она липкая, но я не хочу пачкать ваш носовой платок. Очень любезно с вашей стороны… Я всегда говорила, что мы мертвы при жизни и живы после смерти… Меня бы ничуть не удивило, если бы я увидела астральное тело одного из моих покойных друзей. Знаете, мимо них иногда проходишь на улице. Как-то вечером, совсем недавно, я…
— Вы позволите? — Пуаро вернул треску в сумку. — Так о чем вы говорили?
— Об астральных телах, — отозвалась тетя Кэти. — Я попросила двухпенсовую монету — у меня были только полупенни. Лицо показалось мне знакомым, но я никак не могла вспомнить… И теперь не могу, но, по-моему, это был кто-то, отошедший в потусторонний мир — возможно, уже давно, — поэтому воспоминание было очень смутным… Просто удивительно, как людей направляют к тому, кто им нужен, — даже если дело только в монетках для телефона. О боже, у Пикоков такая очередь — должно быть, получили рулет с вареньем! Надеюсь, я не опоздала!
Перебежав через дорогу, миссис Лайонел Клоуд пристроилась в хвост очереди у кондитерской, состоящей из женщин с угрюмыми лицами.
Пуаро зашагал по Хай-стрит. Он не стал заходить в «Олень», а направился к «Белому дому». Ему очень хотелось побеседовать с Линн Марчмонт, и он подозревал, что это желание взаимно.
Было прекрасное утро — почти летнее, но с подлинно весенней свежестью.
Пуаро свернул с основной дороги. Он видел тропинку, тянущуюся мимо «Плакучих ив» вверх по склону холма к «Фарроубэнку». Чарльз Трентон шел по ней со станции в пятницу, незадолго до смерти. Спускаясь с холма, он встретил идущую наверх Розалин Клоуд. Трентон не узнал ее, что неудивительно, так как он не был Робертом Андерхеем, и она, естественно, не узнала его по той же причине. Но когда ей показали тело, она поклялась, что ни разу не видела этого человека. Розалин сказала так ради собственной безопасности или же она в тот день была настолько погружена в свои мысли, что даже не взглянула на лицо мужчины, который шел ей навстречу? Если так, то о чем она думала? Случайно, не о Роули Клоуде?
Пуаро двинулся по боковой дорожке, ведущей к «Белому дому». Сад выглядел очень приятно. Цвели сирень и золотой дождь, а в центре лужайки возвышалась старая сучковатая яблоня. Под ней растянулась в шезлонге Линн Марчмонт.
Она нервно вскочила, когда Пуаро церемонно пожелал ей доброго утра.
— Вы напугали меня, мсье Пуаро. Я не слышала ваших шагов по траве. Значит, вы все еще в Уормсли-Вейл?
— Как видите.
— Почему?
Пуаро пожал плечами:
— Это приятное уединенное место, где можно расслабиться. Вот я и расслабляюсь.
— Я рада, что вы здесь, — сказала Линн.
— Вы не спрашиваете меня, как ваши родственники: «Когда вы возвращаетесь в Лондон, мсье Пуаро?» — с тревогой дожидаясь ответа?
— Они хотят, чтобы вы вернулись в Лондон?
— По-видимому, да.
— Ну а я не хочу.
— Да, вижу. Почему, мадемуазель?
— Потому что это означает, что вы не удовлетворены. Я имею в виду, не удовлетворены версией, будто это сделал Дэвид Хантер.
— А вам так хочется, чтобы он оказался невиновным?
Пуаро увидел, как она слегка покраснела под загаром.
— Естественно, я не хочу, чтобы человека повесили за то, чего он не совершал.
— Да, вполне естественно.
— А полиция просто предубеждена против него, потому что он их разозлил. Самое худшее в Дэвиде — это то, что ему нравится восстанавливать людей против себя.
— Полиция не так предубеждена, как вы думаете, мисс Марчмонт. Предубеждены были присяжные. Они не подчинились указаниям коронера и вынесли вердикт, вынуждающий полицию арестовать Дэвида Хантера. Но могу вас заверить, они далеко не удовлетворены обвинением против него.
— Значит, его могут освободить? — обрадовалась Линн.
Пуаро снова пожал плечами.
— А кого же они подозревают, мсье Пуаро?
— Тем вечером в «Олене» была женщина, — медленно произнес он.
— Ничего не понимаю! — воскликнула Линн. — Когда мы думали, что этот человек — Роберт Андерхей, все выглядело так просто. Почему майор Портер сказал, что это Андерхей, если это не так? Почему он застрелился? Мы вернулись туда, откуда начали.
— Вы третья, кто использует эту фразу!
— Вот как? — Она казалась удивленной. — А чем вы занимаетесь теперь, мсье Пуаро?
— Разговариваю с людьми — вот и все.
— Но вы не спрашиваете их об убийстве?
Пуаро покачал головой:
— Нет, я просто… как бы это сказать получше… собираю сплетни.
— Это помогает?
— Иногда. Вас бы удивило, как много я знаю о повседневной жизни в Уормсли-Вейл за последние несколько недель. Я знаю, кто куда ходил, кто с кем встречался, а иногда и кто что говорил. Например, я знаю, что Арден шел по тропинке в деревню мимо «Фарроубэнка» и спросил дорогу у мистера Роули Клоуда, что у него был рюкзак на спине и не было багажа. Я знаю, что Розалин Клоуд провела больше часа на ферме с Роули Клоудом и была там счастлива, что для нее весьма необычно.
— Да, — кивнула Линн, — Роули мне рассказывал. Он говорил, что она вела себя как горничная, которой предоставили несколько свободных часов.
— Так он сказал это? — Пуаро сделал паузу. — Да, я знаю многое о происходящем здесь. И многое слышал о людских затруднениях — например, ваших и вашей матери.
— Это не секрет, — усмехнулась Линн. — Мы все пытались выклянчить деньги у Розалин. Вы это имеете в виду, не так ли?
— Я этого не говорил.
— Но это правда! И, полагаю, вы слышали разговоры обо мне, Роули и Дэвиде.
— Но ведь вы собираетесь замуж за Роули Клоуда?
— Разве? Хотела бы я это знать… Как раз это я и пыталась решить в тот день, когда Дэвид выбежал из леса. У меня в голове словно застрял огромный вопросительный знак. Выходить мне за Роули или нет? Даже поезд в долине, казалось, спрашивал о том же. Дым превосходно изобразил в небе знак вопроса.
На лице Пуаро появилось странное выражение. Линн неправильно его поняла.
— Неужели вы не видите, мсье Пуаро, как все сложно? — воскликнула она. — Дело вовсе не в Дэвиде, а во мне! Я изменилась! Меня не было здесь три… четыре года. И я вернулась совсем не такой, какой была, когда уезжала отсюда. Такие трагедии происходят повсюду. Люди возвращаются домой изменившимися, им приходится приспосабливаться. Невозможно несколько лет вести другую жизнь и не меняться!
— Вы не правы, — возразил Пуаро. — Трагедия всей жизни как раз в том, что люди не меняются.
Линн уставилась на него, качая головой.
— Так оно и есть, — настаивал он. — Почему вы вообще уехали?
— Почему? Я поступила
