— Почему я тебе не сказал?
— Да! Именно это я и спросила.
— Потому что твой отец взял с меня слово.
Когда Антуанетта успокоилась и была готова слушать, Ксавьер рассказал ей все.
Много лет Джим Бакс и Лайл Меррик были друзьями. Оба водили свои грузовозы по Ржавому Ободу и его окрестностям. Обычно два пилота, которые работают в одной торговой сфере, вскоре обнаруживают, как трудно поддерживать искренние дружественные отношения, если их интересы слишком часто пересекаются, а подъем экономики в системе сменяется спадом. Однако интересы Джима и Лайла не пересекались, как и их клиенты. Бакс перевозил крупные грузы по коротким высокоскоростным траекториям — обычно в сжатые сроки и не всегда на законных основаниях. Несомненно, он не искал клиентов из преступного мира, но, по правде сказать, не отказывался с ними работать. Клиентами Лайла были почти исключительно криминальные элементы. Они понимали, что его медленная, хрупкая, неуклюжая шаланда на химических двигателях будет последним кораблем, который заинтересует таможенников Конвента и куттеры Акцизного управления. Лайл Меррик никогда не обещал, что груз будет быстро доставлен в место назначения. Он вообще не обещал, что груз будет доставлен. Зато можно было не сомневаться: ни один таможенник не сунет нос в трюм его грузовоза, и никто никогда не узнает, кому принадлежал и кому предназначался груз. В итоге дела у Лайла шли отнюдь не плохо. Скрывать доходы от налоговой полиции составляло для него серьезную проблему, но он успешно изображал неудачника, балансирующего на грани банкротства. Тем не менее, Меррика трудно было назвать нищим. Тот же Джим Бакс мог только мечтать о таком состоянии. Доходы позволяли ему раз в год посещать Город Бездны и проходить сканирование альфа-уровня, обновляя свои предыдущие копии.
Это продолжалось в течение многих лет. Пока в один прекрасный день его не остановил полицейский куттер. Причина была проста: Лайл Меррик никогда не вызывал недовольства властей, явно неспроста. Куттер без труда лег на курс, которым следовала развалюха Лайла, догнал ее и потребовал заглушить главный двигатель. Грузовоз должен был сбросить скорость и приготовиться к стыковке. Но Меррик знал: стоит ему заглушить двигатель — и ему уже не удастся сохранить лицо. Его блестящая репутация строилась на том, что ни один полицейский никогда не досматривал его груз. Позволив представителю полиции подняться на борт, Лайл подписывал уведомление о банкротстве — на этот раз по-настоящему.
Все, что ему оставалось — удирать.
К счастью — или, как оказалось, к несчастью — он уже находился на подходе к Карусели Нью-Копенгагена. По его сведениям, где-то на «ободе» находился достаточно просторный ремонтный док, куда с некоторым скрипом могла вписаться его посудина. Как говорится, в тесноте, да не в обиде. Лайл Меррик как минимум получал возможность уничтожить груз до появления полиции. Понятно, что Лайл создавал себе массу проблем, но не обманул бы доверие клиентов. Для него это было куда важнее собственного благополучия.
Но осуществить этот план не удалось. Куттера приближались, к первому присоединились еще трое, один уже приготовился выстрелить в сторону корабля Лайла стыковочными якорями. Меррик прибавил скорость… и на полном ходу врезался в Карусель. Ко всеобщему удивлению — и прежде всего, к удивлению самого Меррика — он уцелел. Тупоносый обитаемый модуль его звездолета пробил оболочку Карусели, подобно птенцу, который пробивает клювом скорлупу яйца. В момент столкновения скорость грузовоза составляла лишь несколько десятков метров в секунду. Незадачливый пилот отделался множеством синяков и ушибов. Удача не покинула его даже после того, как одна из главных секций силовой установки — раздутые цистерны с химическим топливом — продолжая двигаться по инерции, взорвалась. Жилой модуль вмяло еще глубже в карусель, но и на этот раз Меррик выжил.
Он мог сколько угодно радоваться такому везению, но прекрасно понимал, насколько основательно влип. Сектор обода, в который он врезался, не числился среди густонаселенных, но жертв оказалось немало. Когда грузовоз пробил оболочку, герметичность внутреннего пространства Нью-Копенгагена оказалась нарушена. Воздух с шипением и свистом вырывался наружу через отверстие.
Как раз в этом секторе находилась восстановительная зона — миниатюрные поля и лес, освещенные подвесными лампами. Обычно туда мало кто заходил по ночам — разве что десятка два романтиков, желающих полюбоваться «лунным» светом. Но именно в тот момент на Карусели давали концерт из популярных произведений Квирренбаха, собравший несколько сотен зрителей. К счастью, большинство остались живы, но многие получили серьезные ранения. По последним подсчетам, число погибших составило сорок три человека — не считая самого Лайла Меррика. Не исключено, что эта цифра была занижена.
Меррик не пытался исчезнуть. Он уже знал, что обречен. В принципе, неподчинение приказу о стыковке для досмотра не каралось смертной казнью. У него были средства и способы отвертеться. Но теперь… Со времен Комбинированной Эпидемии, когда Блестящий Пояс перестал быть Блестящим Поясом и превратился в Ржавый Обод, акты вандализма против анклавов стояли в списке самых страшных преступлений. По сравнению с этим гибель сорока трех человек была мелкой деталью.
Лайла Меррика арестовали, судили и вынесли решение. Его обвинили по всем статьям относительно столкновения. Приговор — необратимая смерть нервной системы. Поскольку было известно, что осужденного ранее сканировали, в силу вступало Постановление Мандельштама.
Уполномоченных представителей Феррисвилля не зря прозвали «стирающими головками».
Едва приговор был вынесен, они приступили к поиску и уничтожению всех альфа-бета-симуляций Лайла Меррика. За ними стоял законодательный аппарат Конвента, в их распоряжении были арсеналы поискового и отслеживающего программного обеспечения и устройств, устойчивых к спорам Эпидемии. Они прочесывали базы данных или архивы, выуживая уцелевшие симуляции. Конвент дал им право уничтожить любую общедоступную структуру сбора и хранения информации только по подозрению содержания нелегальной копии. «Стирающие головки» справлялись со своей работой на славу.
Но Джим Бакс не мог допустить, чтобы его друг исчез навсегда. Прежде чем ловушка захлопнулась, друзья Лайла — среди которых были весьма темные личности, — обнаружили его последний альфа-скан и спрятали его от блюстителей закона. Мастерски выполненные исправления в архивных записях клиники создавали впечатление, что Меррик не успел пройти последний сеанс сканирования. «Стирающие головки» долго изучали записи, озадаченные столь странной ситуацией, но вынуждены были признать, что альфа-копия, за которой они гонялись, никогда не существовала. В любом случае, они сделали свое дело: все известные симуляции были стерты.
В определенном смысле, Лайл Меррик избежал наказания.
Однако это была не последняя уловка, к которой пришлось прибегнуть. Джим Бакс сказал, что сможет спрятать скан в таком месте, где блюстители закона вряд ли когда-либо станут искать. Меррик стал субличностью корабля. Альфа-копия человеческого сознания заменила коллекцию алгоритмов и подрежимов, которые представляют собой интеллект гамма-уровня. Настоящее сознание — теперь просто совокупность нервных импульсов, имитация настоящего сознания, — заняло место фиктивной личности.
Настоящий призрак, обитающий в машине.
— Зачем? — спросила Антуанетта. — Почему папа хотел, чтобы все так получилось?
— А как ты думаешь? Он беспокоился и о друге, и о дочери. Таким образом он обезопасил вас обоих.
— Я не понимаю, Ксав.
— Если бы Лайл Меррик не согласился, его бы сейчас вообще не было. А для твоего отца это был единственный способ спрятать скан, не подставляя свою шею. Кстати, Джим получил еще кое-какую выгоду, хотя они с Мерриком об этом и не договаривались.
— Какую?
— Он взял с Меррика слово, что тот будет заботиться о тебе в его отсутствие.
— О нет… — простонала Антуанетта.
— Тебе собирались все рассказать. Это планировалось изначально. Но время шло… и когда Джим умер… — Ксавьер помотал головой. — Понимаешь, мне было нелегко. Как ты думаешь, каково мне было жить с этой тайной? Шестнадцать лет, Антуанетта, черт бы их подрал. Я же был зеленым юнцом, когда твой отец взял меня на работу, помогать ему со «Штормовой Птицей». Само собой, насчет Лайла я знал все.
— Все равно не понимаю. И что значит «заботиться обо мне»?
— Джим знал, что не сможет всю жизнь находиться рядом с тобой. Он любил тебя больше чем…
Ксавьер осекся.
— Я знаю, что он меня любил. И это было совсем не так, как в голографических драмах — какие-то ненормальные отношения между отцом и дочерью. Всякая чушь вроде «ты никогда не говорил, что любишь меня». На самом деле, мы с ним чертовски хорошо ладили.
