"Нас увозили спящими, может даже, чем -то опоили", – подумалось, потому что ничего до: ничего после – размытые пятна.
– Ну? – заглянула ей в лицо Лала.
– Все равно почти ничего, – протянула разочарованно.
– А что ты хотела? Тебе было лет шесть – семь.
– Не такая уж маленькая. Должна была, что-то помнить. Причем тут возраст вообще? Ты ведь возвращаешь память… – и задумалась – а если ее нет? Вернее, нечего вспоминать? Тогда, действительно, и не вспомнишь. Но тогда, она не жила до семи лет, получается? Но тогда почему неясные, рваные, но отрывки чего-то все-таки есть?
– Лала, а ты точно вернула? Все?
И смолкла, не веря своим глазам, даже руку подруге до боли сжала, не замечая того – к ним от скалы шел мужчина, и Эрика могла поклясться – это был Майльфольм. Тот самый, ее первый страж, любовь ее погибшей сестры, первый кто сказал ей, что она не землянка, а местная. Тот, кто погиб, или, во всяком случае, считался погибшим. Ведь никто не сомневался, что стража убил Эберхайм.
Он остался на мосту, у него не было шансов… так сказал Эрлан, который оставался с ним. А выходило – бросил? Парень не убит, он был в плену?
Майльфольм встал в паре метров от девушки и смотрел с нескрываемой радостью, у него даже глаза посветлели. Он чуть похудел, у скулы шла царапина, но в остальном, живой, целый, здоровый.
Эрика оглушено пялилась на него, не зная принимать его за живого или привидение, плакать или смеяться.
– Эя, – потянула ее Лала – не понравилось явление незнакомца, хоть тот и был стражем.
– Все нормально, Лала, – прошептала Эрика. – Ты иди. Это мой старый знакомый, он был моим стражем.
Майльфольм склонил голову, приветствуя Самхарт и, та чуть успокоилась, оглядела мужчину, оценивая.
– Ладно, – протянула. – Я тогда пойду.
– Я всего лишь поговорю с изначальной, – заверил ее страж. Лала двинулась в город, оборачиваясь и не спеша.
– Лала, не говори что я здесь, хорошо? Дай спокойно пообщаться, – попросила Эрика. Та автоматически кивнула, но поняла ли – вопрос.
Лайлох же шагнула к Майльфольму:
– Ну, здравствуй.
– Здравствуй, – чуть изогнулись губы в улыбке. – Ты расцвела.
– Я буду мамой.
– Вижу. Рад. Кто отец?
– Эрлан.
Майльфольм кивнул, но улыбка увяла, взгляд ушел в сторону.
– Ты обижен на него? Как тебе удалось выбраться? Я не верю своим глазам! – она, наконец, поняла, что страж не грезится – шагнула, взяла за руки. – Я так рада, что ты жив! Да все рады будут!
Она искренне светилась от радости, но мужчина вел себя странно и отодвигался, словно стеснялся ее восторга.
– Я не хотел бы, чтобы кто-то знал, – протянул, со значением глядя на девушку. Эра притихла – поняла, что что-то здесь нечисто.
– Рассказывай.
– В общем – нечего. Меня не убили, как видишь. Эберхайм взял меня с собой. Мы много, долго и часто с ним разговаривали. Нет, он не выведывал… Тебе нужно поговорить с ним, Эйорика, это очень важно.
Он был серьезен, и это тревожило. Девушка хмурилась, перебирая в уме варианты возможного развития событий, того что было со стражем. И не отметала тот, в котором Майльфольм попросту перешел на сторону Эберхайма. В принципе, только этот вариант и остался, когда мужчина смолк.
Эре стало горько, так же глубоко и искренне, как только, что радовалась возвращению старого друга и защитника. Она пережила с ним слишком многое и верила ему, и в какой-то момент, еще ничего не зная, казалось, любила. Он был первым своим, которого она встретила на Деметре, и искренне считала его первым иным.
А теперь он стоял перед ней и говорил, что нужно встретится с врагом, с тем, кто гонял их, кто убил Самхата, и многих других, кто превратил этот чудесный мир в арену кровопролития, бед и горестей.
Она отступила, еще не желая верить в предательство, но, уже понимая, что других объяснений быть не может:
– Конечно. Встретиться… – повторила эхом.
– Это очень важно, Эйорика. Важно не для меня или тебя – важно для всех.
– Да. Конечно. Очень важно. Так ты за этим только и пришел? – прищурила на него глаза, силясь понять, откуда червоточина в этом, удивительном, вроде бы, человеке, смелом, мужественном, и, казалось, порядочном. – Пришел подставить меня, как Нейлин? Одной ее тебе не хватило?
Майльфольм сжал зубы и опустил взгляд.
– Ты думаешь, что много знаешь… Я тоже так думал, Эйорика, – уставился опять в упор. – Можешь винить меня в чем угодно – твое право. Но, хотя бы в память о Нейлин, выслушай Эберхайма.
– Да. Всенепременно, – отступила еще на шаг. – В память о Нейлин. В память об Аркаране Лой. Райенов, Самхартов, Ольрихов, Лайлохов, Сабиборов, Ламархов… Я могу перечислять до вечера тех, кого убил твой Эберхайм, – процедила. – Мне не о чем разговаривать с этим упырем. Я никуда с тобой не пойду.
– Эйорика… – мужчина бледнел скулами, смотрел на нее с отчаяньем и, буквально, молил взглядом. – Я прошу тебя. Да, я совершил преступление по отношению к твоей сестре, но я любил ее. И никого никогда не предавал. Я скорее умру, чем предам или подставлю тебя. Мне хватит боли и стыда за Нейлин. Прошу тебя, просто поднимись на эту скалу и поговори.
– Почему на эту скалу? – окинула взглядом "бур".
– Иначе ему не появиться здесь. А значит, не поговорить с тобой.
– Значит он здесь? – прошло холодком по коже. Главный жестокий враг здесь, в мирном, ничего не ведающем об опасности городе, полном людей.
Надо поднимать всех…
– Будет, если придешь ты.
– Как это понимать?
– Не спрашивай, узнай все сама. Я всего лишь страж, к тому же, оступившийся. Я изгой, по сути. Мне не поверят. А ты изначальная великого рода. Тебя послушают, тебе поверят. Опасаться нечего. Эберхайм один и он тебя не тронет. Никого не тронет. Он хочет всего лишь поговорить с тобой.
Эра долго молчала, пытая взглядом Майльфольма.
Да, он вышел из небытия, он цел и невредим и не скрывает, что связан с этим упырем. Да, был с врагом, да, его могли использовать, да, может подставить. Но разве подставлял, предавал? Разве не он вытаскивал ее снова и снова, не нянчился как с лялей, и не тронул, когда она хотела, не ведая, что эта страсть не ее, а сестры, и собой прикрывал на мосту…
– Поверь мне, пожалуйста, – выдохнул таким тоном, словно от ее решения зависит жизнь или смерть.
Нет, Майльфольм не станет так умолять, чтобы просто сдать ее в руки Эберхайма. Ну, убьет ее тот – что дальше? Ничего не выиграет – ежику ясно.
К тому же Лала знает, где она и с кем, сообразит – не глупая. Сможет поднять тревогу.
– Хорошо.
Эрика приподняла юбки, матеря их на чем свет, и двинулась к тропке вокруг скалы.
– Только учти, если со мной что-нибудь случится, это будет на твоей совести.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
