из-за мальчика?
Вонвальт покачал головой. Затем пересказал всем слова служащей. Когда раздались недоверчивые возгласы и полился поток предсказуемых вопросов, он недовольно поднял руки.
– Больше я ничего не знаю, так что нечего и спрашивать. Идемте, нам нужно собраться и немедленно отправиться в путь. – Он оглянулся на величавый фасад городской ратуши. – Мы явно отстаем от происходящих событий. Если хотим во всем разобраться, нужно действовать быстро.
* * *
Собрав пожитки, мы изо всех сил погнали лошадей в Сову. Здесь, на севере Эстре, дороги были широкими, мощеными и поддерживались в хорошем состоянии, так что за остаток дня и за ночь мы проделали немалый путь. На рассвете последнего дня этого путешествия наши лошади уже щипали сочную травку Эбеновых равнин, а лучи утреннего солнца поблескивали на далеких громадинах столичных башен.
Уже миновало несколько часов утра, и мы ехали по пустынной тропе, что шла вдоль реки Саубер, когда повстречали двоих имперских гвардейцев. Они сидели на обочине, но, завидев нас, поднялись на ноги.
– Милорд префект, – окликнул Вонвальта один из них. Судя по плюмажу на шлеме, это был сержант.
Вонвальт нахмурился.
– Да? – спросил он.
Появилось еще несколько гвардейцев. Они вышли из лагеря, который я заметила только теперь – тот был скрыт за кипарисовой рощей, где несколько лошадей лениво щипали траву.
Мне стало не по себе.
– Что вам нужно? Мне необходимо срочно встретиться с Императором, – сказал Вонвальт.
– Нам приказано отконвоировать вас, милорд, – продолжил сержант.
– Что ж, тогда собирайтесь скорее, – велел Вонвальт, нетерпеливым жестом указывая на их походный лагерь. – Дорога, насколько я вижу, свободна, но наши лошади устали и вряд ли пойдут быстро.
Гвардейцы неловко замялись.
– В чем дело? – спросил Вонвальт.
– Сэр Конрад, – позвала его фон Остерлен, замыкавшая наш отряд.
– Подождите минутку, – не оборачиваясь, бросил Вонвальт.
– Сэр Конрад, – громко и нетерпеливо повторила фон Остерлен.
– Ну что?
– Они имеют в виду «отконвоировать в тюрьму», – со вздохом сказала маркграфиня.
Вонвальт резко повернулся к гвардейцам. Все четверо были в доспехах, вооружены… и защищены от Голоса Императора.
– Как это понимать?
– Боюсь, я должен попросить вас спешиться, сир. И ваших спутников тоже.
– Боюсь, я должен послать вас на хер, если вы решили, что сможете меня арестовать, – сказал сэр Радомир, сплевывая на землю.
– Сиры…
– Я не стану ничего делать, пока вы, Казивар вас раздери, не объясните мне, что происходит, – потребовал Вонвальт.
Сержант поморщился. Справа к четверке гвардейцев присоединились еще двое, которые умывались на берегу Саубер. Похоже, они несколько дней ждали нашего появления. Я подумала, что и на других дорогах наверняка расставлены такие же заставы.
– Прошу вас, милорд. Не стоит доводить до кровопролития. В столице наверняка со всем разберутся, и вас скоро отпустят.
Вонвальт вскинулся, разъяренный.
– До кровопролития?
– Болваны, вы хоть представляете, что сейчас творится на Пограничье? – воскликнул сэр Радомир. – Всего несколько дней назад я своими глазами видел, как демоны прорываются в мир смертных и рвут людей на кровавые лоскуты!
Гвардейцы неловко переминались с ноги на ногу, не зная, чем ответить на эти полоумные речи.
– Вы слышите меня?! – прогремел сэр Радомир.
– Да, сир, – неуверенно ответил сержант, не имевший ни малейшего представления о том, кто такой сэр Радомир. – И все же я не могу ослушаться приказа.
Вонвальт перебил его:
– Немедленно назовите себя, сержант. Я доложу об этом безумии самому Императору.
Сержант все с тем же страдальческим видом, как будто извиняясь, ответил:
– Милорд… Сам Император и приказал вас арестовать.
XXXIX
Вопросов больше, чем ответов
«Тирания любит апатичных».
СОВА. ДВОРЕЦ ФИЛОСОФОВ. НАДПИСЬ НАД ВОРОТАМИ ПРЕЛАТА
В стороне от дороги ждал закрытый фургон, сколоченный из толстых деревянных досок и окованный железом. Нас загнали в него, перед этим разоружив и связав. Я не сомневаюсь – столкнись мы с любым другим врагом, Вонвальт сразился бы с ними. Но наш жалкий обессилевший отряд не мог сравниться с шестеркой имперских гвардейцев, а сэр Конрад, несмотря ни на что, пока не лишился от гнева рассудка и не хотел, чтобы нас всех перебили.
Гвардейцам, которым поручили нас арестовать, явно было приказано не вести с нами никаких разговоров, потому что после неожиданного задержания мы так и не смогли ничего узнать. Вонвальт, столько натерпевшийся за свои старания спасти Империю – или хотя бы ее народ, – вел себя невыносимо. Оскорбленный, запертый с нами, он долго клокотал от злости. Фон Остерлен сидела со скучающим и недовольным видом; сэр Радомир что-то сердито бормотал себе под нос, но вскоре задремал, убаюканный покачиванием повозки. Лютер де Рамберт невозмутимо тихо молился.
Я же не сомневалась – чем бы мы ни вызвали гнев Императора, все разрешится, едва нам дадут возможность объяснить свои действия, а после мы еще посмеемся на этой досадной ошибкой, простительной для Империи, которая находится в состоянии войны. Как выяснилось позже, я совершенно напрасно надеялась на лучшее, но эти мысли хотя бы ободряли меня в течение долгого и мучительного путешествия в город.
К нашему конвою присоединялись все новые гвардейцы – несомненно, их уже отозвали с других путей, ведущих в столицу, где они ждали нашего возвращения. Все были вооружены и закованы в доспехи, словно готовились к битве, и громкий лязг стали привлекал внимание всех, кто оказывался поблизости. Наконец мы въехали во врата Победы, сопровождаемые караулом, который в иных обстоятельствах можно было бы назвать почетным – а он и должен был быть почетным, ведь мы нашли убийцу княжича Камиля. Вскоре нас доставили в Императорский дворец.
Лишь теперь я по-настоящему испугалась. Если поначалу мы были заперты в фургоне все вместе, то теперь нас разделили и поместили в разные камеры, располагавшиеся над подземельями. Камеры не были ни грязными, ни сырыми; они больше походили на комнату в здании стражи, где держали Рейнарда Фулко, или на небольшие жилые покои.
Тем не менее мы были узниками.
Позднее я узнала, что окно имелось только в моей комнате. Оно было перегорожено железными прутьями и выходило на юго-западную сторону Императорского дворца. Здесь мимо дворца текла река Саубер, и из моей комнаты открывался вид на храм Креуса, Библиотеку Закона и Великую Ложу.
Стены были каменными, толстыми и, как я ни старалась, не пропускали мой голос. Я не знала, куда отвели других спутников Вонвальта, и, сколько ни кричала из окна, не могла никого дозваться.
В комнате было совершенно нечем занять мысли, и потому я стала расхаживать из угла в угол, обошла кровать, порылась в ящиках комодов, что стояли вдоль
