о борьбе за власть; следили за событиями последних месяцев, свидетельствующих о том, что эта борьба обостряется. Тем более что 13 января 1953 года «Правда» сообщила, что МГБ раскрыло «заговор врачей», пациентами которых были кремлевские деятели. Уже сама гипотетическая возможность такого заговора наводила на мысль, что тайное убийство или содействие летальному исходу не исключаются и в случае смерти Сталина.
Однако с годами устоялась и представлялась бесспорной версия о кончине Сталина от болезней, старческой изношенности организма, от собственной мнительности, из-за чего он полностью отказался от услуг врачей. Но после того, как были рассекречены многие документы тех далеких лет, все больше появляется свидетельств в пользу версии убийства Сталина.
На этот счет у В.В. Карпова в книге «Генералиссимус» сомнений нет: «По документам и рассказам свидетелей, которыми я располагаю, по ситуации, что предшествовала этой печальной кончине, – смерть Сталина не объясняется естественным последствием…
Но – по порядку. Прежде всего надо выяснить, кто был заинтересован в гибели Сталина…»
На этот вопрос конечно же следует в первую очередь искать ответ. Ведь дело касается серьезного преступления. Предварительный ответ Карпова: «Многие из близких людей называют таким заинтересованным лицом Лаврентия Берию. Почему? – Потому что все предшественники Берии на должности наркома или министра внутренних дел (КГБ) были расстреляны якобы за то, что много знали. У Берии были основания считать, что настал его черед. Он действительно не только знал, но и накапливал «компромат» на членов Политбюро, в том числе на Сталина».
Прислушаемся к компетентному мнению. И обратимся к документам и свидетельствам. Ведь в конце жизни Сталина вокруг него вновь завязался сложный клубок, распутать который чрезвычайно трудно. Не исключено, что окончательный однозначный ответ вообще невозможен.
Начнем с того, что Сталин, видимо, сам предчувствовал свою скорую кончину. За пять месяцев до смерти, в октябре 1952 года на XIX съезде партии он внес предложения, которые можно считать его политическим завещанием:
1) Отменить пост генсека и вместо него создать коллективный секретариат.
2) Ввести в состав Президиума ЦК (прежнее Политбюро) большое количество представителей более молодого поколения.
3) Отказаться от жесткого партийного контроля над органами советской власти.
Съезд принял соответствующие решения. Казалось, воля вождя была выполнена. Но в действительности вышло иначе.
Тогдашняя партократия, особенно ее старшая по возрасту часть, была недовольна такими решениями. И в течение считаных месяцев после смерти Сталина они были забыты напрочь. Следовательно, согласие с предложениями Иосифа Виссарионовича было не более чем хитрой уловкой. В «устранении» вождя были заинтересованы многие высокопоставленные партийные деятели. Но, несмотря на настойчивую просьбу Сталина, они не посмели («народ не поймет!») лишить его должности генсека.
В условиях централизованной системы сказывался еще один очень важный фактор – личностный. Внутри очень расширенного Президиума ЦК по предложению Сталина создали неуставной орган – Бюро Президиума ЦК из 9 человек («девятка»), а внутри ее – руководящая пятерка: Сталин, Маленков, Берия, Хрущев, Булганин (перечислены по степени значения). Их дополняли: Сабуров (человек Маленкова), Первухин (человек Берии) и ветераны сталинской гвардии: Каганович и Ворошилов. Взаимоотношения между этими людьми во многом стали причиной важных событий, произошедших в последующие годы. Эти люди, прошедшие через горнило жестоких репрессий в руководстве страны и партии, нередко не щадившие своих товарищей, в силу объективных обстоятельств оказались в конфронтации друг с другом. Кому-то из них суждено было стать вторым человеком в партии и государстве, а следовательно – преемником вождя. На XIX съезде таким человеком обозначился Маленков.
Последний из ждановцев, Косыгин, еще в 1949 году был переведен из членов Политбюро в кандидаты. Оттесненные на задний план ветераны сталинской гвардии на съезде получили серию дополнительных ударов: так Андреев лишился почти всех своих постов и стал простым членом ЦК.
На организационном пленуме ЦК XIX созыва Сталин резко обрушился на Молотова и Микояна. Этим он ясно показал свою ориентацию на молодые кадры. Такая политика особенно беспокоила Маленкова. Опасения его усугублял П.К. Пономаренко, который стал все чаще показываться вместе о руководящей пятеркой. Среди ветеранов Маленков чувствовал себя достаточно уверенно. Его поддерживал Хрущев (пока), а значит – и Булганин. Однако Сталин, наряду с выдвижением Пономаренко, перешел к сложному политическому маневру, полный смысл которого не ясен до сих пор. Во всяком случае гонения на Берию к этому времени ослабли. Сталин осуществлял свою всегдашнюю систему противовесов на вершине власти. Ведь к этому времени Маленков, особенно после «свержения» ленинградцев, приобрел большую власть и жесткой кадровой политикой продолжал укреплять свои позиции. Н.Н. Жуков отмечает: «Могла насторожить… продолжавшаяся несколько месяцев ротация высокопоставленных сотрудников МГБ, смена республиканских министров: в июне – в Грузии; в августе – сентябре в Армении, на Украине; в феврале – в Латвии. В сентябре – начальника управления МГБ по Московской области. 15 декабря – арест некогда всесильного Н.С. Власика. Наконец, событие просто невозможное – отстранение в феврале 1952 года заведующего особым сектором ЦК, личного секретаря Сталина А.Н. Поскребышева. Ясным могло быть только одно: все это делалось при прямом участии руководителя… отдела ЦК по подбору и распределению кадров Н.Н. Шаталина, с довоенной поры соратника Маленкова, при прямом одобрении самим Маленковым».
…Сделаем небольшое отступление. На фотографии, изображающей Н.С. Хрущева на юге летом 1952 года, Никита Сергеевич стоит между генералом Стахановым (заместителем министра госбезопасности) и человеком с тяжелым взглядом, биографических данных о котором нельзя найти в советских энциклопедиях. Это – Игнатьев Семен Денисович (1904–1983); с 1920-м на работе в органах ВЧК, комсомоле и профсоюзах. В 1935 году закончил Промакадемию, где чуть раньше учился, вернее хронически не успевал, великовозрастный студент Хрущев. В «ежовщину» Игнатьев пошел вверх. В 1937–1946 годах – 1-й секретарь Бурят-Монгольского, а затем Башкирского обкомов ВКП(б). После возвращения Маленкова в секретариат ЦК партии Игнатьев работал в Белоруссии и Средней Азии. В 1950 году Маленков провел его на пост заведующего отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б). В 1951–1953 годах Игнатьев был министром госбезопасности СССР. На XIX съезде он стал членом президиума ЦК КПСС. Но уже в ноябре 1952 года у него начались неприятности. «Дела», которые он организовал по приказу Маленкова для подкопа под Берию, начали давать сбой.
Летом 1952 года в Москве по указанию Сталина был арестован Рухадзе. 14 ноября 1952 года из органов МГБ изгнали Рюмина. «Таким образом я стал банкротом, – впоследствии признался Рюмин, – и был снят с работы как не справившийся, оказавшись жертвой собственной фальсификации. – Как я помню, министр Игнатьев, объявляя мне о решении правительства, поздравил меня, сказав, что я сравнительно легко отделался, а вот он ожидает худшего». Признание крайне важное.
