не отрицает, но в практической плоскости, в том числе тогда, когда дело доходит до конструирования параметров реформ, так на него никто не смотрит. Одна из причин состоит в разрыве между философским и юридическим взглядами на предмет. Что философу хорошо, то юристу смерть, и наоборот. Для философов, особенно почитающих Гегеля, взгляд на право как на элемент культуры является естественным. Но философы редко снисходят до практических вопросов правоприменения, а юристы, особенно те, что диалектику учили не по Гегелю, редко восходят до философского осмысления встающих перед ними проблем. Возникает разрыв когнитивных пластов, в котором и ускользает суть дела.
Право – это важнейший компонент любой цивилизации и одновременно индикатор уровня ее развития и устойчивости. Можно сказать, что право – это «цивилизационная скрепа». Только в привязке к цивилизации право раскрывает свой глубинный социальный смысл. Однако оперировать таким отвлеченным пониманием права не очень удобно хотя бы потому, что цивилизация еще более сложная и гораздо менее исследованная категория, чем само право. Получается, что мы одно неопределенное явление раскрываем через другое, еще менее определенное. Поэтому без обращения к смыслу того, что мы называем цивилизацией, в дискуссии о праве обойтись трудно.
О том, что такое цивилизация, философы и историки спорят тысячелетия и все так же далеки от консенсуса, как и в начале дискуссии. В связи с этим возьму на себя смелость схематично изложить собственную точку зрения на предмет, не объясняя, почему я считаю, что дело обстоит именно так, а не иначе. В самом общем виде цивилизацию, на мой взгляд, можно определить как формат, внутри и с помощью которого осуществляется взаимодействие человека и природы. Еще Маркс заметил, что человечество возникает «завернутым» в своеобразный социальный кокон. Природе всегда противостоит не отдельный человек, а некая особая культурная единица (общность). Собственно, любая такая общность, если она и выглядит как затерянное в джунглях племя, есть зародыш цивилизации, но не каждый зародыш становится цивилизацией, и уж тем более редчайшие экземпляры развиваются в мировые цивилизации.
Цивилизационный формат может быть очень разным (от союза диких племен до постиндустриальной империи), плюс он все время находится в динамике, меняясь как количественно, так и качественно. Цивилизация инков отличается от римской цивилизации не только размерами и специфическим культурно-историческим профилем. У них качественно разные свойства. То же можно сказать о современных цивилизациях по отношению к античным. Каждая цивилизация по природе своей стремится стать глобальной, и чем более глобальной она становится, тем полнее раскрываются ее социальная сущность и предназначение. Цивилизация – это инструмент, при помощи которого люди «очеловечивают» природу.
Цивилизация, собирая людей под общим «культурным зонтиком», превращает их в субъект «социального действия», или – по Марксу – «деятельности». В некотором смысле цивилизация – это защитный «кокон» для погружения человека в агрессивную природную среду. Она формирует собственное социальное пространство, внутри которого человек чувствует себя в безопасности. Цивилизация существует в трех измерениях, она практически перерабатывает чуждую ей природную среду в комфортную для человека, одновременно рефлексирует над тем, что перерабатывает, и при этом обеспечивает координацию отдельных действий (синхронизирует их) занимающихся всем этим людей. Последнее как раз и имеет прямое отношение к праву.
Функцию коммуникации (синхронизации) внутри любой цивилизации, от самой примитивной до самой сложной, обеспечивают язык, религия и право. Все три являются нормообразующими феноменами, т. е. формируют алгоритмы, в соответствии с которыми функционирует цивилизация. У каждого из них в «цивилогенезе» имеются свои особые роль и место. Ни одна цивилизация не состоится без наличия перечисленных компонентов, но при этом «пропорции» и «оттенки» у каждой будут различаться.
Язык – наиболее реликтовый и поэтому наиболее фундаментальный пласт культуры. Помимо всех своих очевидных функций, он выполняет важнейшую роль алгоритмизации (кодирования) мышления. Недаром в древних языках термины «слово» и «закон» – синонимы. Язык развивается вместе с усложнением человеческой деятельности, впитывая в себя изменения «внешней среды», как губка воду. Одновременно он играет существенную роль в формировании профиля этой деятельности, во многом предопределяя то, что сегодня принято называть ментальностью. Ментальность же, в свою очередь, имеет существенное значение, когда мы говорим о происхождении и эволюции цивилизаций. Связка «язык – ментальность – облик цивилизации» – одна из системообразующих.
Религия (впоследствии идеология) – еще один культурный регулятор. Она играет ключевую роль в формировании этики и этических норм поведения. Этика регулирует поведение человека, отталкиваясь от его самосознания, т. е. в первую очередь от его представлений о себе самом и своем отношении к окружающему миру. В этом смысле этическая норма – это внутренняя норма. Она возникает как проявление человеческого начала в «цивилизованном», влияет на него изнутри, с той стороны, с которой человек противоположен природе. В этом смысле этика и этические нормы субъективны.
Что бы человек ни думал о себе и как бы он ни выделял себя из природы, он всегда будет оставаться частью природы и подчиняться ее объективным законам. В этом, может быть, и состоит одно из главных экзистенциальных противоречий – инстинктивно человечество стремится эмансипировать себя от природы, перерезать соединяющую его с ней пуповину, сделать себя максимально независимым от влияния любых ограничений, накладываемых природным происхождением (первичным грехом), но сделать это окончательно оно может, только потеряв полностью свое физическое бытие, т. е. умерев.
Чтобы выжить, как отдельный человек, так и цивилизация в целом должны подчиняться не только «внутренним» нормам, которые они создают сообразно своей человеческой сущности и опираясь на свои представления о добре и зле, но также и «внешним» нормам, навязанным им природой и имеющим объективный, т. е. не зависящий от их воли и желаний характер. Таким «внешним» регулятором, который транслирует в систему объективных норм ограничения, накладываемые неустранимой принадлежностью человека миру природы, как раз и является право.
Язык, этика и право – три измерения, задающие пространство любой цивилизации. Любая цивилизация вытянута вдоль этих трех осей, но каждая по-своему, что создает их неповторимый облик. Русская цивилизация, о которой упомянул Путин, не исключение. Но у нее есть особенность, о которой забыл упомянуть президент: она хромает на одну ось, и эта ось – право. Причин такой асимметрии много и все они недостаточно исследованы. Хроническая правовая недостаточность для России – это не случайность и не курьез истории, который можно легко исправить, переписав заново пару ее страниц. Это тяжелая наследственная генетическая болезнь, лечить которую придется долго, и нет гарантий, что она излечима.
Объективность права. Природа проявляет себя в человеке насилием. Насилие – это не обязательно мордобой, хотя этим чаще всего заканчивается. Насилие в наиболее широком смысле – это всякого рода социальная энтропия или хаос, который возникает вследствие наложения друг на друга разнонаправленных векторов воль миллионов и миллиардов индивидуумов, руководствующихся в своих действиях преимущественно личными инстинктами, потребностями, интересами, убеждениями, верованиями и просто эмоциями.
В то же время насилие – это управляемый (организованный) хаос, и в броуновском движении воль и страстей есть своя логика. Это тот тип неживой организации, который свойственен космическим телам: все планеты движутся по строго определенным орбитам, но ни одна из них не определяет свой маршрут. Человек не планета, он наделен сознанием, и это выделяет его из природы. Однако столкновение между собой множества людских поступков, их неизбежная взаимная аннигиляция возвращает человека обратно в мир природы, т. е. в мир объективных (не зависящих от него) закономерностей. Люди не планеты, но в основном они движутся по дорогам, которые не выбирают. Впрочем, об этом подробно написал Энгельс.
Что может человек противопоставить этой социальной энтропии, т. е. «мертвому порядку», основанному на насилии? В идеале – любовь. Ибо любовь подталкивает человека руководствоваться в своих поступках не эгоистическими мотивами, а желанием помочь ближнему, ибо любовь есть бескорыстное и совершаемое без принуждения самоограничение. Кто ограничил себя сам,
