венная безопасность, соблюдение законности и правопорядка, отсутствовала даже демократическая ширма в виде постоянных комиссий при палатах Верховного Совета. Поэтому депутатам фактически нельзя было и претендовать на контроль Министерства обороны, КГБ, МВД.
Верховный Совет СССР, так же как и Верховные Советы союзных и автономных республик, покорно и "единодушно" голосовал за предложения и законопроекты, подготовленные партийно-государственным аппаратом. Даже назначения и перемещения высших должностных лиц утверждались этим органом без всяких попыток выяснить причины перемещений. Лишь иногда депутатские комиссии брались за вспомогательную работу по "доводке" отдельных законопроектов. Таким образом, Верховный Совет СССР, как впрочем и советы других ступеней, представлял собой скорее декоративное, чем властвующее учреждение.
Местные органы власти копировали работы верховных, и хотя по Конституции они были призваны осуществлять всю полноту государственной власти на подведомственной территории, фактически они были бесправны. Их бесправие в значительной мере определялось слабостью материально-финансовой базы. Ведь подавляющее большинство предприятий и организаций находились в центральном подчинении и в местный бюджет практически ничего не отчисляли. Поэтому нищенский бюджет заставлял местные советские органы постоянно что-то выпрашивать у предприятий ведомств, а следовательно, постоянно воспроизводить зависимость от их благорасположения.
В реальности основная роль в деятельности местных органов Советской власти принадлежала исполкомам, которыми руководили в свою очередь секретари соответствующих партийных комитетов. Исполком и его председатель возглавляли работу аппарата Совета, подготавливали перечень вопросов, которые выносились на обсуждение сессий Советов, и проекты решений. На сессиях депутаты лишь "единогласно" принимали подготовленные аппаратом исполкома решения. Исполком даже руководил деятельностью депутатов.
Вполне понятно, что в таких условиях Совет не мог контролировать деятельность своего исполнительного и распорядительного органа -- исполкома. Ведь кроме того, значительную часть депутатов Совета составляли руководители исполкома, его подразделений и других исполнительных органов, подчиненных все тому же исполкому. Та
ким образом, руководители и работники исполкома и других исполнительных органов будучи депутатами ("по должности"), должны были "контролировать" сами себя. Сложилась практика фактического подчинения Советов аппарату.
Эту систему подстраховывала и практика формирования Советов, которая была нацелена на подбор достаточно "послушного" состава "народных избранников", чтобы обеспечивать "единогласие" депутатов при штамповке аппаратных решений. Конституционные принципы избирательного права -- выборы всеобщие, равные, при тайном голосовании -- были весьма демократичны. Закон не запрещал и организацию выборов на альтернативной основе. Но политическая практика режима диктовала организацию выборов всех ступеней по принципу: один кандидат -- один депутат. Поскольку выдвижение кандидатов было монополизировано в руках партийных органов, то фактически это были не выборы депутатов, а их назначение. Правда, для демонстрации демократизма системы электорат тщательно подбирался. Так, среди 2,3 млн. народных депутатов Советов 1983 г. 44,3 % составляли рабочие, 24,9 % -- колхозники, и только 30,8 % -- учителя, врачи, инженеры, агрономы, работники культуры и представители других категорий интеллигенции вместе взятые. Аналогичным образом обставлялись дела и в многочисленных общественных организациях, которые были призваны расцвечивать "демократический" фасад административно-командной системы.
Большие усилия прилагались для имитации общественно-политической и трудовой активности трудящихся. Количественные показатели роста активности поднимались вверх лишь за счет определенной части членов производственных коллективов при одновременном и устойчивом проявлении пассивности большей их части. Во многих случаях сложившиеся еще с 30-х гг. формы привлечения трудящихся к участию в управлении производством имели внешний по отношению к ним характер в виде "нагрузок". При этом создавалась видимость широкого участия людей в управлении производством на своих предприятиях.
Обилие организаций, советов, комиссий на общественных началах мало что давало для повышения эффективности общественного производства. При отсутствии необходимой оперативно-хозяйственной самостоятельности трудовых коллективов, демократических механизмов волеизъявления и низкой политической культуре масс общест
венные функции управления на предприятиях осуществлялись формально, и их количественный рост не приводил к качественным сдвигам. Это подтверждали и результаты социологических исследований, в частности, проведенных на предприятиях Москвы. Здесь из числа опрошенных 11 % ответили, что совсем не участвовали в управлении производством, 29,8 % затруднялись дать оценку своего участия, заявили, что не считают себя хозяевами производства, 31,2 %. Лишь 25 % рабочих ответили, что регулярно присутствуют на собраниях, где обсуждаются производственные вопросы, вносят предложения по улучшению организации производства и принимают участие в их реализации.
На рубеже 60--70-х годов в высшем эшелоне советского руководства окончательно сформировалось два направления -- реформаторское и консервативное. Реформаторы были сторонниками системоукрепляющих реформ, прежде всего в экономике, весьма индифферентно относясь к проблемам становления гражданского общества и правового государства. Более того, многие из них, например, А. Н. Косыгин, Ю. В. Андропов были весьма скептически настроены по отношению к политической и идеологической модернизации, полагая административно-командную систему самодостаточной. Поэтому Андропов, став в 1967 г. главой КГБ, не чурался практики репрессий против инакомыслящих, не без основания полагая, что сколько-нибудь серьезный капитальный ремонт системы не может не вызвать ее обвала. Но особую бдительность охранители проявляли на "идеологическом фронте", стараясь сурово пресекать любые проявления "крамолы". В чистом виде, однако, за редким исключением, в руководстве не встречались ни прогрессисты, ни ретрограды. Как правило, окраска менялась в зависимости от политической конъюнктуры. Сам Леонид Ильич Брежнев старался не связывать себя с каким-либо одним течением, он поддерживал тех или других в зависимости от того, насколько это укрепляло его позиции.
Л. И. Брежнев проводил большую часть своих решений через Секретариат ЦК КПСС и стремился опираться на аппаратные структуры. Первоначально, располагая не слишком уж большой кадровой базой, Леонид Ильич стал возвращать на "высокую орбиту" политических жертв Хрущева, типа Ф. Д. Кулакова, М. С. Соломенцева, И. В. Капитонова, Г. С. Павлова. Но тогда же стала формироваться собственная кадровая "обойма" Брежнева.
С подачи К. У. Черненко, с поста директора ВПШ Молда-вии на должность заведующего отделом науки и учебных заведений ЦК КПСС был определен С. П. Трапезников. Министром внутренних дел СССР, несмотря на противодействие ряда членов Политбюро, был поставлен -- также доверенное лицо Л. И. Брежнева --Н. А. Щелоков. Первым зампредом КГБ стал работавший ранее в Молдавии С. К. Цвигун.
Так возникла традиция кланового руководства партией и государством. Клана будет два -- наряду с молдавской ветвью будет крепнуть днепропетровская, которая станет расти за счет партийных функционеров, директоров предприятий или просто знакомых, кто в разные годы или учился с Брежневым, или работал, или помогал ему в продвижении. Позднее эти ветви разрастутся, раскинутся далеко за пределы Молдавии и Днепропетровской области и вберут в себя всех тех, кто встретился Леониду Ильичу Брежневу на длинной и извилистой дороге его политической карьеры, кто обратил на себя его внимание или угодил ему.
В начале 1971 г. пал В. П. Мжаванадзе, партийный руководитель Грузии; он был обвинен в коррупции. И Политбюро закачалось -- это был первый удар генсека по высшей партийной коллегии. За предыдущие годы правления Брежнева по его инициативе не было произведено ни одного снятия среди членов Политбюро -- его побуждали считаться с необходимостью коллективности руководства. За прошедшие семь лет Политбюро покинули только трое: Ф. Р. Козлов -- по болезни, А. И. Микоян и Н. М. Шверник -- по старости. Но затем, на Пленуме ЦК в апреле 1973 года, из Политбюро сразу были выведены П. Е. Шелест, Г. И. Воронов. Их место заняли трое, и все -- сподвижники Брежнева: Ю. В. Андропов, председатель КГБ, А. А. Громыко, министр иностранных дел, и А. А. Гречко, министр обороны.
Обстоятельства смещения Шелеста и Воронова находились в тесной связи с противоборством генсека и премьера. Брежнев долго и сложно маневрировал, прежде чем решился нанести удар по Политбюро. Вначале, не будучи в состоянии его подорвать извне, он решил его расшатать изнутри -- он сумел увеличить число его членов с 11 до 15. И сразу получил в нем большинство. Следующий шаг был вопросом партийной техники. Проявив благосклонность к Шелепину, он столкнул его с Шелестом, а потворствуя соперничеству между Косыгиным и Подгорным,
