ним… поговорю, — промямлила я в ответ.
Конечно, можно попытаться убедить Джейми не трогать Хью Гордона, — но я прекрасно знала, что он на это скажет.
— Мы не допустим, чтобы вы голодали! — Я постаралась придать голосу уверенности. — Что бы ни случилось.
— Ну-ну, — пробормотала она и умолкла, предоставив мне заниматься ее обожженной рукой.
После службы взволнованные прихожане высыпали на улицу. Некоторые мужчины обступили Джейми, другие толпились поодаль в тени сосен. Однако капитана Каннингема среди них не было — возможно, он не хотел открыто заявлять о своих взглядах.
До поры до времени.
Холод, сковавший меня в церкви, никуда не делся и перекатывался внутри словно огромный ртутный шар. Я продолжала любезно разговаривать с женщинами и детьми — порой подходили и мужчины с просьбой забинтовать пораненный палец на ноге или вытащить из глаза соринку. Однако я отчетливо понимала, что происходит.
Джейми расколол Ридж, и трещина увеличивалась на глазах.
Ему пришлось так поступить — судьба не оставила выбора. Но от этого было не легче. За каких-то три часа мы превратились из сообщества — хотя и довольно разношерстного — в два противоборствующих лагеря. Сегодня грянуло землетрясение, и последующие толчки неизбежны. Многие бывшие соседи станут заклятыми врагами.
Началась война.
* * *
Обычно после церкви люди не спешили расходиться по домам: они собирались группками, чтобы пообщаться с друзьями и обсудить последние новости, устраивали пикники под деревьями; гул людских голосов разносился по окрестным рощам, словно успокаивающее гудение пчел.
Но не сегодня.
Семьи держались вместе; приятели, оказавшиеся на одной стороне, искали друг у друга поддержки. Ридж разделился, и его осколки медленно расползались по лесным тропинкам, оставляя в лишенной былого умиротворения церкви тяжелый, жаркий воздух.
Последней пациенткой была Старая Мамаша, у которой (по ее словам) случился приступ ревматизма. Когда она удалилась в сопровождении одной из дочерей, сжимая в руке бутылочку с самым действенным тонизирующим средством, я вздохнула с облегчением и начала собирать инструменты. Бри уже увела детей домой, поскольку в это воскресенье всем было не до пикника. Однако Роджер все еще стоял у входа в церковь, негромко беседуя о чем-то с Джейми и Йеном.
Это меня несколько успокоило. По крайней мере, Джейми был не один.
Вскоре Йен кивнул им и отправился домой, помахав мне на прощанье. Джейми двинулся в мою сторону, продолжая беседовать с Роджером.
— Извини, a mhinistear[123], — услышала я, когда они приблизились. — Не стал бы этого делать в церкви, просто нужно было донести информацию не только до мятежников, но и до лоялистов. Понимаешь? А на собраниях Ложи они теперь почти не появляются.
— Ничего, — Роджер похлопал его по спине и улыбнулся искренней, хотя и сдержанной улыбкой. — Понимаю.
Он кивнул мне и вновь повернулся к тестю.
— Вы и к Рэйчел придете? — В его голосе чувствовалось едва заметное напряжение, которое не ускользнуло от внимания собеседника.
— Конечно, — вздохнул Джейми, расправляя плечи. Но, взглянув на вытянувшееся лицо зятя, печально усмехнулся. — Не для вербовки, a bhalaich. Просто хочу посидеть в тишине и попросить прощения.
44
Жуки с крошечными красными глазами
Саванна
Конец августа
Уильям поселился с Джоном Синнамоном на окраине топей в маленьком, похожем на сарай домишке. Из простого упрямства, как он и сам понимал в глубине души, хотя убеждал себя, что из приличия и чувства гордости, пускай и возмутительного республиканского свойства. Тем не менее лорд Джон без лишних слов отвел Уильяму комнату в доме номер двенадцать на Оглторп-стрит, где тот частенько ночевал, когда приходил ужинать. Он все еще носил ту же одежду, в которой прибыл в Саванну, хотя слуга лорда Джона каждый вечер ее забирал, чистил, стирал или чинил, прежде чем вернуть поутру.
Однако в то утро Уильяма ждал костюм из темно-серого бархата с жилетом из охристого шелка, искусно расшитым маленькими цветными жуками с крошечными красными глазками. Рядом лежало чистое белье и шелковые чулки. Его армейское обмундирование исчезло, если не считать истоптанных сапог, немым укором стоящих возле умывальника: царапины и потертости на них не мог скрыть даже свежий слой ваксы.
Помедлив в нерешительности, Уильям надел баньян, который ему одолжил папа (ночью лил дождь, а тонкая синяя шерсть защищала от утренней прохлады), умылся и сошел вниз к завтраку.
Папа и Амаранта сидели за столом с таким видом, будто поднялись не с постели, а из могилы.
— Доброе утро, — громко произнес Уильям и тоже сел. — Где Тревор?
— С твоим другом мистером Синнамоном, — сонно моргая, ответила Амаранта. — Благослови его Господь. Он искал тебя, но, поскольку ты все еще дрых как боров, он взял Тревора на прогулку.
— Маленький чертенок хныкал всю ночь напролет, — заметил лорд Джон, пододвигая к Уильяму горшочек с горчицей. — Сегодня копченая рыба, — добавил он в качестве объяснения. — Разве ты его не слышал?
— В отличие от некоторых я спал сном праведника, — заявил Уильям, намазывая маслом кусочек поджаренного хлеба. — Не слышал ни звука.
Оба родственника уставились на него поверх подставки для тостов.
— Сегодня вечером я уложу его с тобой, — сказала Амаранта, пытаясь пригладить свои непослушные локоны. — Посмотрим, насколько праведно ты будешь себя чувствовать к рассвету.
Из задней части дома донесся дымно-сладкий запах бекона, и все трое невольно выпрямились на стульях, когда кухарка внесла огромное серебряное блюдо не только с беконом, но и с сосисками, кровяной колбасой и жареными грибами.
— Elle ne fera pas cuire les tomates. Elle pense qu’elles sont toxiques, — заметил его светлость, слегка пожав плечами. «Она больше не готовит помидоры. Считает их ядовитыми».
— La façon dont elle les cuits, elle a raison, — пробормотала Амаранта на хорошем французском, правда с необычным акцентом. «Воистину, учитывая ее манеру готовки».
Отец поднял бровь: очевидно, он не подозревал, что Амаранта вообще говорит по-французски.
— Я… хм… видел одежду, которую ты любезно для меня приготовил, — сказал Уильям, деликатно меняя тему. — Разумеется, я весьма признателен, хотя думаю, в ближайшее время случая ее надеть не представится. Возможно…
— Серый цвет тебе очень к лицу, — с довольным видом заметил лорд Джон, когда вошла Мойра и поставила рядом с ним фужер с чем-то, по запаху напоминавшим кофе с виски. Он кивнул в сторону Амаранты,
