всеми. Попадется мне такая листовка — сам прочитаю и другим дам. Внук мне ту листовку даст, значит, он умнее меня. А где он, ищи. Найдешь — твой, а не найдешь — мой». Ну, а Ивановна тихо так сказала: «У хорошего хозяина и в избе и на дворе порядок. А в Балакове на хозяйстве ты, Михаил Маркович». Устыдился Зискинд их в кутузку посадить. А Пал Палыч отсидел. Не сдержался старик, крикнул: «Не народу служишь, не революции, а богачам живоглотам!» Ну, и отсидел двое суток. Уволили его со службы.
Слушал я Григория Ивановича, и меня попеременно охватывали то тревога за дедушку и бабаню, то гордость, что они такие смелые и сильные люди.
—А со мной такое дело затеяли,— продолжал рассказывать Григорий Иванович.— Кто? Сообразить не могу. Может, и Лушонков. До войны я над ним подшутил. Стоит на посту полицейском и задремал, а я ему шашку ножом и срежь. Очнулся он, а шашка на земле. В суд на меня хотел подавать, да побоялся — смеяться будут: страж порядка, а на посту уснул. Сделать со мной вон что задумали. Засиделся я у Александра Григорьича. хМесяц закатился, облаков наволокло. Темнота в улицах — хоть на ощупь иди. Ну ничего. Иду это я себе и иду. Вот уж и изба наша. И только я к калитке, а над головой что-то как зашумит с посвистом и по верхней доске ворот как хлястнет. Она, бедная, так и перелетела пополам. Утром нашел, что над моей башкой просвистело. Сердечник1 железный этак фунтов на пять. Не промахнись тот, что кинул, пели бы по мне отходную...
Под луной засияла тихая Балаковка. Миновав плотину, мы кратчайшим путем — через хлебный взвоз — вышли на Самарскую, прямо возле нашего дома. На скамеечке возле калитки сидела бабаня. Встрепенувшись, она поднялась и, будто удивившись, воскликнула:
—Батюшки, да я, никак, задремала!
Но по тому, как трепетала ее рука, поглаживавшая мою лопатку, как прерывисто она дышала, я понял, что ей было не до сна. Она ждала меня. И ждала давно.
1 Сердечник — железный штырь, соединяющий повозку с передней осью,
Дошли-то хорошо ли?
Дошагали. А до чего же светло, прохладно! — весело откликнулся Григорий Иванович, подтягивая голенище сапога.
А ты, никак, домой собираешься? — недовольно спросила бабаня, шагнув к Чапаеву.— Время за полночь, месяц на заходе. Сердечников-то по Балакову тысячи.
Да ведь дома-то, поди, ждут, Марья Ивановна, беспокоятся.
От беспокойства да ожидания еще никого не хоронили.
Ладно. Посижу у вас до первой зари,— согласился Чапаев.
Бабаня принесла из погреба кувшин квасу, разбудила дедушку, и мы до зари проговорили про Толосуна.
Сколько же добрых людей живет со связанными руками! — поникая тяжелой головой, горестно сказала бабаня.
Да, чай, развяжем, Марья Ивановна! — воскликнул Григорий Иванович.
Не доживу я до этого. Уж дюже хитрые те узлы. Не враз распутаешь. Должно, их ножами да топорами сечь придется,— откликнулась бабаня.
А уж доходит до этого,— рассмеялся Чапаев.— Сердечники-то неспроста в ход пущены. Почуяли, что мы вот-вот за топоры...
Григорий Иванович не договорил. В дверь с улицы кто-то коротко и мягко постучал. Дедушка глянул в окно, кивнул и, поднявшись, сказал:
—Свои. Ибрагимыч подводу пригнал. Побеги, Ромаша, открой ворота.
Пара мохноногих саврасых вкатила во двор высокий, на четырех рессорах, с широким расписным коробом цыганский фургон. Махмут развернул его по двору дышлом на выезд и, отстегивая постромки, с усмешкой кивнул на короб.
Я заглянул в него. Там, подмяв траву и раскинув руки, спал Горкин. Красноносый, обрюзгший, с растрепанными усами и ободранной щекой, он не походил на того белолицего, самодовольного и властного хозяина, каким я его знал. Костюм на нем грязный, измятый, мокрый. Ничего не понимая, я глядел на Ибрагимыча.
Сматывая вожжи, он полушепотом бросал:
—Радость у него. Мальцев хутор купил. Псе как есть. Постройки, скот, сад, земля. Псе! Потом пил и пил, прямо из бутылка. Шумел, драться лез. Ему Мальцев щека корябал. А ты чего рано вставал?
Рассказываю ему, что мы еще и не ложились.
—Григорий Ваныч тута! — обрадованно воскликнул он.— Сапсем якшй! Беги зови его, деда зови.
Но Чапаев и дедушка уже спускались с крыльца. Махмут Ибрагимыч толкнул меня в плечо.
—Задержи их. К фургону подходить не надо. Горкин разбудим, шуметь станет, шайтан его бери.
Я остановил дедушку с Григорием Ивановичем посреди двора, и мы уселись на бревне у дома.
Ибрагимыч привязал лошадей под навесом сарая, осторожно нагреб из фургона травы, бросил им под морды и, на ходу доставая из шапки что-то завернутое в пестрый плато-чек, направился к нам. Поравнявшись с крыльцом, махнул рукой.
—Айда лучше в горница!
Здесь он выпутал из платка косо склеенный конверт и протянул дедушке.
—Верный человек его из Саратова привозил. Тебя, Наумыч, искал, напал на меня. С парохода слезал, я сразу ему на глаза попадался. Вчера бы отдавать тебе надо, ну, Горкин, шайтан, как смола пристала: вези его к Мальцеву на хутор. Читай, пожалуйста. Захаровна писал.
Пока дедушка разыскивал очки, я вскрыл конверт. На тетрадочных листках, кривясь то вправо, то влево, сплошняком, без разрывов тянулись буквы. Первое слово я не прочитал, а угадал: «Здравствуйте». А дальше никак не мог сложить буквы в слое а.
Дедушка, отыскав очки, взял у меня листок, подержал перед глазами и растерянно пробормотал:
—Чего же это такое? Не прочитаю.
—А ну, я! — потянулся к листкам Григорий Иванович. Он положил перед собой письмо, насупил брови и долго приглядывался к строчкам, водя по ним пальцем. Усмехнулся: — Прямо загадка, а не письмо. Может, она нарочно так написала? Ну-ка, Ромашка, садись рядом. Вдвоем-то, может, осилим мы ее писание.
Осилили.
Здравствуйте все, все! Пишу вам из Саратова. Зискин-довы комитетчики братья Ергуновы да милиционер Лушонков в целости доставили меня в Вольск. Три дня в арестантке манежили, следствие вели да всякие допросы: откуда да с чем в Балакове появилась, к чему да почему лодку угнала. Лодку, говорю, угнала, а зачем приехала — никому дела нет, человек я свободный. Указала, где лодку искать. Ну, поплыли в устье Иргиза, нашли. Протокол составили, вроде я воровка, подписку взяли, чтобы не выезжала из Вольска. Да не больно-то я глупая. Шаль свою цветистую продала, на извозчика— и в Саратов. Живу у Надежды Александровны, поклон она вам шлет. А вчера зашел к нам из горкинского магазина приказчик и рассказал: вроде Горкин
