Вашингтон.
Дом матери Коннора.
Она пыталась повеситься.
Шея у нее болела, и она осторожно прикоснулась к ней, потому что боль усиливалась при малейшем прикосновении. Доктор Кроу! Это доктор Кроу пытался заставить ее покончить с собой.
Она посмотрела в глаза склонившегося над ней Коннора и увидела в них тревогу и озабоченность. Волосы у него были взъерошены, а лицо полно такой теплоты, такой нежности…
— Не оставляй меня, — прошептала она. — Пожалуйста, не оставляй меня.
Он легко поцеловал ее в лоб.
— Не беспокойся. Я здесь. Что тебе приснилось?
Она помялась, словно опасаясь, что упоминание о сне вернет его обратно или как-то превратит в реальность.
— Лягушки. Мне снилось, что вся комната полна этих проклятых созданий и что они… они… нападали на меня.
— У тебя с лягушками связаны какие-то неприятные воспоминания? Я помню, как одна оказалась у тебя в кухне и действительно напугала тебя.
Она сглотнула комок в горле.
— С самого детства… Это глупо, и прости, что я разбудила тебя, но…
— Ты мне рассказывала. Это не глупо. У каждого человека есть то, чего он боится.
— Коннор, что со мной вчера на самом деле было?
— Ты подверглась психической атаке. Доктор Кроу как-то добрался до тебя… и, загипнотизировав, внушил тебе желание повеситься.
— Неужели это возможно?
— Моя мать специалист… она всю жизнь изучала такие вещи. Есть несколько человек, которые могут сфокусировать свое мышление, собрать в единое целое энергию, нацелить ее на что-то. Примерно такой силой обладают шаманы, она присуща колдунам вуду. И это совершенно реально.
— Значит, доктор Кроу обладает такой силой?
— Как выясняется, да. — Он помедлил, прикидывая, стоит ли ей рассказать, как он едва спасся в такси. Решил, что не стоит.
Она коснулась пальцами его щеки, чтобы удостовериться — он живой, он рядом.
— Значит, отныне так и пойдет, Коннор? Мы будем жить в постоянном страхе?
Он промолчал.
— Господи, а я-то думала, что «Бендикс Шер» — это сон наяву. Я думала, что теперь-то будут решены все наши проблемы и я получу возможность вести нормальную жизнь. — Она с горечью рассмеялась.
— Ты когда-нибудь вела нормальную жизнь? — тихо спросил он. — И вообще кто ее вел?
Она вздохнула, прежде чем ответить.
— Когда-то я ее вела. Я была ребенком, и моя мама еще была жива, — грустно сказала она. — Как было хорошо в те дни. Я вела себя как и другие дети, мы вели ту же жизнь, что и другие семьи. Вот это я имею в виду. А как ты? Когда ты был ребенком…
— Это было давным-давно. Это было тогда, а это — сейчас.
— Ты всегда так говоришь.
— Это универсальная истина; ничто не остается в неизменности. Да и масштаб, которым мы мерим вещи и события, меняется. Мерило, которое в семилетнем возрасте казалось мне совершенно нормальным, решительно отличается от того, которым я пользуюсь сейчас.
Задумавшись, Монти поняла, что в общем-то он прав. Она придвинулась поближе к нему и сказала;
— Что бы ни случилось, я надеюсь, какое-то время мы проведем вместе. И я надеюсь на это больше всего в мире.
— Как и я. — Он поцеловал ее. — Хочешь еще поспать?
Она помотала головой:
— Я окончательно проснулась.
— По нашему времени. Мы же живем по английским часам.
Поерзав, она осмотрела строгую, но уютную обстановку комнаты.
— В этом доме ты и вырос?
— Он был немного поменьше. Примерно на четверть. Мама сделала к нему пристройку.
— Она зарабатывает деньги, занимаясь ясновидением для нефтяной индустрии?
— Ей выпала удача.
— Она снова выходила замуж?
— Нет. У нее очень сильный характер — и мало кто из мужчин способен сосуществовать с такой женщиной.
Она рассматривала его лицо.
— А почему у тебя с матерью разные фамилии?
— Я прикинул, что «Бендикс Шер» запомнил фамилию моего отца, что могло вызвать у них настороженность, когда я поступил в компанию. И я обрел себе новое обличье, вот и все.
— Имеет смысл, — согласилась она, испытав облегчение при его ответе.
Коннор закурил сигарету и дал Монти затянуться; она закашлялась, и ее мысли вернулись к сегодняшнему дню.
— Что же мне делать с тем обедом в Белом доме, где папе завтра выступать?
— Пока не думай на эту тему. Разве что ты захочешь сообщить, что докладчик был похищен.
— Слушай, — оживилась она, — а это не такая плохая идея. Я могу это сделать — у нас же есть лента с записью, так? Это вызовет черт-те что…
— Нет, — спокойно сказал он. — Это слишком опасно.
— Почему?
— Потому что «Бендикс Шер» очень и очень хитрое учреждение. И потому, что ты хочешь вернуть себе живого отца, а не добиться его смерти.
— Я не понимаю.
— Просто верь мне.
114
— Служба организации, чем могу помочь?
— Это Всемирный конгресс по генетике? — спросила Монти.
— Да, совершенно верно.
— Говорит Монтана Баннерман. Я звоню по поводу своего отца, доктора Баннермана, который, как предполагалось, должен выступать завтра, и…
— Да, — вступил в разговор мужской голос. — Мы с большим сожалением услышали об инсульте доктора Баннермана. Его выступление отменено.
— Инсульт? — эхом откликнулась она. — Вы сказали — инсульт?
— Такова информация, которая у меня имеется. Нам сообщили по факсу… он где-то здесь… — Его слова повисли в воздухе.
— Я… простите… я думаю, что… Я как-то не осознала, что кто-то уже успел с вами связаться. — Она растерянно поблагодарила и положила трубку. — Инсульт, — автоматически повторила она Коннору. — Кто-то из «Бендикс Шер» уже позвонил в офис симпозиума и сообщил, что у папы инсульт.
Коннор работал на своем лэптопе, который только что вместе с его сумкой был доставлен на такси из дома Дейва Шваба, и сейчас трудился, практически не поднимая головы.
— Они все могут прибрать к рукам, черт побери, и ты успеешь в этом убедиться.
— Но, Коннор…
— У вашего отца нет инсульта.
Монти удивленно повернулась, чтобы увидеть входящую в комнату Табиту Донахью, как и вчера всю в черном.
— Он был задержан против его воли, но он не болен и не ранен, — твердо сказала она. — Я не могу точно сказать, что они с ним делали, но предполагаю, он был одурманен. — Тон ее голоса изменился, и резким движением головы она показала в сторону окна. — Теперь при нас компания.
— То есть? — поднял голову Коннор.
— Я только что выходила прогуляться до ворот. Ниже по холму припарковались два парня в синем «шевроле»; я их замечаю в третий раз… они торчат тут все утро.
Монти показалось, что в комнате резко похолодало. Хотя она ждала появления хвоста, подтверждение его существования испугало ее.
Табита села рядом с ней и посмотрела, в каком состоянии рана на шее.
— Затягивается отлично. Я дам вам свитер с высоким воротником, чтобы скрыть шрам, когда мы будем уезжать. Для нас заказаны билеты на семичасовой рейс в Хитроу.
— Для нас?
— Я лечу с вами.
Несмотря на ее странную ауру, Монти пришлось принять Табиту, и сейчас эта новость ее обрадовала. Не в последнюю очередь потому, что чем больше была их компания, тем безопаснее она себя чувствовала. Разве не так? Она посмотрела на часы. Миновал полдень.
— А мы не могли бы… нет ли более раннего рейса?
— Ничего стоящего… разница небольшая. Поскольку за нами следят, я думаю, безопаснее ждать здесь и отправляться сразу же после наступления темноты. Кроме того, я напустила дымовую завесу, заказав на наши имена билеты в Лос-Анджелес, Рим, Нью-Йорк, Гонконг и Сидней.
— В темноте или нет, но нам придется столкнуться с проблемой, когда будем выезжать… я говорю об этих типах у ворот, — напомнил Коннор.
Его мать улыбнулась:
— Об этом позаботились. У меня есть хороший друг в местной полиции. Я должна всего лишь за час предварительно позвонить ему. Он прижмет этих типов, чтобы разобраться, не они ли украли автомобиль в воскресенье, а нам даст эскорт, который проводит нас не только до аэропорта, но и до самого трапа. — Теперь она повернулась к Монти: — Что же до вас, моя дорогая, мы должны быть уверены, что вы действуете строго в соответствии с протоколом защиты. Этот тип Кроу проложил к вам очень сильную линию связи; если канал такого рода однажды открылся, то его очень легко открыть снова. Любые молочные продукты будут усиливать вашу эмоциональную реакцию ответа, особенно страх. Мы же должны настолько подавить ваши эмоции, чтобы они предстали несокрушимой стеной для любого, кто со стороны попытается манипулировать вами.
Монти нахмурилась: ей было трудно представить, что молоко или масло может иметь такое значение. Ей сейчас надо беспокоиться о своей жизни, а не о диете.
