Рассчитывать на благоприятные перспективы десанта на болгарском побережье не приходилось. Особенно в Варне. Своеобразным подарком для правительства В. Радославова была бомбардировка русским флотом этого города, произведенная 27 октября 1915 г. по предложению союзников105. Ее проведение обсуждалось сразу же после вступления Болгарии в войну. Удар, который она нанесла в спину сербской армии, был, безусловно, воспринят в Петрограде как враждебный акт и требовал возмездия. Обстрел болгарского побережья стал неизбежным следствием логики войны. Англичане и французы опасались возможного использования болгарского порта Дедеагач на побережье Эгейского моря и планировали атаку города с моря. Союзное командование высказало пожелание, чтобы бомбардировка этого пункта совпала с русской акцией против болгарских черноморских гаваней106.
Главное условие операции, которое должен был выполнить командующий русским Черноморским флотом, – это предупредить Д. де Робека о дате бомбардировки, чтобы обеспечить совместную атаку. 20 октября 1915 г. русские корабли вышли в море, но при подходе к Варне 21 октября погода резко испортилась, сильное волнение до семи баллов исключало возможность прицельной стрельбы. Эскадра была вынуждена вернуться в Севастополь. Союзники в этот же день подошли Дедеагачу и подвергли его трехчасовому обстрелу. В состав эскадры по настоянию союзного командования был включен и крейсер «Аскольд». Городу был нанесен существенный ущерб, ночью союзники провели демонстрацию десанта – сопротивления не было (при этом официальное болгарское коммюнике сообщило о том, что в результате обстрела с моря убито только четыре лошади)107. Однако главная задача так и не была решена. Одновременной операции союзников в Эгейском и Черном морях не получилось.
Новый выход русского флота был назначен на 26 октября. В шесть часов утра 27 октября русские эскадренные броненосцы «Иоанн Златоуст», «Евстафий» и «Пантелеймон», имея впереди три пары тральщиков, в сопровождении 11 эсминцев подошли к городу. С эскадрой шла авиаматка «Николай I» с гидросамолетами на борту. На русском флагмане – дредноуте «Императрица Мария», прикрывавшем операцию от возможного появления «Гёбена», присутствовал контр-адмирал Р. Ф. Филимор, ведавший до этого военно-морским транспортом под Дарданеллами. Командующий очень опасался возможного удара подводных лодок. Гидропланы взлетали парами: первая облетала корабли и, дождавшись вторую, уходила на бомбежку города. Обстрел с кораблей начался в 8 часов 58 минут, после разрыва первых снарядов находившиеся в порту подводные лодки UB-7 и UB-8 немедленно вышли из гавани. Русские летчики к моменту первого налета уже не обнаружили вражеских субмарин108.
«Близко подходя к берегу, – писал участник похода, – корабли устраиваются в боевую линию. Завращались башни. На адмиральском корабле поднимают сигнал. Пушки эскадры разом извергли яркий желтый огонь и клубы коричневого дыма. Дрогнуло все кругом от мощного залпа. Один за другим сыплются залпы 12-дюймовых пушек на болгарские батареи, на мол, на гавань. Серые клубы дыма на берегу показывают, что стрельба идет удачно. Город мы не трогаем. Он кокетливо глядит на солнце, и странным кажется кругом мирно стоящего города весь этот ад»109. По свидетельству (послевоенному) полковника Милчо Железнова, командовавшего береговой артиллерией, несколько снарядов случайно попали в город, но он действительно не подвергался целенаправленному обстрелу со стороны эскадры – в противном случае от Варны остались бы одни развалины. Болгарская артиллерия не могла отвечать на обстрел: русские корабли находились вне зоны действия ее орудий110.
Броненосцы сделали 40 выстрелов 12-дюймовыми и 25 выстрелов 8-дюймовыми орудиями по району маяка, где должны были находиться болгарские батареи, после чего перенесли огонь на порт. В 9 часов 10 минут на кораблях заметили перископ подводной лодки, в 9 часов 13 минут наблюдателям показалось, что в сторону линкора «Пантелеймон» движутся две торпеды. На самом деле подлодка UB-8 атаковала «Пантелеймон» одной торпедой, и корабль уклонился от нее111. В ответ на минную атаку наши корабли открыли бешеный огонь «по перископам», то есть по площади: «Не было живого места на воде. Она буквально кипела от всплесков снарядов»112. В результате русская эскадра предпочла свернуть операцию и вернуться в Севастополь.
Стрельба по мысу Галата продолжалась девять минут, а по объектам Варны – 28 минут113. Гидропланы сбросили 21 бомбу: пять – на железнодорожные пути, три – на портовые склады, несколько бомб попало в строящиеся укрепления. Нельзя сказать, что эта бомбардировка нанесла Варне существенный вред. Были уничтожены или серьезно повреждены железнодорожный вокзал, таможня, радиостанция114. Наблюдатели доносили: «Население было охвачено паникой. Болгары стреляли по нашим летчикам из пулеметов, установленных на больших зданиях центральной части города»115.
Однако чем бы ни была вызвана эта мера, безусловно одно: она была настолько же бесполезна в военном отношении, насколько опасна в морально-политическом. Единственное, что могло иметь военное значение – радиостанция, но она восстанавливалась довольно просто. Варненская железнодорожная станция не имела важного значения, так как основные транспортные перевозки шли тогда через Констанцу и Бургас, а разрушение здания вокзала было вообще бессмысленным. Бомбардировка не помешала немцам вскоре начать использовать Варну как базу для своих подводных лодок. Без сомнения, их команды попали в доброжелательную атмосферу, ведь их появление объясняли необходимостью защиты от возможного повторения русских атак. Обстрел этого города тем более удивителен, что уже в самом начале войны, в декабре 1914 г. подобная же акция – обстрел трех прибрежных городов южной Англии: Скарборо, Уитби, Хартлпула германскими линейными крейсерами – привела к моральному поражению Германии. Конечно, с правовой точки зрения эта параллель не была безусловной – только в Хартлпуле имелась береговая артиллерия, а Скарборо и Уитби были полностью беззащитны и поэтому согласно статье первой главы первой Гаагской конвенции 1907 г. не могли быть объектом атаки116.
Варна являлась укрепленным военно-морским портом, использовавшимся для постоянной стоянки двух германских субмарин, и потому по законам войны вполне могла рассматриваться как военный объект. Следует добавить, что болгарский парламент так и не утвердил Гаагскую конвенцию, однако для общественного мнения этой страны все это уже не было важно. Небольшие материальные достижения этой операции были несравнимы с моральными издержками. По сведениям болгарской печати, в результате обстрела пострадали только мирные жители: 13 раненых и девять убитых, из которых три женщины, одна из них – русская, бывшая замужем за болгарином. Местный официоз «Народни права» заявлял: «После бомбардировки Варны русским флотом без всякого повода с нашей стороны все политические мосты между Болгарией и Россией разрушены. После объявления войны Россией Болгарии первая теряет всякое моральное право называться освободительницей Болгарии, особенно после того как в Варне пали жертвами огня русского Черноморского флота невинные болгары»117.
Первой и достаточно очевидной реакцией на обстрел было дальнейшее укрепление морского фронта Варны. Здесь были установлены батарея 240-мм орудий, а затем еще две 305-мм австрийские пушки118. Разумеется, это были далеко не единственные последствия демонстрации Черноморского флота. В Болгарии, где так опасались русского десанта, подозреваемые или реальные сторонники России (прежде всего в армии, во время мобилизации которой были и случаи проявления симпатий по отношению к России)119 стали жертвами преследований по обвинению в предательстве и пособничестве русскому обстрелу болгарского города. Бомбардировка Варны произвела положительный для России эффект только в Румынии, где убедились в том, что Черноморский флот может быть серьезной угрозой для ее берегов120. К счастью, это была разовая акция, и вскоре Черноморский флот перешел к практике набегов эсминцев на линии Констанца – Константинополь и Варна (Бургас) – Константинополь121. В любом случае, обретение превосходства на море было безусловным и не могло привести к облегчению положения сербской армии.
31 октября (13 ноября) 1915 г. Николай II прибыл в Могилев, где принял доклад М. В. Алексеева, который положил конец планам десанта в Болгарию. 7-я армия должна была помочь Сербии путем прорыва австрийского фронта в Галиции122. К этому времени стало ясно, что придется пересмотреть и прежние планы в отношении Турции. 7–8 (20–21) ноября 1915 г. в Одессу вновь прибыл Николай II. Он осмотрел крейсер «Прут» (бывший турецкий «Меджидие», введенный в состав Императорского флота 16 (29) октября 1915 г., в годовщину турецкого нападения и гибели минного заградителя «Прут»)123, посетил госпитальное судно «Экватор» и транспорт «Руслан», провел смотр войск армии генерала Д. Г Щербачева124. Накануне императорского визита из Севастополя в Одессу был возвращен Гвардейский флотский экипаж125. По докладу командующего армией было принято решение отказаться от проведения Босфорской экспедиции126.
