Доктор прописал какое-то лекарство и ушел.
«Откуда взять бифштексы? Камнем зайца не убьешь», — думал Юра.
Над домом нависла беда. Юлия Платоновна как-то сразу упала духом.
— Убил бы ты, Юрчик, хоть зайца! — сказала с отчаянием Ганна. — Петр Зиновьевич совсем плох, тает и тает. Да разве ж с такой еды поправишься!
Юлия Платоновна думала, высчитывала.
С приходом в Крым огромной англо-французской эскадры и деникинцев хлебный паек еще уменьшился. Теперь дают только по четверть фунта — сто граммов в день на человека. Фунт масла стоит на базаре двести пятьдесят — триста рублей! Вслед за англо-французами и добровольцами в Крым хлынула целая армия спекулянтов разных рангов. Такого разгула мародерства, спекуляции и взяточничества еще не бывало! Спекулируют бывшие княгини и графини, сенаторы и министры, прапорщики и полковники. Наживают огромные капиталы на всем, начиная от брильянтов и кончая фунтом черных сухарей…
Население городов и городков Крыма голодает, в то время как спекулянты и офицерство прожигают сотни тысяч в безобразных оргиях. А в одном Севастополе уже десять тысяч безработных! Сыпной тиф начинает косить население.
Юра решил поправить дела охотой. Плевать, что охотиться в горах запрещено. В конце концов ему только исполнится четырнадцать лет, и в случае чего — отпустят.
Постоянных деникинских частей и каких-нибудь французов в городе нет, только отряды самообороны. Иногда появляются, правда, патрули и разъезды добрармии, но ничего, он выкрутится.
Взяв из тайника берданку, Юра еще затемно вышел на Капсель. Моросил мелкий дождик. С моря дул холодный ветер. Юра вышел один. Сережа болел ангиной, а Коля по воскресеньям занят в парикмахерской. Теперь, когда пришли добровольцы, работы у отца Коли прибавилось. Он требовал, чтобы Коля помогал ему и по воскресеньям, и после занятий. Господа офицеры любят бриться, стричься.
Юра понимал, что охота много не даст: перепелов нет, а на берегу столько стрельбы — печенеги веселятся, — что все зайцы перебрались дальше в горы.
Он долго ходил, швыряя в кусты камни, но только один дурной заяц выскочил из кустов и побежал неудобно, навстречу ветру, далеко. Юра выстрелил, но не попал: дробь на сильном ветру только, как говорит Гриша, «пощекотала» его, и заяц лишь припустил быстрее.
Долго Юра лазал по скользким крутым склонам и узким лощинкам. Ничего нет… Он очень устал, подолгу отдыхал, съел таранку и три сухаря, взятые с собой. Потом снова шел: а вдруг! Вдруг повезет — и он увидит косулю. Юсуф говорил, что иногда косули появляются, но это бывает очень-очень редко. Три патрона жакана Юра всегда брал с собой на случай, если нападет кабан. Дождик сеет, ветер… Уже поздно, наверно, часа два или даже три. Так и не раздобыл он мяса для папы…
Мрачный, он повернул домой. Очень тяжел обратный путь, скользко. Он вышел на узкую тропинку, бегущую вдоль Алчака. Внизу волновалось и шумело море. Дождика здесь уже нет, над морем синее небо, но в такую волну и рыбачить бесполезно. А у отца Степы рыбы тоже не достанешь: его баркас угнала какая-то офицерская компания в Коктебель. До сих пор баркаса не нашли.
Юра спустился к самой кромке моря: может, хоть нырок покажется, они любят качаться на крутой волне. Правда, эта утка не очень вкусна, и попасть в нее редко удается, но вдруг…
Он долго всматривался в беспокойное море и вдруг увидел что-то черное в волнах. Что бы это могло быть? Камень? Нет, это движется — то дальше, то ближе. Юра подошел к самому прибою, вскочил на камень, перепрыгнул на другой, лежащий подальше в море. Конечно, дельфин, и так близко! Вот показалась спина второго… Если бы удалось подстрелить дельфина, папа сразу бы поправился. Но не попадешь из берданки. Крутая спина то выныривает, то скрывается. Налетела волна, окатила Юру, он чуть-чуть не сорвался с камня, но пригнулся и удержался. Надо удержаться, хотя в мокрых постолах и трудно. Дельфины возвращаются, скоро снова пройдут мимо камня. Эх, была не была!..
Юра быстро вытащил из патронташа жакан, зарядил винтовку. Расставив ноги покрепче, он как бы врос в камень и ждал! Далеко. Вот спина дельфина выскочила из воды, почти прямо перед ним. Юра выстрелил. И тут же налетевшая волна смыла его с камня.
Окунувшись с головой и хлебнув морской воды, он не выпустил берданки из рук. Отхлынувшая волна с силой потащила было Юру в море, по новый налетевший вал снова накрыл его и выбросил на берег. Задыхаясь и отплевываясь, он пополз вперед, спасаясь от очередной волны. Он лежал на мокрой гальке, вконец обессилевший. Коленки саднило, ладони в крови, одна нога босая…
Он сел, всматриваясь в волны. Попал или нет? И увидел дельфина: спина его то появлялась, то исчезала на гребнях валов. Он кружил почти на одном месте. А второго дельфина нет. Неужели попал?! Юра слышал, что убитые дельфины иногда тонут. Тут неглубоко, близко от берега… Если дельфин убит, его все равно выбросит прибоем. Надо ждать, ждать, ждать.
Волны набегали на берег наискось. Юра рассчитал, куда примерно может вынести дельфина, и, хромая, перешел на то место.
Послышался хруст шагов по гальке. К Юре направлялись два солдата с винтовками за плечами. Обход! Он всегда проходит в это время по тропинке, опоясывающей Алчак.
— Ты чего, паря, откудова вынырнул, в кого стрелял? — спросил один, пожилой и бородатый.
Волнуясь, сбиваясь, Юра рассказал, в чем дело.
— Пожалуйста, дяденьки, не прогоняйте меня, не отбирайте ружья, пожалуйста! Мне очень нужно, отец болен! — повторял он. — Посмотрите, у меня патроны с дробью и два жакана… Я охотник…
Первый раз в жизни Юра так просил.
Солдат присел на корточки, повернулся спиной к ветру и закурил.
— Эх, жизня, распроклятая жизня!.. — сказал он, вздохнув. — В охоте я толк знаю. Читинские мы, с Забайкалья… Вдоль-поперек с ружьем сопки исхожены, тайга измерена. Гоша, паря мой, постарше тебя, белкует небось в тайге. Самое время сейчас… Иван, а Иван! — обратился он к своему товарищу, молодому, безусому солдату. — Баринок наш, их благородие прапорщик, не прочухается с этого вина до утра. Воссочувствуем своему человеку — охотничку…
С безразличным видом молодой солдат мотнул головой.
— С румынского фронту мы прошлый год подались, думали до Сибири хоть на брюхе добраться. Куда там! Служим вот… А охота здесь против нашей пустяшная. Ни тебе белки, ни изюбря, ни кабарги, ни кабана, стоющего… Так, баловство… — вслух рассуждал пожилой солдат. — А голодует здешний народ, это правда. Разве ж мы не видим. А после тюрьмы да тифу подкрепление нужно, это верно, это правильно, сынок…
