе и серебряными вазами, и приказал доставить его вместе с земляками целыми и невредимыми в Неаполь.
Поистине, столь велика сила искусства, что даже варвар, наш исконный враг, осыпал наградами тех, кого мог навсегда оставить у себя, как рабов. Не меньшей любовью пользовался талант фра Филиппо и на родине. Ему представился случай сойтись с прекрасной молодой флорентийкой по имени Лукреция, дочерью Франческо Бути, от которой у него родился сын, тоже названный Филиппо (впоследствии он стал знаменитым живописцем[194]). Папа Евгений видел много славных творений фра Филиппо и так его любил, ценил и баловал, что даже хотел снять с него сан диакона, чтобы дать ему возможность жениться на Лукреции. Но фра Филиппо не захотел связать себя узами брака, слишком любя свободу.
Часть вторая, новелла IX
Всевозможные злоключения и печальная смерть двух влюбленных: один умирает, приняв яд, другая — от великого горя
Думается мне, достославный синьор мой — если только благородная любовь, которую я питаю к своим родным местам, не обманывает меня, — что вряд ли найдется в прекрасной Италии город, который мог бы соперничать с Вероной в живописности местоположения, в красоте реки, подобной Адидже, что величаво несет свои прозрачные воды, деля город почти пополам, и в изобилии товаров, присылаемых Германией. Солнечные поля, веселые долины и плодородные зеленеющие холмы окружают его со всех сторон. Я уже не говорю о множестве источников с отменно чистой и свежей водой, что служат для удобства горожан, о четырех прекраснейших мостах, перекинутых через реку, и о славных памятниках старины, рассеянных по всему городу. Однако я начал свой рассказ не для того, чтобы осыпать похвалами свое родное пепелище, которое и без того заслуживает всяческого восхваления и почестей, — я хотел поведать вам о печальном событии, об ужасном несчастье, происшедшем в нашем городе с двумя благороднейшими влюбленными.
