руководили: Маленков (ракетостроение), Берия (атомные разработки) и Булганин, в 1947 году сменивший Сталина на посту главы военного ведомства. Ввиду угроз (или имитации агрессивных намерений) со стороны Запада приходилось вновь увеличивать армию, резко сокращенную в послевоенные годы. Нужно было принимать вызов в навязываемой СССР гонке вооружений, целью которой было ослабить экономику Советского Союза, воспрепятствовать улучшению жизни советского народа, чтобы вызвать его недовольство существующим строем. Что бы теперь ни говорили «западники», но было именно так.
В таких условиях Сталин посчитал программу Маленкова – Берии наиболее отвечающей сложившейся реальности. Вознесенский не смог трезво оценить изменившуюся обстановку. Вдобавок проявил самоуверенность и самонадеянность. Они-то и подвели его.
Зимой 1948 года в Ленинграде была проведена Всесоюзная оптовая ярмарка, которая не была должным образом согласована Вознесенским со Сталиным. Кроме того, Вознесенский не избавился от пагубной привычки недооценивать значение будничной рутины в работе, которая уже подводила его в военные годы. Сложившейся ситуацией вновь воспользовался Берия. Именно он, а не Маленков, был заинтересован в «свержении» Вознесенского. В отчетах о выполнении первой послевоенной пятилетки были обнаружены подтасовки в цифрах и фактах. Как председатель Госплана за это отвечал Вознесенский. Его отставка не замедлила последовать в марте 1949 года. Берия подлил масла в огонь: обнаружилась потеря секретных документов Госплана. Это окончательно погубило Вознесенского. Возникло «дело Госплана». Берия постарался, используя постоянные связи ленинградца Вознесенского со своими земляками, притянуть его к «Ленинградскому делу». Арестованный в октябре 1949-го Николай Алексеевич прошел по одному процессу с ждановцами и был расстрелян 1 октября 1950 года.
Возникает вполне резонный вопрос: а не был ли прав Вознесенский, стараясь ориентировать экономику страны на рынок, деньги, доход, рентабельность? Не упустил ли СССР тогда, после войны, прекрасный шанс сделать гигантский рывок или хотя бы начать переход к процветающему открытому капиталистическому обществу?
Сразу же можно сослаться на точно такие перестройки и реформы последних полутора десятилетий XX века. Они, как известно, закончились катастрофой. Но, как знать, произойди данные процессы на 50 лет раньше, история страны, быть может, пошла бы нормально, люди стали бы жить богато и беспечно… Ну, в крайнем случае, значительно лучше, чем довелось им жить в СССР. Впрочем, могло быть, пожалуй, и похуже. Ведь потребовалось бы спешно вытравлять из общественного сознания установки на солидарность, справедливость, равенство и братство, труд, уверенность в завтрашнем дне. Отказаться от идеологии, которая во многом определила победу над фашизмом, необычайно высокие темпы развития производства, науки, образования. Дестабилизация психологии общества не менее (если не более) опасна, чем расшатывание экономики.
Ну а чем же плохи свободный рынок, денежная рентабельность, конкуренция, стремление к максимальным доходам? Разве не на этих экономических основах пришли к процветанию развитые капиталистические страны?
Нет, не только на этих. Приход к власти буржуазии сопровождался кровавыми революциями, насилием, войнами. Почти все крупные державы обзаводились колониями и/или использовали труд рабов (как, скажем, в США). Все это сопровождалось безработицей, криминальным беспределом, финансовыми махинациями, обнищанием огромных масс людей, казнокрадством… Короче говоря, всем тем, что пришло в Россию после окончательной победы второй буржуазной революции в 1991 году.
Надо ясно понимать: большинство капиталистических стран мира – самые нищие, чаще всего обобранные колонизаторами, превращенные в резервации экологические придатки развитых стран. Там до сих пор от голода и болезней гибнет несколько миллионов людей в год. Надеяться на то, что такую огромную страну, как Россия, радостно примут в «капиталистическую семью» как равную, уступив ей свои рынки, могут только те, кто не представляет совершенно тех принципов, на которых зиждется это общество.
С позиций абстрактно-теоретических профессиональный экономист Н.А. Вознесенский был, возможно, прав. Но как практический деятель, много лет руководивший страной и активно участвовавший в создании экономической базы социализма, прав был Сталин. С этим, как нам кажется, согласится любой человек, кому довелось заниматься практической экономикой на производстве: она существенно, а то и принципиально отличается от общетеоретических положений.
Конечно, созданию экономики социалистического типа содействовала сложившаяся во втором-третьем десятилетиях XX века международная обстановка. Скажем, в 30-е годы Советскому Союзу, а значит – и Сталину, повезло в том смысле, что многие крупнейшие, наиболее развитые державы мира переживали экономические кризисы или депрессии. Да и гитлеровскому режиму это помогло. Ведь до установления «нового порядка» Берлин, например, был достаточно запущенным городом (из-за нищенского городского бюджета) с массой безработных, обилием наркоманов, проституток, гомосексуалистов. А Москва становилась все чище и краше. Конституция СССР не только на словах гарантировала право на труд, на отдых и образование – эти основные права (включая бесплатное медицинское обслуживание и низкую, почти символическую квартплату) были реально обеспечены.
Почему во второй половине XX века крупнейшие капиталистические страны не испытывали сильных кризисов? Прежде всего потому, что они позаимствовали у социалистической системы принцип планирования и сохранения нерентабельных (в данное время) предприятий. Скажем, Япония, развивая не дававшую прибыль микроэлектронику, стремительно выдвинулась в разряд ведущих промышленных государств, когда соответствующая продукция стала предметом массового спроса.
Обратим внимание на такое высказывание: «Если взять рентабельность не с точки зрения отдельных предприятий или отраслей производства и не в разрезе одного года, а с точки зрения всего народного хозяйства и в разрезе, скажем, 10–15 лет… то временная и непрочная рентабельность отдельных предприятий и отраслей производства не может идти ни в какое сравнение с той высшей формой прочной и постоянной рентабельности, которую дают нам действия закона планомерного развития народного хозяйства и планирования народного хозяйства, избавляя нас от периодических экономических кризисов…»
Слог тяжеловесный, но мысль ясная и верная. Так писал Сталин полвека назад. Как опытный практик, руководивший народным хозяйством СССР в годы труднейших испытаний, он понимал суть вопроса. И не случайно во всех более или менее квалифицированных трудах зарубежных специалистов учитываются эти принципы общей и долгосрочной рентабельности, а также планомерного развития народного хозяйства, которые сформулировал Сталин.
Естественная смерть или убийство?
Глухие слухи о том, что Сталина убили, появились сразу же после его смерти. Их проще всего объяснить растерянностью множества людей, боготворивших его, а потому отрицавших – подсознательно – возможность естественной кончины такого сверхчеловека. В обществах патриархального типа, где вождя считают «отцом родным», его смерть всегда воспринимается как некое злодеяние, если не со стороны слепого рока, то каких-нибудь недругов.
И еще одно обстоятельство. Советские люди уже привыкли усматривать во многих негативных явлениях происки «врагов народа». В данном случае такая версия выглядела вполне вероятной.
Наконец, были и такие, кто не верил в непоколебимое единство и сплоченность вокруг Сталина партийного руководства; знали или догадывались
