— Доктор Баннерман, в современной медицине очень большое значение имеет отношение пациента…
— Где моя дочь? Ей рассказали?
— С ней пытаются связаться. Мы считаем, что она, скорее всего, в Америке.
Генетик все вспомнил и выругался.
— Какой сегодня день?
— Среда.
— Проклятье… в пятницу я… я должен быть в Белом доме. Я произношу речь… — Он огляделся в поисках телефона и удивился, не обнаружив ни одного.
— Они поймут, — с сочувствием сказал Кроу. — Не беспокойтесь, обо всем позаботились.
Дик Баннерман продолжал думать. О «Матерноксе». Он должен передать Монти полученную им информацию — на тот случай, если его поразит еще один удар и он сможет лишь пускать слюни. Или умрет. В идеальном случае ему стоило бы получить подтверждение, что Кроу замешан во все это, но предупредительно звякнул тревожный колокольчик. Он глянул на Зелигмана и решил, что ему не нравится и его внешность. Ничего не говоря, он попытался приподнять тело и сесть, но ничего не получилось, словно половина внутренних связей организма была отключена. Он заметил, что Зелигман наблюдал за его стараниями с легкой ухмылкой.
Тем временем Кроу неторопливо обошел комнату, и его взгляд по-птичьи перескакивал с одного предмета на другой. Он остановился рядом с телевизором, взял пульт дистанционного управления и с деланной небрежностью бросил:
— Вы не думали, доктор Баннерман, сколько удивительных вещей кроется в современной технике?
— Могу ответить и да и нет. Как и многие мои коллеги в генетике, я опасаюсь, что в один прекрасный день какой-нибудь псих зайдет слишком далеко. И только представьте, например, какое воздействие на долгосрочную корпоративную стратегию «Бендикс Шер» окажут труды одного отдельного сумасшедшего.
Кроу подошел к «Подсолнухам» Ван Гога и постучал по картине пальцем.
— Вот она, работа отдельного сумасшедшего. Измученного гения, который умер в одиночестве и нищете. Теперь за его картины платят суммы, соизмеримые с национальным доходом некоторых стран. При жизни импрессионистов высмеивали как шарлатанов, потому что они осмеливались быть другими. А по мнению потомков, они были гениями. Они освободили живопись от уз, которые душили ее.
Дика Баннермана обеспокоило мессианское сияние в глазах Кроу, когда тот вещал, и ученый прикинул, стоит ли ему вести разговор на такую опасную тему. Он остро чувствовал, что, прикованный к больничной койке, он не может сражаться на равных.
— Половину исторических героев называли сумасшедшими или еретиками, — словно взгромоздясь на трибуну, ораторствовал Кроу. — Коперника за то, что тот сказал — Земля вращается вокруг Солнца, Галилея за то, что он поддержал его, затем настал черед Чарльза Дарвина. Я могу перечислить десятки тысяч имен. Я рискну сказать, что и вы среди них. Посмотрите на себя. Вы получили Нобелевскую премию, но основная масса научного сообщества игнорирует вас, и, пока мы не поддержали вас, большую часть своей трудовой жизни вы стучали в чужие двери и фактически просили милостыню.
— По крайней мере, я никогда не делал ничего незаконного или аморального. — Баннерману расхотелось и дальше отделываться пустыми словами.
Но Кроу пожал плечами:
— Истина в том, не так ли, что в нашей области деятельности нам порой приходится делать вещи, которые в какой-то мере выглядят не лучшим образом, но в конечном счете приносят пользу.
— Именно этим вы и занимались с «Матерноксом», доктор Кроу? — На этот раз Дик Баннерман решил не уступать. — Вы использовали его как прикрытие, а на самом деле занимались генной инженерией, встроив ген псориаза в систему развития зародыша. И в какой-то момент в будущем, когда зародыш станет ребенком, а потом и взрослым, этот ген даст начало псориазу, а затем перейдет и его детям. Правильно?
Кроу одобрительно кивнул, словно выслушал новообращенного:
— Вы очень проницательны.
— Я предполагаю, все ваши действия продиктованы намерением создать в будущем рынок сбыта для ваших лекарств?
— Именно так. Это новый штамм псориаза, для борьбы с которым мы, конечно, уже готовим к выходу на рынок новые препараты. Но мы имеем дело не только с псориазом, доктор Баннерман. Мы работаем над созданием новых генов, которые вызовут в будущих поколениях целый набор хронических заболеваний — новые нарушения сердечно-сосудистой системы, новые варианты почечной недостаточности, новые формы клинической депрессии, новые виды рака желудка — и все они потребуют правильного лечения. Зародыш через мать получит все эти гены, и через двадцать-тридцать лет, когда эти болезни начнут давать знать о себе, соответствующие препараты уже будут готовы к патентованию. Вам не кажется, что это довольно элегантно?
— Элегантно? — ошеломленно переспросил Баннерман.
— Знаете ли вы какой-то другой бизнес в мире, где компания имеет возможность создавать биологическую потребность в ее продукции?
— Да. Наркокартель в Колумбии.
Кроу сморщил нос:
— Грубый и бессмысленный пример, о котором даже не стоит и говорить.
Дик Баннерман изучал стоящего перед ним сумасшедшего, моля Бога, чтобы в этом изолированном сообществе был только один такой.
— Неужели вы серьезно так считаете?
— Во всем мире одна из шести женщин нуждается в лечении от бесплодия, и большинство из них принимают «Матернокс», доктор Баннерман. Через двадцать лет их дети начнут взрослеть и обнаружат у себя симптомы новых разновидностей псориаза, депрессии, почечной и сосудистой недостаточности… и так далее. И в результате, — голос Кроу зазвенел торжеством, как у подрядчика, успешно продавшего выстроенное им здание и готового подписать договор о сделке, — в первой четверти будущего века примерно пятая часть западного мира будет зависеть от лекарств, которые производит «Бендикс Шер». И мы не собираемся ограничивать эксперименты по генной инженерии для новых болезней только «Матерноксом». Нет, мы надеемся использовать многие из созданных нами изделий, чтобы вводить в организм гены болезней. Единственное, чего мы должны добиться, — найти правильный метод доставки генов.
— А доставка гена псориаза не срабатывает в вашем проекте Медичи, не так ли?
— Мы иногда переживаем кое-какие незначительные трудности, — сказал Кроу.
— Неужели вы настолько безнравственны? — воззвал к нему Дик Баннерман. — Настолько негуманны?
Кроу, стоя лицом к генетику, смерил его уверенным холодным взглядом:
— Доктор Баннерман, вы верите в Бога?
— Какое отношение Бог имеет к этому?
Кроу бросил на Зелигмана беглый взгляд, после чего ответил:
— Самое непосредственное. Мы живем в мире, который все больше выходит из-под контроля — и почему? Потому что он находится в злобных клещах деспота, который невозбранно господствует тысячи лет. Шарлатан, надутый позер, задира, садист и массовый убийца. Его имя — Бог, доктор Баннерман. Святой отец. Всемогущий. Сколько человеческих существ, — продолжил он тираду, — этот монстр убил во славу своего имени? Может кто-либо подсчитать погибших во времена Крестовых походов, священных войн, инквизиции Римско-католической церкви, которая правила в Европе с 1229 по 1834 год? Не говоря о количестве приговоренных к смерти, как еретики, за прошедшее тысячелетие… — У Кроу возбужденно блестели глаза. — Назовите мне страну, где не было кровопролития, вызванного Великим Обманщиком и его сыном, — и я назову вам две такие, где кровь лилась потоком! Так вот, мы собираемся изменить все это, доктор Баннерман. Мы наконец осознали, откуда берется Бог. С тайной покончено. Теперь мы сами отвечаем за свою судьбу, мы на пороге нового века, и я хочу дать вам шанс присоединиться к нам. И работать вместе с нами!
Дик Баннерман сразу же отверг это предложение:
— Можете меня вычеркивать, Кроу.
Как ни странно, когда Кроу заговорил снова, у него был спокойный и дружелюбный голос.
— Вы должны кое-что понять, доктор Баннерман. Нас интересует не прибыль — а контроль. В течение следующей четверти века мы собираемся доминировать в фармацевтической промышленности: мы будем контролировать производство, распространение и продажу большинства медикаментов в мире. Мы будем способны контролировать борьбу с болью и, что более важно, воспроизводство. Подумайте об этом… у нас будет власти больше, чем у любой известной политической партии.
Ответ Дика Баннермана, как и раньше, был сух и краток:
— Ты свихнулся, парень.
Доктор Кроу не моргнул и глазом.
— О, я не сомневался, что потребуется время, чтобы вы начали осознавать нашу точку зрения. Я буду откровенен с вами, доктор Баннерман. Видите ли, нам нужно ваше сотрудничество. Мы очень нуждаемся в нем.
— Да, еще бы! Вы столкнулись с проблемами, когда решили с помощью «Матернокса» передавать гены псориаза, потому что прибегли к неправильной методологии. Вы сделали одну серьезнейшую ошибку, которую могут заметить, скорее всего, лишь три человека в мире. Я один из них.
