— Когда говорят, что тобой занимается лучший врач, это значит, что твои дела хуже некуда.
Он улыбнулся, но улыбка превратилась в гримасу боли.
— Или это значит, что ты троянский царевич и любой твоей царапиной обязан заниматься лучший врач, — принудила я себя улыбнуться в ответ.
— Не лги мне, Елена. — Он с неожиданной силой сжал мое плечо здоровой рукой. — Не лги. Это невыносимо.
— Парис, ты ранен. Но раны — обычное дело на войне. Ты сам ранил Махаона, а он выздоровел. И Одиссей тоже.
Я смотрела на Париса сверху вниз, и мне было нестерпимо сознавать, что я стою здоровая и сильная, а Парис лежит раненый и беспомощный.
— Рана ране рознь, — вздохнул он, сжимая распухшую руку.
— Не прикасайся к руке! — приказал врач, отводя руку Париса. — Выпей лекарство, оно поможет.
— Я не стал бы этого делать, пока мы не узнаем, кто меня ранил. А то можно сделать хуже. — Парис с трудом выдавливал слова сквозь сжатые губы.
— Противоядие! — крикнула я. — Знает кто-нибудь противоядие?
— Пока мы не узнаем причину, мы не можем найти противоядие, — тихо ответил мне врач через голову Париса. — Царевич прав. Неправильно выбранное противоядие только усилит действие яда.
— Значит, это все-таки яд?
— Не вызывает сомнений, что стрела была отравлена. Вопрос — чем.
Кровью гидры, подумала я. Но вслух ничего не сказала.
Вдруг Парис открыл глаза. Неужели он слышал наш разговор? Он посмотрел на меня печально и медленно покачал головой.
— Елена… — Он закашлялся. — Столько счастливых лет… Я мечтал о них, когда вез тебя сюда. Не может быть. — Его голова свесилась набок. — Конец. Мы едем в Египет. Пора. — Он посмотрел на меня все еще ясными глазами, прошептал: — Елена. — И его взгляд погас.
Нет, он не может умереть. Так вдруг, так сразу. Это невозможно. А как же я? Наша любовь родилась, чтобы никогда не умирать. Она будет длиться вечно.
Он дышал. Яд поразил глаза, но не достиг сердца. Теперь я не сомневалась, что это яд гидры: иначе поверхностная рана не вызвала бы таких последствий.
— Помогите! — закричала я, обхватив его голову.
Кто-то наверняка должен помочь! Это яд, а у каждого яда есть противоядие.
«Я оставляю тебя с этой женщиной, но в твой последний час даже она будет умолять меня!» Эти слова промелькнули у меня в голове, будто луч света. Вот кто знает все о ядах. Она любила Париса. Она предвидела, что наступит день, когда его жизнь будет в ее руках. Да, она любила Париса. Но она ненавидела меня.
Энона.
LXIV
Я должна пойти к ней. Где ее искать? Даже если Парис знает, вряд ли он в силах объяснить. Он мечется на постели, то изгибается дугой, то падает на спину и царапает грудь.
— Кровь кипит! Кипит, — бормочет он, закатывая свои ослепшие глаза. Его лицо до неузнаваемости искажено судорогой.
— Мой царевич, сделай глоток. Это отвар ясенца критского. Тебе будет легче, — склоняется над ним врач.
— Энона, — шепчу я на ухо Парису. — Где она живет?
— На горе Ида, — поворачивается он ко мне. — У горячих источников. У тех, что ближе к водопаду.
Но на горе Ида повсюду горячие источники. И водопадов тоже множество — кроме постоянных есть такие, которые появляются во время таяния снегов.
— Дорогой мой, как называется водопад?
Парис только стонет в ответ, и пожимает плечами, и комкает в руках в одеяло.
Сейчас ночь, но я не могу ждать до утра. Яд распространяется слишком быстро. Я приказала запрячь две колесницы, принести теплый плащ и факел, а также вызвала охрану. Потом бегом бросилась через площадь к дворцу Гектора. Двери были закрыты на засов, но я стала колотить в них и кричать, чтобы меня впустили. Дверь открылась, и я прорвалась мимо изумленного охранника с криком «Андромаха! Андромаха!».
Появилась одна из приближенных служанок Андромахи и с очень недовольным видом сказала, что госпожа удалилась в свои покои, она готовится отойти ко сну.
— Я должна поговорить с ней! Позови ее.
Я откинула плащ, чтобы служанка узнала меня: не может же она не выполнить распоряжения, возможно, будущей царицы Трои!
Она выскользнула, унеся с собой светильник.
Каждый удар сердца напоминал мне, что драгоценные секунды уходят, а вместе с ними тает надежда на спасение Париса. Мне показалось, что прошла целая вечность, когда появилась наконец Андромаха, кутаясь в тунику.
— В чем дело, Елена? — спросила она голосом, которым разговаривают с надоедливым ребенком.
— Мы должны поехать на гору Ида! — крикнула я. — Ты должна поехать со мной. Умоляю тебя, Андромаха. Я не могу одна. Помнишь, я ходила с тобой? Теперь ты помоги мне.
— Сейчас? — Она дернула головой, посмотрела в темное окно. — Это невозможно. Нужно подождать, пока рассветет. Даже если мы не нарвемся на греков, все равно это очень опасно. Помнишь, как мы заблудились на обратном пути?
Ее лицо трудно было разглядеть в полумраке, но особой симпатии ко мне оно не выражало. Судя по всему, смерть Гектора навеки пролегла между нами. Все равно, она должна пойти со мной, должна! Она лучше меня знает дорогу. Я схватилась за тунику и потянула, едва не сорвав ее с Андромахи.
— Андромаха! Я должна добраться до горы Ида, я должна найти одну женщину, нимфу, даже в кромешной темноте. Ждать нельзя. Парис ранен отравленной стрелой. Если его кто-то может спасти, то только эта женщина. Она знает разные секреты… Иначе он умрет до рассвета. — Мне показалось, чем больше я умоляю ее, тем меньше сил у меня остается.
Она стояла неподвижно, как камень. И каждую минуту я отнимаю у Париса и трачу на этот камень.
— О какой женщине ты говоришь?
— Ее зовут Энона. Она знает секреты целебных трав. Она вылечивает даже неизлечимые раны. Я должна найти ее и привести к нему. Иначе он умрет!
— Кто-нибудь знает, где ее найти? Ты знаешь?
— Я видела ее однажды… Это было недалеко от того места, где она живет. В роще…
Я вспомнила. Мы с Парисом любили там друг друга. Если я выйду на нужную тропинку, я смогу восстановить весь путь шаг за шагом.
— А если нас поймают греки?
— У меня нет выбора! — крикнула я. — Если меня захватят, я буду меньше страдать, чем сидя в безопасности и глядя, как яд убивает Париса!
Конечно, я понимала, что Андромаха смотрит на вещи иначе. Если ее захватят в плен, то я буду повинна в том, что погубила существо, о котором обещала Гектору заботиться. За спасение Париса я готова заплатить любую цену, но нельзя этого требовать от Андромахи. Я взяла себя в руки и сказала:
— Я все понимаю. Ты не можешь пойти. Прости мне мой эгоизм.
Значит, я пойду одна. Вероятность, что найду дорогу, невелика, но попытаться нужно. Эта попытка — единственное, что я могу сделать для Париса.
— Ты ошибаешься, — произнесла Андромаха. — Я пойду с тобой. И если меня ждет смерть, то я с радостью сойду в царство теней. После смерти Гектора я и так живу в доме, населенном призраками. Возможно, под землей я встречу тень милого мужа. Я готова умереть. Лишь теперь я поняла, что значит такая готовность. — Она надела дорожный плащ, сандалии на толстой подошве и протянула мне руку. — Идем же. И пусть греки не встретятся нам на пути, пока мы не найдем Энону.
Наша колесница проезжала по Нижнему городу, точнее, по тому, что от него осталось. По мере того как атаки греков становились все более длительными и сокрушительными, испуганные жители покидали свои дома на склоне, не доверяя защите, состоявшей из рва и деревянного частокола. Теперь они наряду с беженцами прятались за стенами Верхнего города, ночуя на улицах. Цитадель превратилась в вечно кишащий муравейник. Когда мы выехали из южных ворот, я убедилась в правомерности поступка горожан: греки начали засыпать ров и пробивать брешь в частоколе.
Но в ту ночь у южного склона не было признаков присутствия греков поблизости: ни факелов, ни лошадей. Колесница тряслась, и я одной рукой ухватилась за поручень, а другой обняла за талию Андромаху, которая покачивалась рядом. Она ответила мне тем же, хоть и не сразу, и ее жест походил скорее на объятие, чем на меру предосторожности.
Все это время мне так недоставало Андромахи, единственной женщины, в дружественном расположении которой я не сомневалась. Но сейчас радость от ее присутствия совершенно растворилась в тревоге, которая постоянно усиливалась. С каждым лошадиным шагом мы все больше удалялись от Париса, а моя душа стремилась к нему. Я предпочла бы сидеть рядом с ним, а не ехать на гору Ида в почти безнадежной попытке найти женщину, которую он глубоко обидел.
Мы поравнялись с подножием горы Ида, и возничий предупредил, что дальше проехать будет трудно. Я попросила Андромаху вспомнить то место, куда нас некогда — счастливые дни! — доставили Гектор с Парисом. Если удастся найти то место, у нас появится надежда. Мы давали указания вознице, но ориентироваться в темноте было трудно, и свет факелов мало помогал.
