— На старт! — крикнул физрук. — Внимание! Марш!
Баландин пробежал два-три метра без скольжения и, набрав скорость, пошел своим обычным, сильным, размашистым шагом, ежесекундно убыстряя темп.
Лешка, бесцеремонно растолкав ребят, пролез вперед и, сложив руки рупором, начал оглушительно и надрывно кричать:
— Витя! Да-а-авай! Крой!
Он в волнении сплевывал на лед и сопел носом:
— Давай, крой, Витя!
Но Баландин, кажется, не нуждался в моральной поддержке. Он превосходно бежал и только на перебежках как-то мял шаг, раскачивался, терял темп, становился мешковатым и грузным.
— Тяжел, Баландя, на поворотах! — заметил авторитетно один из болельщиков.
— Скребет по льду! — поддержал другой. — Зазнался чемпион!
— Что тако-ое? — протянул нараспев Лешка, услышав замечание ребят. — Да знаете ли вы, мокрые курицы, что вам и во сне не приснится так бегать!
Критики, зная горячий нрав Лешки, благоразумно промолчали.
Баландин пришел первым, показав пятьдесят восемь и три десятых секунды.
Его поздравляли друзья. Ему долго аплодировали. Присутствовавший в полном составе 6-й класс принялся качать своего чемпиона.
Время следующих забегов было ниже показанного Баландиным, и теперь все с нетерпением ждали выступления Коли Сизова.
Он поступил в эту школу всего месяц назад, приехав с матерью откуда-то из Сибири, еще не успел приобрести здесь друзей. Большинство ребят услышало о нем сегодня только впервые, когда он с таким успехом выступил на состязаниях, угрожая побить рекорды их признанного чемпиона.
Коля Сизов был мал ростом, худощав, тих и очень застенчив. Учился он хорошо. Его немногословные, неторопливые, но прямые и точные ответы на уроках освещали всегда самую суть вопроса и вызывали неизменно одобрение учителей. От этого Коля еще больше смущался, краснел, старался не глядеть на товарищей и поднимал взгляд своих серых спокойных глаз только тогда, когда чувствовал, что на него уже никто не обращает внимания. Вот и сейчас, в противовес Баландину, который гордо и самодовольно хвалился своими успехами перед ребятами, Коля Сизов скромно сидел на скамеечке, ожидая забега. Он постукивал по льду своими старенькими, большими и неуклюжими «бегашами», словно пробовал их прочность, и задумчиво вертел в руках оборванный ремешок.
Баландин, оставив, наконец, своих почитателей, проехал мимо него.
— Витя! — окликнул его Сизов.
— Ну? — остановился Баландин. — Чего тебе?
Коля смотрел на ботинки Баландина, перетянутые двумя прочными сыромятными ремнями.
— Выручи на один забег… Порвался, понимаешь?.. — и он показал порванный ремешок. — В левой ноге нет устойчивости, — надо бы укрепить каблук. Посмотри, пожалуйста, всё ли у меня там в порядке. Я, понимаешь, так не вижу, а снимать ботинок сейчас уже некогда.
Коля Сизов присел на лед и вытянул вверх левую ногу.
Баландин неохотно, двумя пальцами в перчатке, взялся за его конек. Его зоркие черные глаза сразу увидели то, чего не мог заметить Сизов, не разуваясь. Расточив старую резиновую подметку, наружу вылезли три заклепки.
— Проживет сто лет! Ерунда! — сказал Баландин, хотя отлично видел, что это совсем не ерунда.
— Надо бы ремешок для страховки, правда? — спросил Коля.
— Ну, так что ж!.. Надевай!
— Да вот достал один, а он лопнул… — смущенно завертел Коля в руках обрывки ремешка.
— Ты и мои порвешь! — презрительно процедил сквозь зубы Баландин. — А я потом изволь по магазинам болтаться! Интересное занятие! Хороший спортсмен должен позаботиться обо всем перед соревнованием, а не выходить на беговую дорожку раззявой и попрошайкой!
— Это верно! — вздохнул Коля Сизов, стыдливо заливаясь румянцем.
— То-то и оно! — буркнул Баландин. — Вперед наука!
И он поехал к группе ребят, которые оживленно звали его к себе.
Кто-то сзади крепко схватил Колю за руку. Он быстро обернулся. Перед ним стояли двое ребят-болельщиков. Коля раньше не видел их. Они подошли к концу разговора его с Баландиным и всё поняли.
— Мы тебе достанем ремешок в три счета! Сейчас! Живо! Посиди здесь, — не отъезжай! — затараторили они в один голос. — Этот индюк никогда ничего не даст!
Коля радостно улыбнулся им. «Давайте!»
Но было уже поздно.
— Четвертая пара, на старт! — крикнул в рупор физрук. — Поторопись! Начинаем забег!
Взмах флажком стартера — и два бегуна рванулись вперед. Сразу стало ясно, что Коля Сизов не уступит, что он полон решимости выиграть призовое место. Уже на первой прямой Коля метра на три оторвался от своего напарника и стал мягкой, скользящей перебежкой стремительно огибать поворот. Вся его легкая маленькая фигурка на какую-то долю секунды сжималась в комок, припадая на сильно согнутую в коленке левую ногу. Руки, как два острых крыла, отлетели назад, словно хотели где-то там, за спиной, погладить клинок правого конька. Затем на мгновение он слегка выпрямлялся, быстро скрестив ноги, перенося центр тяжести слева направо, и снова стремительно несся над голубой ледяной дорожкой, словно стриж в бреющем полете над застывшей гладью реки.
— Перебежечка первый сорт! Красота! Будто по воздуху плывет! — одобрительно заметили болельщики и сразу от волнения зашмыгали носами и загудели, когда Сизов, увеличивая скорость, пошел по прямой.
— Вот это да! Ух, братцы, товарищи, жмет! Смотрите, что делается!
— Ерунда! Захлебнется! — ухмыльнулся Лешка. — Не выдержит темпа. Мало каши ел! — и он ободряюще похлопал по плечу своего друга Баландина. — Верно я говорю, Витя?
Но Баландин не слышал его, не смотрел на Сизова, он в волнении сжимал в руке новенькие, недавно подаренные часы и нетерпеливо следил за скачками секундной стрелки. Ему казалось, что она двигается еле-еле, будто что-то прижимает ее к циферблату и задерживает ход.
Первый круг Сизов прошел за двадцать три и шесть десятых секунды. Оставалось еще полтора круга.
Волнение зрителей нарастало, а вместе с ним, казалось, росла и скорость Сизова. Напарник отстал метров на 50.
Когда Сизов, второй раз обойдя дорожку, миновал старт, физрук громко крикнул:
— Сорок восемь секунд!
— Сорок восемь! — прокатилось гулом по толпе болельщиков, и кто-то неистово крикнул, срываясь на высокой ноте:
— Коля, жми! Ко-о-оленька!
На последний поворот Сизов вышел под сплошной, ликующий неумолкаемый свист. Толпа ринулась к финишу.
Баландин уже не смотрел на часы. Он крепко, до боли двумя руками вцепился в плечо своего друга Лешки. А тот только сплевывал на лед и отчаянно причитал:
— Ай-ай-ай! Ай-ай-ай!
Вот и конец поворота. Короткий отрезок прямой и финиш.
Физрук и его помощники — судьи — волновались не меньше других. Они видели, что Сизов бьет рекорд Баландина, показывая исключительное время. Сейчас он выйдет на прямую. Еще несколько мгновений — и остановленный секундомер покажет 57 секунд. Ну, может быть еще одну или две десятых секунды, но ничуть не больше! Нет, нет! Это ясно!
Толпа свистела, махала шапками, неистово кричала в один голос:
— Си-и-и-зов!
Он последний раз сложился в комочек, присел в резком наклоне на левую ногу и вдруг… Словно неведомая воздушная волна бросила его в сторону. Он звонко вскрикнул, взмахнул в отчаянии руками, пытаясь удержать равновесие, но, увлекаемый инерцией, повалился на лед, перевернулся через голову и, проехав на спине до края дорожки, закопался в снежном сугробе.
На руках его унесли в раздевалку. Он не мог встать на левую ногу. Всё лицо его было в мелких царапинах, порезанное жесткими кристаллами снега.
На все вопросы ребят он ничего не отвечал. И только когда физрук осторожно расшнуровывал ему ботинки, нагнулся и ласково шепнул:
— Ах, дорогой ты мой!.. Что же это случилось такое?!.
Губы Сизова задрожали:
— Ремешок… Нужен был ремешок… — и слеза, обжигая царапины, скользнула по его лицу.
Утром вся школа знала об этом случае.
Со слов случайных свидетелей, которые слышали, как Сизов попросил у Баландина ремешок — история стала известна всем.
Первым, кого встретил Баландин в этот день, был друг, верный почитатель его спортивного дарования и злостный болельщик Лешка.
Он угрожающе мрачно посмотрел на Баландина и сказал:
— Подло! Я тебе больше не друг! Это очень подло!
И он, невзирая на негодующие протесты нянечки-гардеробщицы, несколько раз мрачно сплюнул на пол и яростно растер ногой.
Когда Баландин вошел в класс, его встретило полное молчание и тишина. Но он чувствовал, что в этой тишине уже родились жесткие и гневные слова осуждения. От них не удастся весело отмахнуться. Их нельзя так просто забыть. Они требуют ответа.
Сергей Давыдов
