Скейд начала свой нелегкий путь к ближайшему дорсальному шлюзу.
Спираль проектора раскрутилась до нужной скорости. Клавейн стоял, держась руками за поручни, окружающие сферу просмотра, и разглядывал непонятный предмет, изображение которого появилось в цилиндре. Больше всего это напоминало раздавленного жука: ворох мягких внутренностей, похожих на веревки, вывалившихся наружу с одной стороны жесткого темного панциря.
— Что-то она никуда не торопится, — сказал Скорпио.
Антуанетта кивнула и выразительно присвистнула.
— Отторопилась. Теперь дрейфует, куда звездный ветер понесет. Вот дерьмо, господи… Как думаете, что с ней произошло?
— Что-то нехорошее, но ничего катастрофического, — спокойно отозвался Клавейн, — иначе мы бы вообще не увидели ее. Скорпио, можешь дать увеличение на корму? Похоже, именно там все и произошло.
Скорпио перенастроил внешние камеры. Ему приходилось попотеть, чтобы удерживать в фокусе дрейфующий корабль: дифференциал скорости составлял более тысячи километров в секунду. Примерно через час они окажутся в зоне досягаемости орудий. Сейчас «Зодиакальный Свет» шел с постоянной скоростью, системы подавления инерции были отключены, двигатели заглушены. Огромные маховики раскручивали центральную часть корабля, где обитали все члены экипажа, вырабатывая один «g» центробежной гравитации. Клавейн наслаждался: теперь не надо было бороться с перегрузками и набивать себе синяки каркасным экзоскелетом. А самое приятное — прекратилось воздействие подавляющего инерцию поля, которое нещадно давило на психику.
Скорпио наконец-то настроил изображение.
— Вот, — сказал он. — Теперь все четко.
— Спасибо, — кивнул Клавейн.
Ремонтуа, единственный, кто продолжал носить экзоскелет, прошаркал мимо Паулины Сухой и подошел поближе к цилиндру, окруженный жужжанием сервоприводов.
— Я не знаю, что это за устройства, Клавейн. Но они здесь неспроста.
Клавейн кивнул. Он был того же мнения. В основном, форма звездолета сохранилась, но из его кормовой части веером торчало сложное хитросплетение волокон и арок. Это напоминало моментальный снимок часового механизма, в котором взорвалась небольшая бомба, и россыпь пружин и храповиков брызнула в разные стороны. Клавейн обернулся к Ремонтуа.
— Может быть, рискнешь предположить?
— Скейд поняла, что не сможет от нас оторваться, что мы все равно нагоним ее. И, похоже, пошла на крайние меры.
— Крайние? — переспросил Ксавьер, одной рукой обнимая Антуанетту за талию. Оба были по уши в машинном масле.
— У нее уже была установка, контролирующая инерцию, — продолжал Ремонтуа. — Мне кажется, это не совсем она. Установку переделали, чтобы перейти в другое состояние.
— Какое, например? — спросил Ксавьер.
— Установка убирает инерционную массу… это Скейд называет «состоянием два». Но убирает не полностью. Значит, в поле состояния три вся инерционная масса падает до нуля. Материя превращается в поток фотонов и может двигаться только со скоростью света, не больше и не меньше. Расширение времени становится неопределенным, таким образом, корабль остается замороженным в фотонном состоянии до конца времени.
Клавейн кивнул и пристально посмотрел на своего друга. Казалось, Ремонтуа без возражений носит экзоскелет, хотя прекрасно знал: эта конструкция способна мгновенно обездвижить его, если Клавейн усомнится в его намерениях.
— А «состояние четыре»? — спросил Клавейн.
— Оно может оказаться весьма полезным, — ответил Ремонтуа. — Если Скейд сможет проскочить «состояние три» и плавно соскользнет в «состояние четыре»… Тогда корабль окажется в поле, где его инерционная масса станет отрицательной. Это состояние тахиона. Скейд сможет двигаться со сверхсветовой скоростью.
— Чего она и пыталась добиться? — вежливо уточнил Ксавьер.
— Это самое подходящее объяснение.
— И что, по-твоему, произошло? — осведомилась Антуанетта.
— Некоторая нестабильность поля, — произнесла Паулина Сухой. Ее бледное лицо отражалось в стекле проектора, создавая ощущение, что в цилиндре заперт призрак.
— Если я скажу, что ядерный синтез — это детские игры по сравнению с контролем над пузырем измененного пространства-времени, это будет верно, — Паулина говорила тихо и торжественно. — Это действительно игра, в которую малыши играют на своих днях рождения, пока не вырастут. Подозреваю, что Скейд сумела создать микроскопический пузырь. Скорее всего, меньше атома, и совершенно точно не больше бактерии. Пузырем такого размера управлять легко, но эта легкость обманчива. Видите — вот здесь — серпы и рукава? — она кивком указала на изображение, которое по-прежнему медленно вращалось в проекторе. — Должно быть, это генераторы поля и системы-ограничители. Предполагается, что они позволят полю расширяться, сохраняя стабильное состояние, пока оно не поглотит корабль. Пузырь разрастается со скоростью света, ему достаточно половины миллисекунды, чтобы покрыть звездолет размером с «Ночную Тень», но измененный вакуум расширяется со сверхсветовой скоростью. Пузырь «состояния четыре» имеет такую характерную особенность, как скрученное время — порядка одной на десять в минус сорок третей степени секунды. Не так много для того, чтобы среагировать, если что-то пойдет не так.
— А если пузырь так и будет расти?.. — поинтересовалась Антуанетта.
— Не будет, — заявила Сухой. — А если и будет, ты об этом никогда не узнаешь. И никто не узнает.
— Так что Скейд повезло, что у нее остался корабль, — подытожил Ксавьер.
Паулина кивнула.
— Должно быть, произошла небольшая авария. Вероятно — при переходе из одного состояния в другое. Достаточно застрять в «состоянии три», чтобы небольшой кусочек ее корабля превратился в чистый белый свет. Маленький фото-лептонный взрыв.
— Однако живучесть эта штука сохранила, — возразил Скорпио.
— А признаки жизни подает? — спросила Антуанетта.
Клавейн покачал головой.
— Нет. Правда, их и не может быть — мы все-таки имеем дело с «Ночной Тенью». Ее создавали, чтобы скрывать все, что только можно. Обычные методы сканирования здесь не помогут.
Свин немного поколдовал с настройками, и изображение корабля окрасилось в спектральные зеленые и голубые тона.
— Вот термика, — пояснил он. — Энергия у них еще есть, Клавейн. Если бы основные системы взорвались, корпус бы уже немного поостыл.
— Я не сомневаюсь, что на звездолете кто-то выжил, — сказал Клавейн.
Скорпио кивнул.
— Кто-то — может быть. Они затаятся, подождут, пока мы не пройдем мимо, за пределы дальности сенсоров. Быстро подлатают дыры. И прежде чем ты об этом узнаешь, окажутся у нас на хвосте и начнут создавать нам проблемы.
— Я об этом думал, — отозвался Клавейн.
Свин снова кивнул.
— Ну и что?
— Я не собираюсь атаковать их.
Диковатые черные глаза Скорпио вспыхнули.
— Клавейн…
— Фелка еще жива.
Последовало неловкое молчание. Клавейн чувствовал: тишина давила, как пять «g». Все смотрели на него — даже Сухой. И каждый, похоже, благодарил судьбу, что не обязан принимать подобное решение.
— Ты этого не знаешь, — на щеках Скорпио заиграли желваки. — В тот раз Скейд провела нас и погубила Лашера. И ничем не показала, что Фелка осталась у нее. Потому что Фелки у нее нет. Или вообще нет в живых.
— Хорошо, чем она могла бы тебе это показать? — спокойно спросил Клавейн. — Скейд способна подделать что угодно.
— Что-то узнать от Фелки. То, что одной Фелке и известно.
— Ты ни разу не видел Фелку, Скорпио. Она сильная — намного сильнее, чем полагает Скейд. И Скейд не получит от нее ничего, чем сможет мной управлять.
— Ладно. Допустим, Фелка там. А теперь представь, что Фелку заморозили, чтобы не создавала проблем.
— И какая разница?
— Она ничего не почувствует, — ответил Скорпио. — Сейчас у нас хватает оружия. Мы просто разнесем «Ночную Тень», как мишень в тире. В одно мгновение, безболезненно. Фелка ничего не узнает.
Клавейн почувствовал, что закипает, но пока держался.
— А что бы ты сказал, если бы Скейд не убила Лашера?
— Она его убила, — Скорпио стукнул кулаком по перилам. — Остальное неважно.
— Нет, кое-что очень важно, — вмешалась Антуанетта. — Клавейн прав. Мы не можем действовать так, словно одна человеческая жизнь ничего не значит. Чем мы тогда лучше волков?
Ксавьер, по-прежнему обнимая ее за талию, гордо расправил плечи.
— Я согласен. Извини, Скорпио. Я знаю, что она убила Лашера. И понимаю, как тебя зацепило…
— Ни черта ты не понимаешь, — в голосе Скорпио было больше печали, чем злости. — И не надо говорить мне про ценность единственной человеческой жизни. Просто Фелку вы знаете. А Скейд тоже человек. А как насчет ее команды?
