человек, несомненно занимающий свое место в списке преступлений советской литературы… — Очевидная аллюзия на другое произведение Юрия Олеши — пьесу «Список благодеяний». Героиня этой пьесы, пытаясь выработать свое отношение к «советской действительности», составляет два списка — «список благодеяний» и «список преступлений» советской власти.
…литература… как-то, но выполняла свои обязанности (по известным словам известного автора)… — «Вся социал-демократическая литература должна стать партийной… только тогда она сумеет выполнить свой долг» (В. И. Ленин. «Партийная организация и партийная литература»).
…вступление в СП… — Ф. С. был принят в Союз советских писателей (т. е., по тогдашним понятиям, обрел официальный статус профессионального литератора) в 1962 г. Исключен в 1980 г. (согласно справке, выданной в 1985 г. секретарем Московского отделения СП Ф. Ф. Кузнецовым по запросу следствия, — «за клеветническую, антиобщественную, антисоветскую деятельность»); восстановлен в 1990 г.
…десять лет спустя я свел с Закруткиным счеты в «Новом мире». — См.: Светов Ф. Специфика иллюстративности // Новый мир. 1968. № 2. (Рецензия, а скорее, памфлет, посвященный второй книге романа Виталия Закруткина «Сотворение мира».)
«Дневник Кости Рябцева» — популярная в 1920-е гг. повесть Н. Огнева. В заметке «Верность времени» (Знамя. 1957. № 5) Ф. С. сравнивал «Дневник Кости Рябцева» с «Бронзовой птицей» Анатолия Рыбакова, отдавая предпочтение Огневу.
«Литературная Москва» — литературно-художественный альманах, выходивший в 1956 г. (главный редактор — Эммануил Казакевич, в редколлегии — Константин Паустовский, Александр Бек, Вениамин Каверин, Владимир Тендряков, Маргарита Алигер и другие), одно из главных литературных событий 1950-х.
Уже в первом, «пристрелочном» выпуске, который, по символическому (а возможно, и не совсем символическому) совпадению, вышел в свет накануне открытия XX съезда КПСС, были помещены стихи недавно вернувшегося из заключения Николая Заболоцкого и все еще полуопальной Ахматовой, глава из поэмы Александра Твардовского «За далью — даль», где, кажется впервые в подцензурной советской поэзии, затрагивалась тема репрессий, рассказ «антибюрократической» направленности Сергея Антонова «Анкета» и другие произведения, отходящие по тем или иным признакам от идеологических нормативов официозной литературы. Но настоящей сенсацией стал второй выпуск альманаха, вышедший в декабре 1956 г. Гвоздем его стал небольшой рассказ Александра Яшина «Рычаги» — о двоемыслии, въевшемся в психологию и даже разговорный язык. Другая «бомба», заложенная во втором выпуске, — публикация стихов уже много лет запрещенной к печати Марины Цветаевой. И, вдобавок к этим публикациям, рассказы Юрия Нагибина «Свет в окне» и Николая Жданова «Поездка на родину» — о сословном неравенстве, насквозь пропитавшем советский быт, статья драматурга Александра Крона «Иду на вы!», направленная против иерархии и чинопочитания, новые стихи Заболоцкого.
В начале 1957 г. альманах подвергся разносу в прессе. Сигналом к атаке на «Литературную Москву» послужила статья Дм. Еремина «Заметки о сборнике «Литературная Москва»», опубликованная в «Литературной газете» 5 марта 1957 г. (о других публикациях этого автора, выполненных примерно в том же жанре, см. комментарий к с. 384). Альманах был разруган во множестве газетных и журнальных статей, а уже подготовленный третий выпуск — не допущен к печати.
…было время, когда стихи Мартынова прочитывались откровением… — Далее Ф. С. цитирует стихотворения «Богатый нищий» (впервые: Литературная Москва. Вып. 1) и «Предмет спора» (впервые: Мартынов Л. Стихи. М.: Молодая гвардия, 1955).
«Ухабы» — повесть Владимира Тендрякова, опубликованная в 1956 г. в «Новом мире». По теме она близка яшинским «Рычагам», но сюжет ее много трагичнее: начальственное бездушие, облекаемое в слова о «государственных интересах», становится причиной гибели одного из персонажей. В то же время повесть Тендрякова — это еще и притча: колхозный грузовик, везущий по бездорожью героев повести, прочитывается как метафора, образ судеб России XX века.
Дудинцев — имеется в виду роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым», опубликованный в № 9–11 «Нового мира». Он стал самым громким литературным событием 1956 г. По сюжету это «производственный роман», фабула которого сводится к конфликту между новатором-изобретателем и консерватором-бюрократом. Но в эту стандартную для советской литературы коллизию писатель привнес новые краски и сюжетные повороты. Консерваторы представлены не как отрицательное, но нетипичное для советской действительности явление, а как всевластная каста начальников, неизменно (кроме откровенно лубочной последней части романа, написанной явно для цензуры) одерживающая верх над положительным героем. Изобретатель же не только не может отстоять свою правоту, но даже попадает в тюрьму по сфальсифицированному обвинению.
Однако главным в судьбе романа стало то, что дискуссия вокруг него вышла за пределы газетных и журнальных публикаций. По вузам, библиотекам, клубам и другим культурно-просветительским учреждениям страны прокатилась волна «читательских конференций» и «обсуждений». Официальные оценки столкнулись с горячей защитой романа и «рядовыми» читателями, и многими литераторами; по рукам ходила запись выступления Константина Паустовского 23 октября на заседании секции прозы Московского отделения Союза писателей. Обсуждение стало чем-то вроде всенародного форума, где высказывались самые разнообразные крамольные суждения и предложения, часто выходящие за пределы собственно литературы. О дискуссии заговорили за рубежом, и ЦК, дабы опровергнуть «буржуазную ложь» об административных гонениях на писателя и его роман, счел за благо даже рекомендовать издательству «Советский писатель» выпустить «Не хлебом единым» отдельной книгой (что и было исполнено в 1957 г.).
…Опыт не ставился под сомнение… допущение, оставившее до поры всякие разговоры о сомнительности начала… — Речь идет об «опыте» революции и о «начале» советского строя.
…в расшатывании окаменевших глыб… — Обращает на себя внимание полное совпадение этого образа с метафорой, заложенной в названии манифеста русского почвенничества — сборника «Из-под глыб», изданного в Париже в 1974 г., спустя четыре года после того, как был закончен «Опыт биографии». Ф. С. опубликовал в этом сборнике под псевдонимом Ф. Корсаков свою статью «Русские судьбы». Наверняка инициаторы сборника — А. Солженицын и И. Шафаревич — читали «Опыт биографии» в рукописи; возможно также, что Ф. С. был не просто одним из авторов «Из-под глыб», но и принимал участие в обсуждении проекта и названия сборника.
…несмотря на скандал с «Живаго», возник новый «Новый мир»… — Имеется в виду второй приход Твардовского к руководству журналом в 1957 г. Строго говоря, это произошло не «несмотря на» литературные скандалы, а в результате их. Очередная замена Симонова на Твардовского на посту главного редактора мотивировалась «политическими ошибками» симоновской редакции, в первую очередь публикацией романа Дудинцева «Не хлебом единым»; поминалась при этом и недостаточно жесткая формулировка отказа Б. Пастернаку в публикации «Доктора Живаго».
…«реформаторы»… рассчитались с Молотовым… — На июньском (1957) Пленуме ЦК КПСС были обвинены в создании «антипартийной группировки», отстранены от власти и выведены из состава ЦК Молотов, Каганович, Маленков, «примкнувший к ним Шепилов» и ряд других, менее крупных партийных функционеров. Это событие, конечно, было связано главным образом с борьбой за власть внутри партийной верхушки (Пленум состоялся после попытки нескольких членов Президиума ЦК отстранить Хрущева от руководства) и лишь во вторую очередь — с разногласиями по поводу более или менее последовательного курса на «десталинизацию». Общество, однако, восприняло решения Пленума как победу Хрущева над сталинистами.
…еще через три года выбросили вождя из мавзолея… — Решение о выносе тела И. В. Сталина из мавзолея было принято на XXII съезде КПСС, т. е. не через
