Поначалу Наоми терзалась навязчивыми видениями и не переставала мысленно вымаливать прощения у покойной и Геул. Ей казалось, что призрак Дефары поселился в её комнате, и только ждёт удобного случая, чтобы свершить месть. Делиться опасениями с Перицием Наоми боялась. Вдруг ритуал лишил её рассудка? Она мало спала и с каждым днём слабела, однако постепенно её мысли начали занимать и другие обстоятельства. Отсутствие мужа говорило о том, что он всё-таки нашёл себе здравую замену, и перед мысленным взором девушки вставало лицо ненавистной Мисоры. Она всё чаще вспоминала сцену, в которой застала их в тот первый раз. «Но он, наверняка, был уже не первый. Я ведь и раньше видела, как она выходила из нашей комнаты. Почему бы мне просто не убить её?» Именно ненависть к Мисоре и нежелание уступать заставили Наоми поправиться, и через неделю она впервые вышла из комнаты к завтраку.
Впрочем, вместо долгожданной встречи, её ждал неприятный сюрприз. Помимо мужа и членов совета, Наоми обнаружила за столом причину её долгих мук. Мисора не занимала места королевы, а располагалась чуть левее, однако то, что Лонгрен усадил за стол шлюху, так возмутило его жену, что Наоми готова была броситься на каждого здесь присутствующего. Она прошествовала к своему месту с побелевшим от гнева лицом, и несомненно, привлекла всеобщее внимание отчётливым стуком каблуков. Лонгрен, увидав жену, приподнял кубок с вином.
— Тебе наконец, стало легче? Я рад, мы выпьем за это.
Наоми остановилась между своим стулом и стулом Мисоры. Та, казалось, немного сконфузилась от появления королевы и бросила вопросительный взгляд на Лонгрена.
— Немедленно встань, — процедила Наоми сквозь зубы, и Мисора неспешно поднялась, отложив столовые приборы в сторону. Она повернулась к ней, и королева воспылала от этого насмешливого презрительного взгляда. — Я предупреждала тебя... Говорила не попадаться мне на глаза, чёртова шлюха! — Схватив со стола кубок с вином, Наоми плеснула его содержимое Мисоре в лицо. Та на мгновение зажмурилась и оторопела. Она понадеялась, что Лонгрен тут же заступится, но тот лишь с любопытством наблюдал. Все присутствующие в зале замерли.
— Я не шлюха, Ваше Величество... — медленно и отчётливо произнесла та, — разве король посадил бы шлюху за свой стол?
— Никто не посмеет оскорбить меня в этом замке! Тем более ничтожество, которому лишь из милости позволили жить! Или ты забыла, как стояла на коленях будучи рабыней? Забыла, как тебя водили связанную? Как ты таскала подносы с едой? Я прикажу четвертовать тебя за эту неслыханную дерзость!
— Довольно! — наконец раздался грубый голос Лонгрена. Мужчина отхлебнул вина. — Иди, приведи себя в порядок, — обратился он к Мисоре, — а ты садись. Смотрю, прогулка и болезнь пошли на пользу.
Женщина кивнула королю и, бросив презрительный взгляд на Наоми, поспешила покинуть зал. Однако королева, которую по-прежнему трясло от гнева, не спешила выполнять приказ мужа.
— Зато вам моё отсутствие на пользу не пошло, — сказала она, — вы осквернили этот стол, и опозорили мою честь, дорогой муж. Я не желаю завтракать здесь.
— Ты будешь завтракать здесь или не будешь завтракать вовсе.
— Значит, я выберу второе. И моё решение не изменится, пока эта женщина не покинет замок!
В порыве злости девушка выскочила в коридор, едва не сбив собою прислугу. Она забыла обо всякой осторожности и лишь спустя время, когда пытающее чувство её отпустило, Наоми забоялась ответного гнева мужа. Решив обождать несколько дней, она вновь заперлась у себя в комнате, но Лонгрен пришёл к ней этим же вечером. Он был не совсем трезв, и первое, что подумала Наоми: «Сейчас он проучит меня за мою дерзость». Однако Лонгрен закрыл дверь, обошёл её кровать и уставился в окно. Королева привстала, поправив ночную рубашку, и приветственно кивнула.
— Ты стала смелее, Наоми.
— Прошу простить мне мою бестактную грубость, но разве я не имела права на гнев? Вы сами говорили, что я — ваша королева. Если моей чести наносится оскорбление, то и вашей тоже. И разве разумно было сажать эту женщину за наш стол...эту женщину без рода и племени? Разве это не величайшее унижение в глазах других?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Лонгрен едва заметно усмехнулся.
— Да, в твоих словах есть смысл. Но эта женщина не шлюха... она моя наложница, и пока она нравится мне, я от неё не избавлюсь. Я — король, и я могу себе это позволить.
Наоми, явно оскорблённая этими словами, поднялась с кровати.
— А я нравлюсь вам, дорогой муж? Разве я не моложе и не красивее её? Разве моё тело менее желанно?
Лонгрен повернулся к Наоми лицом, и девушка, решившись воспользоваться положением, скинула с себя ночную рубашку.
— Разве я не достойна вашей любви? Я ведь ничуть не хуже. Уверенна, она не делает ничего такого, чего не могу я. Позвольте мне доказать, что я по-настоящему предана вам, что только от меня вы можете получить ту любовь, которой так не достаёт.
Наоми приблизилась, и Лонгрен позволил ей коснуться себя. Она дотянулась до его липких губ, и несмотря на то, что от мужчины разило перегаром, страстно поцеловала его.
***
На Архорд опустились сумерки, и Мисора, забившись в дальний угол сада, слушала тишину, периодически поглядывая на мерцающие вдали огоньки, зовущиеся звёздами. С уст её срывалась тягучая и томная песня:
На поле брани растерзано тело,
Тело воина в качестве дани.
Дани богам с золотых берегов,
Что живут на земле, где нет войн и оков.
Искромсали его, иссушили до дна.
Он лежит во земле, что всегда холодна.
А над ним звенит сталь. Где-то мёртвая грудь
Молодого бойца не успела вдохнуть.
Она замолчала, когда услышала шаги, и повернулась, различив на дороге знакомый силуэт.
— Микаэль? Мне казалось, мы не условились о встречи сегодня.
— Нет, не условились, — подтвердил юноша, — я прогуливался в надежде, что случайно встречу вас, и вот, вы здесь...
Мисора взглянула на него немного грустно, затем пригласила присесть рядом.
— Что вы пели? Такой... тяжёлый мотив.
— Это древний гимн, оставшийся нам в наследие со времён Великой кровавой войны.
— Никогда не слышал. Вы нашли его в книгах?
— Нет... — Женщина выдержала паузу, затем вдруг опустила голову и взглянула на свои руки. — Его пел мне муж. Многие вещи, что не сохранились в умах людей, я узнала от него. Я не глупая женщина, Микаэль. Пусть читать я не умею, но я знаю много из того, чего не ведают и самые светлые умы. Я знаю, что мы живём в страшном мире.
— Я никогда не считал вас глупой, — отозвался юноша, на что Мисора усмехнулась.
— Иногда мне кажется, что я недостойный человек, что я совершаю отвратительные поступки. А потом я смотрю вокруг и понимаю, что зло, мною учинённое — меньшее из зол. Мне бы хотелось жить в другом мире, или хотя бы вновь родиться и начать всё с чистого лица.
— Я ничего не смыслю в таких вещах. Думаю, я рад и тому, что имею.
— Значит, ты счастливый человек. Надеюсь, ты не растеряешь ничего, как я, и тебе не придётся идти по головам во имя бессмысленной мерзкой жизни.
Глава 84 Спасение
Клинки звенят.
Их тени вдаль уносят
Пришедших в поле воинов промо в ад.
— Ты можешь помочь ему?
Девушка велела Ридесару показать язву, и увидев её, Леос отрицательно качнул головой.
— Увы.
— Но хоть попытайся! Ты же лечил мои раны, сращивал кости!
— Это другое, — огрызнулся маг. — Я не бог, и не всесилен. Зараза проникла в его кровь, в клетки организма, и я не сумею извлечь её, не убив при этом носителя. Для него надежды нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я так и знал, — отозвался Ридесар почти смиренно. Хаару поразило его спокойствие и принятие. Сама она почти не спала минувшую ночь, представляя худший исход и терзаясь кошмарами. Неужели она спасла человека для того, чтобы убить? Надежда оказалась предательницей? Всё-таки девушка уповала на то, что Леос сумеет помочь, или подскажет лекарство, но вот, её грёзы разбились вдребезги. — Остаётся лишь один выход, — сказал мужчина. — Прими мой вызов. Я почту за честь.