больше людей он связывает. Но способность клеиться вместе – это уже этика. Вот оно – истинно великое изобретение!
– Популярность и величие
Чтобы убедиться в том, что трагедия симпатии реальность, а не метафора, вспомним склонность к почитанию верхов, которая все никак не исчезнет из нашей психологии. В ее основе сидит прочное желание мысленно породниться с любым мало-мальски популярным вождем. И наоборот, любой, проявляющий неординарные способности по умению завоевывать популярность, уже сам собой напрашивается на роль повелителя или поводыря. Добровольная покорность – это доведенная до крайности способность симпатизировать людям. Симпатичные люди, как и сама красота, причем не обязательно в чисто эстетическом плане, ведут за собой, обещают и манят. В результате, харизматики, обладатели всевозможных аур и нимбов, легко поднимаются в наших глазах, а потом и на наших плечах. Люди сами выбирают себе идолов и чем они популярней, тем сильнее любимы. А чем сильнее любимы – тем популярней.
В этом проявляются все те же древние инстинкты коллективизма. Кумиро-поклонничество возникло от того, что слишком немногие могли преуспеть в условиях постоянного насилия. Побеждали те, кто умудрялся угробить больше всего народу – и до сих пор история почтительно хранит их имена. Пока свобода остается мечтой, героическая мораль так и будет требовать величия. Личность как бы символизирует, а может и подменяет собой, общее дело, ради которого есть смысл сплотиться. Способность быть самим собой куда-то девается, и поклонники превращаются в легко манипулируемое стадо, бессознательно надеющееся на скорую победу над мифическим противником. И только после вполне реального поражения выясняется, что великая личность завела массы в историческую пропасть. Но чем глубже пропасть, тем сильнее любовь истории!
Причем дело не сводится только к политике. Власть личности многообразна. Она вызывает не только поклонение, но и уважение, и подражание, и простой интерес. Знаменитостями забиты газеты и журналы, книги и театры, души и головы. С великими именами, подавляющими способность трезво соображать, связаны искусство и наука, общественная и деловая жизнь. Даже мораль оказалась в плену у конкретных личностей, олицетворяющих, а значит и подменяющих собой моральные абсолюты. Более тонкое влияние популярная личность оказывает на наши вкусы и мнения, что опять таки совершенно естественно. Ведь если человек смог преодолеть границу известности и стать популярным, вполне можно говорить о том, что он перестал быть посторонним и как всякий близкий и родной пользуется особым доверием. В конце концов, не просто же так он сумел добиться успеха? И чем более известен человек, чем ближе он к общепризнанному величию, тем больше мы ему доверяем. Тем более, что думать – это в принципе труд, тяжелый и мало оплачиваемый, а иногда и прямо вредный, вызывающий головную боль, депрессию, цинизм, нелюбовь окружающих и серьезные жизненные ошибки. Почему не позаимствовать правильные мысли?
Тут конечно следует оговориться, что кумиры масс только кажутся близкими и родными. В истинно личных отношениях люди внутренне ощущают свое равенство. Они уважают, но не поклоняются. Совсем другое дело – псевдоличные отношения, когда бесконечно далекий человек кажется близким. Эта внушенная, навязанная близость не предполагает никакого равенства. Она одностороння, крива и как всякое насилие безобразна.
Разумеется, не лишне повторить, что поклонение именам и авторитетам – это детство человечества, слабость разума. Обьективная этика отвергает всякую симпатию к постороннему, не только делающую симпатизирующего легкой добычей проходимцев, но и развращающую симпатичных людей, делающую их рабами своей популярности, рабами массы и сцены. Истинное признание человека обществом требует его формальной оценки, нацеливающей каждого в то далекое будущее, где всем именам места в любом случае не хватит.
А мы пока сосредоточимся на настоящем. Личная субьективность – первая часть проблемы. Несмотря на универсальность симпатии и антипатии, еще и на Земле сохранились остатки межколлективных оболочек и они тоже несут вред. А вместе с самими оболочками сохранились психологические атавизмы, постоянно возрождающие их и норовящие разделить и противопоставить людей. Достаточно вспомнить, что и сами деньги пока завернуты в валютные "оболочки". Правда, за деньги борется общий рынок – даже для нынешней экономики размер имеет значение. Но и кроме денег, полно атавизмов, многие из которых глубоко засели прямо в наших мозгах. Поэтому так важно умение преодолеть психологию, не замечать различий между людьми, подавить склонность к дискриминации и формированию разнообразных, не относящихся к делу групп.
12 Дискриминация
– Дискриминация и свобода
Дискриминация – предпочтение одних людей другим. В отличие от "чистой" симпатии/антипатии и прочих неуправляемых эмоций, дискриминация подарена человеку обществом – она основана на неком предубеждении, на внушенных психологических ассоциациях и стереотипах, на воспитанном средой вкусе. И хотя разделить, а иногда и отличить их трудно или даже невозможно, мы будем для простоты считать именно так. Мы будем считать дискриминацию проявлением не личной субьективности, а коллективной.
В личной сфере дискриминация не только естественна, но и морально оправдана. Знакомые и друзья – те, кто приобрел право не быть посторонним. Как и почему – нас не касается. Дискриминация – суть личных отношений, отделение тех, кого субьект выбирает основываясь на своем вкусе, от всех остальных. В силу этой полной моральной оправданности, слово "дискриминация", которое имеет четкий отрицательный оттенок, не очень подходит к личной сфере. Дискриминация в плохом смысле относится к публичной сфере, это как бы попытка продлить личную сферу дальше того, что морально оправдано.
Этика несовместима с любой дискриминацией, кроме "обьективной" – каждый оценивается по заслугам, что в свободном обществе равнозначно оценке рынком, и которая, разумеется, никакая не дискриминация. И еще моральной. Моральная дискриминация – отделение (и можно надеяться предпочтение) свободных, этичных и отвергающих насилие людей от всех остальных гоминид не принадлежащих свободному обществу. Впрочем, моральную дискриминацию тоже можно не считать дискриминацией, потому что она вполне обьективна и не опирается на чьи-то субьективные предпочтения. Дискриминировать можно только людей.
Вернее нельзя. Но как же свобода, спросите вы? Даже свободные люди, без всякого сомнения, могут иметь личные предпочтения. Всем приятно иметь дело с похожими, разделяющими взгляды, вкусы и культурные традиции. Но все эти предпочтения, как ни грустно, остаются в пределах личной сферы. Вы, друзья мои, наверняка все еще не согласны и хотите спросить – почему? Почему дискриминация несовместима с ОЭ? Ведь свободный человек волен сам выбирать с кем иметь дело? Не превращается ли он иначе в детерминированный автомат? Увы, мне нечего добавить к ранее сказанному. Обьективность и непредвзятость не сочетаются с личным предпочтением, даже если вред
