Закрыв глаза, Табита начала собираться с силами.
— Хочешь поработать с маятником, мама? — спросил Коннор.
— Нет необходимости, — ответила она, не открывая глаз. — Я очень остро чувствую его, я знаю, где он, мысленно я четко вижу его. Он очень симпатичный человек, на макушке у него очень мало волос, но длинные волосы цвета соли с перцем закрывают уши и затылок.
Монти изумленно замерла. Затем она осознала, что фотографии отца часто появлялись в международной прессе и, вполне возможно, мать Коннора видела их и запомнила его внешний вид. Разве что она отнюдь не выглядела как женщина, которой нужно врать.
— Да, — сказала она. — Он так и выглядит.
По-прежнему сидя с закрытыми глазами, Табита Донахью продолжала:
— Он жив, но в таком состоянии… словно жизнь покинула его. Я не совсем понимаю…
Монти обеспокоенно смотрела на нее.
— Он лежит плашмя, у него во рту что-то вроде дыхательной трубки, но он в сознании, и мозги у него настороже.
— Он парализован? — встревожилась Монти.
— Он в маленькой комнатке, вокруг него электронная аппаратура.
— Что за комната? — спросила Монти.
— В ней нет окон.
— Господи, — сказал Коннор. — Сколько этажей в этом здании?
— Около восьми.
— Восьми? — переспросил он. — Ты уверена, что оно не выше? Смахивает на здание Бендикс.
— Восемь! — твердо повторила она.
— Это «Бендикс-Хаммерсмит», — сказала Монти. — Клиника. В ней восемь этажей… О господи, где же он там? Может, он ранен.
— Я не знаю, что происходит, но никаких ранений не чувствую. На теле этого мужчины нет никаких повреждений.
— Прошу тебя, Коннор, мы должны что-то предпринять, — взмолилась Монти.
— Завтра, моя дорогая, завтра, — сказал Коннор. — Я все отлично понимаю. Твой отец им нужен живым, они нуждаются в его знаниях. И я отлично понимаю, что́ мы должны делать. Тебе придется полностью довериться мне. О'кей?
Она коротко кивнула. Ее лицо было маской страха, и, чтобы успокоиться, она сжала его руку.
112
Лондон. Четверг, 8 декабря 1994 года
— Это она, да? — сказала Никки. Голая, она полулежала на полу, прислонившись к спинке кровати, и жевала оливку. Глотком сухого мартини из своего стакана она запила ее, вытащила другую и кинула себе в рот. Свободной рукой она перебирала волосы на лобке, стараясь разгладить их, один волос за другим.
— Кто? — спросил Ганн. Он лежал спиной на постели, и ноутбук стоял у него на бедрах.
Никки рассматривала свою промежность.
— Ты не думаешь, что у меня слишком длинная волосня? Может, в следующий раз, когда я буду делать прическу, стоит и ее привести в порядок?
— Да прекрасный у тебя лобок, — рассеянно сказал он.
— По крайней мере, они рыжие, как и волосы на голове. Много у тебя имелось девчонок, у которых волосы на лобке были такого же цвета, как и на голове?
Ганн что-то неразборчиво буркнул, изо всех сил стараясь держать глаза открытыми. Минуло час ночи, и он был дома меньше часа. Он смотрел на телефон, ожидая звонка. Дожидаясь, пока этот кретин Макласки позвонит ему из Вашингтона и подтвердит, что Моллой и эта девка Баннерман мертвы. Дела начинали выправляться, и наконец они уже стояли почти на ровном киле, но еще хватало свободных концов, которые надо было завязать. По крайней мере, товары доставлены, и, если повезет, какое-то время Кроу не будет стоять у него за спиной.
— Что ты сказал? — спросила она.
— Да, я никогда не встречал девушку, у которой на лобке были волосы такого же цвета…
— И вовсе ты этого не говорил!
— Да, не говорил. Ник, я должен поработать, и дай мне передохнуть, мне нужно десять минут покоя.
— «Ник, я должен поработать, и дай мне передохнуть, мне нужно десять минут покоя», — передразнила она его и кинула в рот еще одну оливку. — Ты думаешь, это разврат — в час ночи пить мартини?
Ганн не ответил. Погрузившись в размышления, он изучал список имен. «Зандра Уоллертон. Губерт Уэнтуорт. Чарльз Роули. Коннор Моллой. Монтана Баннерман. Д-р Ричард Баннерман».
Д-р Баннерман. Вот кто оставался все еще не решенной проблемой. Он сделал глоток своего мартини и уставился на гриву темно-красных волос Никки. Да и она тоже стала проблемой. С тех пор как увидела имена на экране компьютера. Она была проблемой, с которой придется что-то делать.
Разболтанные концы. Ты никогда не должен забывать о них. Как цыплята, они всегда возвращаются домой и устраиваются на насесте.
— Это она, не так ли? — снова спросила Монти.
— О чем ты говоришь?
— О рождественских елочках.
— Что?
Она обвела взглядом комнату.
— Не так много дней остается до Рождества, солдат. Как ты думаешь украсить эту величественную дыру, кого пригласить?
— Ник, прошу тебя, — попытался он снова сосредоточиться.
— «Ник, прошу тебя», — снова передразнила она его и разжевала очередную оливку. — Ее. Твою подругу. Ту, что в рождественском списке.
Он осушил свой стакан.
— Можешь ты не говорить загадками? — Он посмотрел на включенный телевизор, который работал с приглушенным звуком. Говорила Мариелла Фроструп, и глаза ее поблескивали; он попытался читать по губам, но понять ее было не проще, чем Никки. Мариелла Фроструп исчезла, и ее место занял какой-то скользкий большеглазый монстр, который держал в когтях что-то вроде оторванной руки. — Эй, Ник, глянь-ка на это! Твоя сестра-близняшка!
— Больше смахивает на тебя в отставке, солдат. — Не оборачиваясь, она через плечо кинула «Ивнинг стандард». — Она, — сказала Никки. — Сенсация на всю первую полосу. Твоя подруга.
Потянувшись, он взял газету. Шапка гласила: «ОТ УЖАСНОГО ВЗРЫВА МАШИНЫ С ВЗРЫВЧАТКОЙ ПОГИБЛИ ДВА ЧЕЛОВЕКА».
Ганн уставился на фотографию искореженного «эм-джи», затем пробежал статью: «Полиция все еще пытается установить личность двух жертв… может, ими стали сами взрывники… не исключено, что бомба могла быть подложена террористами из Общества защиты прав животных… предполагаемой целью была Монтана Баннерман… дочь лауреата Нобелевской премии, ученого, доктора Ричарда Баннермана, который сейчас перенес обширный инсульт и борется за жизнь в больнице… пытаемся установить контакт с мисс Баннерман, которая, как известно, находится за океаном по делам бизнеса».
— Монтана Баннерман, — сказала Никки. — Она была в твоем списке с рождественскими елочками. В том же самом, где и твой коллега мальчик Чарли, тот, что утонул на Гавайях. Ты, похоже, совершенно беспечно разбрасываешься своими подчиненными, солдат. Сомнительно, чтобы мне понравилось работать с тобой. Слишком рискованно.
113
Монтана проснулась от каких-то звуков в комнате и, услышав легкие шлепающие шаги, удивленно уставилась в темноту.
На нее смотрели два глаза.
Выпуклые, с радужными зрачками, они, расположившись в нескольких футах от Монти, рассматривали ее со спокойным любопытством. Через несколько секунд к ним присоединилась еще одна пара глаз, а потом еще одна. Затем они стали возникать каждую секунду, и в воздухе все гуще стал чувствоваться прокисший запах земноводных. Сначала все они хранили молчание, а затем помещение наполнило их дружное кваканье.
— Хррр… мняк.
Молчание.
Затем из его глубины как бы пришел ответ:
— Хррр… мняк.
Трепеща от страха, Монти попыталась — очень тихо — отодвинуться к самому краю, но она и так уже распласталась вдоль стены. Дверь была на дальнем конце угольно-черного пространства, заполненного моргающими глазами, в котором нарастал квакающий хор. Едва она попыталась сделать первый осторожный шаг, как под ногой ее захлюпал скользкий извивающийся ковер.
Она в ужасе отпрянула. Что-то ткнулось ей в грудь, а потом что-то влажное и расплывчатое коснулось щеки. Теперь на нее из темноты одно за другим прыгали какие-то создания, их перепончатые лапы путались у нее в волосах, тыкались в грудь, карабкались на плечи и на живот; затем они залепили ей лицо, и Монти ничего не видела, потому что их лапы топтались у нее на глазах.
Она отчаянно отрывала и отбрасывала их, но из темноты на нее прыгали все новые и новые существа с упругими гибкими лапами.
— О господи, помогите мне! — Они дождем падали на нее с потолка, пытаясь сбить с ног и задавить общим весом. — Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь, помоги-и-и…
— МОНТИ! — Голос прозвучал непонятно откуда, словно с другой планеты. — Монти! Дорогая! — Это был голос Коннора, мягкий спокойный шепот. — Монти, дорогая, все в порядке, проснись, ну давай же, просыпайся!
Она медленно открыла глаза, зажмурившись от неожиданной яркости прикроватной лампочки, и, смутившись, обвела взглядом комнату, видя перед собой обеспокоенное лицо Коннора. Они были в гостиничном номере. В… в… Она не могла припомнить, где именно. Но не в апартаментах Коннора в Лондоне? Нет. В Америке? Да, в Вашингтоне. Но то облегчение, которое она испытала, когда этот сон рассеялся, тут же исчезло — к ней вернулись воспоминания о прошедшей ночи.
